— А ты где? — Даже этот совсем короткий вопрос дался мне с большим трудом. Слова выходили из глотки очень туго, и они ее как царапали, а голос получился глухой до неузнаваемости.
— Катя? Это, все же, ты, или нет? — Вот и Сергей на том конце связи засомневался, что говорил именно со мной. — Ответь, или я вешаю трубку.
— Я, я. Не сомневайся. — Просипела только после того, как с надрывом откашлялась.
— Что у тебя с голосом? — И он еще спрашивал! Возмущение начало во мне подниматься стремительно, как никогда ранее. Особенно этому способствовал тот факт, что его собственный голос вполне нормально звучал, бодренько так, как если бы ничего и не произошло недавно.
— Приболела…немного…
— А, а! Тогда понятно. Так что ты хочешь от меня услышать?
— Мне повторить вопрос, Сережа? — Я старалась, я очень старалась не выдать своего волнения, обиды, переживаний. Похоже, мне это удалось, потому что он продолжал говорить вполне буднично, уж точно ни о чем не переживал.
— А, нет, не надо. Я его помню. Я в Питере, Катя.
— Почему там? — Мои брови нахмурились сами по себе, а еще пальцы на руках сжались так крепко, что побелели в суставах.
— Почему бы и нет?! — У меня создавалось впечатление, что он разговаривал со мной и еще параллельно что-то делал. Так звучал его голос. Как бы был немного отстранен от беседы. — Здесь моя родина. Здесь живут мои родители.
— Что это значит, Сереж? Ты меня бросил? — На последнем слове голос меня предал, а дыхание прервалось. Задышать вновь было совсем не просто.
— С чего ты взяла? Просто решил немного пожить врозь.
— А разве, это ни одно и то же?
— Мне так не кажется. И знаешь, что? Давай сейчас прекратим разговор, а? Нет, правда, мне сейчас катастрофически не хватает времени на сборы. Надо уже выбегать, а я все копаюсь. Ты простишь меня? А как улажу кое-какой вопрос, так тебе позвоню сам. Идет?
— Нет. Не идет. Ты не можешь так относиться ко мне. — Почувствовала, что мою внутреннюю заградительную дамбу для собственных эмоций начало прорывать нахлынувшими чувствами. — Объяснись! Что происходит?! На это много времени не надо. Ты умеешь объясняться лаконично, дорогой. Давай, не тяни. Время пошло. В пять минут уложишься? Потеря этого времени не слишком осложнит твою насыщенную жизнь?
— Что ты так завелась, Катька?! Что не предупредил тебя об отъезде?
— Не тяни, Сергей. Забыл, что это у тебя жесткий лимит времени?
— Ладно. Будь все по твоему. Скажу. Не хотел делать это пока, но… Мне обещают роль. Здесь. В Питере. Такую, которую хотел. Ты поняла меня? Надо признать, что в Москве у меня не сложилось. А здесь все обещает быть в шоколаде. Как тебе такая новость?
— Вот как… В Москве, значит, у тебя не сложилось. — Сама не знала, что чувствовала, ощущения были еще неиспытанные ранее. Возможно, вот так в людях умирала душа.
— Эй! Ты там? Катя?! Тебя плохо слышно. Ты шепчешь? Или это что-то со связью?
— Я здесь. И я рада за тебя. Очень.
— Правда?! Я знал, что ты у меня человечек с большим пониманием. Спасибо, Катюха.
— Да. Пожалуйста. Желаю тебе всего хорошего.
— Эй! Ты со мной уже прощаешься, что ли? Ты не обиделась, все же, случайно? Ответь.
— Нет. Что ты?! Просто, не хочу тебя долее задерживать. Ты же спешил.
— О, да! Я уже опаздываю. Как все выяснится окончательно, так позвоню и расскажу в подробностях, что и к чему. Идет? Тогда пока!
Я еще некоторое время сидела с зажатым в руке телефоном. Наверное, это снова был он, шок. Что конкретно меня доконало в том разговоре, понять не получалось. Вроде, и не плохая вовсе была беседа. Особо придраться не получалось ни к какому слову. Но, почему же тогда, в висках так пульсировала кровь, и билась мысль о предательстве? А еще внутри меня образовалась, ну, просто, вселенская пустота. Надо было ее срочно чем-то заполнить. Иначе, я сама не знала, что тогда должно было случиться, но мне было очень страшно. И я поступила неожиданно для себя. Взяла и потянулась к бутылке.
Да. Такая странность случилась со мной тогда впервые. Обычно спиртным нисколько не увлекалась. И еще я в нем ничуть не разбиралась. Поэтому в руку взяла просто самую большую и яркую бутылку. Даже, сказала бы, она сама ко мне попросилась. Открутить крышку сразу не получилось, немного помучалась. Зато потом в эмоциональном накале плеснула себе в коньячный бокал изрядную порцию какой-то золотисто-коричневой жидкости, как говорится, от души, и выпила, не отрываясь от стеклянного края и не прерываясь ни на секунду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Фу! Гадость какая! — Отставила стакан на журнальный стол и откинулась к спинке кресла, ожидая, что мне сейчас станет легче жить. — Отчего-то же мужики делают так?! Вот и у меня должно получиться.
Но прошло изрядно минут, а действие алкоголя запаздывало по всем статьям. Я не ощущала расслабленности ни в теле, ни в мыслях. Наоборот, внутри как сворачивалась виток за витком жутко тугая пружина.
— Черт! Больно! — Вся сморщилась и плеснула в стакан еще порцию все запаздывающего успокоения. — А что это я здесь пью? — Повернула бутылку этикеткой к себе. — Виски. Один черт! Еще, что ли, заглотить?
И тут из прихожей послышался звук отпираемого замка. Это возвращалась из аптеки бабушка. И я пошла ее встретить. Как была с бутылкой и стаканом в руках, так и пошла.
— Катюша! Я пришла. Как ты здесь? — Это она меня еще не видела. Переодевала туфли на домашние тапочки и кричала мне, а я стояла рядом.
— Нормально. Как иначе? — Наверное, ей не понравился уже мой голос. Потому что она на него напряглась. Потом подняла голову, развернулась в мою сторону и некоторое малое время была потом еще в растерянности. — Ты что делаешь? Ты решила напиться? В спиртном горе свое утопить? Не смей! Не стоит он того! Да он мизинца твоего не стоит! Отдай! Немедленно отдай! Ты же не пила это, правда?
— Чуть-чуть. Не сердись.
— Бедная моя девочка! — Она прижала мое слабое тело к своей груди, когда разлучила меня с виски и стаканом, и принялась, как баюкать. — Цветочек мой нежный! Радость моя единственная!
Вот жалость ее ко мне меня и подкосила. В груди вдруг все заклокотало, руки и ноги задрожали, в горле образовался ком, не совместимый с дыханием. Пришлось его прогонять оттуда. Я кашлянула раз, другой, а вместо кашля послышался вскоре всхлип. Один, другой. И вот я уже рыдала навзрыд. Наружу из меня вылетали очень странные звуки. Они были шокирующими для меня прежней, но в тот момент ничуть не волновали меня тогдашнюю. А бабуля все что-то приговаривала. Ласковое и не очень. Грубое и не совсем. И еще она постоянно меня гладила. По плечам, рукам и спине. Баюкать не переставала тоже. И как-то так получилось, что не заметно для меня впихнула мне в рот пару тех волшебных таблеток, что притащила тогда из аптеки.
А потом в нашей квартире снова стало многолюдно. Нет, не пришел никто посторонний. Наблюдала все ту же компанию: бабуля, Марья Гавриловна и Галина Ильинична. Они появились, как из-под земли выросли и принялись сновать и хлопотать вокруг меня. И это не радовало. Даже поняла, что очень не желала их присутствия в моей квартире. Но, кто же меня спрашивал? А мне было очень не по себе, что они видели меня такой слабой, некрасивой, никчемной, жалкой. Мне было очень стыдно перед ними за такое мое состояние, но ничего не могла с этим поделать.
— Он меня бросил! — Вопила я и даже все пыталась вырваться и куда-то бежать. — Он меня не любил! Он меня пре-да-ал!
Как мне сделали укол в плечо, даже не почувствовала. И после него еще какое-то время меня держали крепкие объятия, но не моего любимого мужчины точно. Свой крик, разносящийся по московской квартире, я слышала, а очень хотелось докричаться до Питера. Только это было невозможно. Как и долго сопротивляться той дозе лекарств, что попала мне в кровь через иглу шприца, и что упала мне в желудок в виде двух волшебных таблеток, растворившихся в значительном для меня объеме алкоголя. Отключение всего организма, все же, наступило. Пусть и не быстро, но зато меня вырубило по полной программе.