Читать интересную книгу Противоборство - Даниял Ибрагимов

Прислуга, вернувшаяся на следующее утро, обнаружила, что камин забит пеплом сожженных бумаг, а сам хозяин находится в мрачном, подавленном настроении. Через несколько дней Рудольф уехал во Франкфурт к дочери, где его уже ждала Марта. Проведя здесь несколько дней, он 26 сентября выехал один в Гент. Отсюда он отправил несколько открыток друзьям и жене письмо. Это было странное, смятенное, поэтическое письмо – свидетельство сильного расстройства или болезни Рудольфа. Адресовав его во Франкфурт, он по ошибке написал на конверте свой мюнхенский адрес. И эта ошибка, возможно, оказалась для него роковой. Марта получила письмо слишком поздно...

Вечером 29 сентября Рудольф Дизель с двумя коллегами и друзьями – Карелсом и Люкманом – погрузился в Антверпене на паром «Дрезден», идущий через Ла-Манш в Харвич. Около 10 часов вечера они разошлись по каютам, договорившись встретиться утром в 6.15.

Дизель в назначенное время не появился. Карелс пошел за ним. Дверь каюты оказалась запертой, и бельгиец с удивлением увидел, что койка, приготовленная стюардом для сна, даже не смята, багаж не раскрыт, хотя ключ торчал из замка чемодана. Карелс заметил карманные часы Рудольфа, положенные так, чтобы можно было видеть стрелки лежа на койке. Записная книжка лежала раскрытой на столе. И дата 29 сентября – отмечена в ней крестиком.

Обеспокоенный не на шутку, Карелс дал знать капитану. И тут выяснилось, что дежурный офицер во время утреннего обхода обнаружил шляпу и свернутое пальто Дизеля, засунутые под рельсы.

Лишь через 10 дней командир маленького бельгийского лоцманского катера в штормовом Северном море заметил качающийся на волнах труп. Моряки извлекли его из воды, сняли с распухших пальцев кольца, извлекли кошелек, карманную аптечку, футляр для очков и, следуя старой морской традиции, вернули морю его добычу. Вызванный в Бельгию сын Дизеля подтвердил, что все эти вещи принадлежали его отцу – Рудольфу Дизелю.

Родственники Дизеля были убеждены, что ом покончил с собой. Рудольф долго и мучительно болел, разорился. Он странно и непонятно вел себя перед этой поездкой. Потом выяснилось еще одно обстоятельство в пользу этой версии: накануне отъезда он подарил жене чемодан с просьбой не открывать его несколько дней.

В чемодане оказались деньги – 20 тысяч марок, все, что осталось от баснословного состояния. Наконец, отправляясь в путешествие, Рудольф взял с собой не золотые, как обычно, а стальные карманные часы...

Но если это самоубийство, то почему он не оставил никакой записки? Почему он, щепетильный и пунктуальный в любых формальностях, не оставил завещания? Почему накануне смерти он с интересом обсуждал вопросы, важные для его карьеры? Почему за несколько часов, может быть, за несколько минут до исчезновения он с энтузиазмом говорил о деталях своего выступления в автоклубе?

Никто и никогда уже не сможет ответить на эти вопросы. Как всякое таинственное и драматическое событие, исчезновение Дизеля породило немало темных слухов, догадок, домыслов, пересудов. Поговаривали о том, что Рудольфа убрали наемные убийцы, действующие в интересах конкурентов или иностранных держав, обеспокоенные установкой его двигателей на подводных лодках. Ходили даже слухи, что к устранению Дизеля приложили руки германские угольные монополии, начавшие опасаться конкуренции со стороны нефтяной промышленности. Сколь бы не интриговали воображение любителей такие возможности, трудно поверить, что так было на самом деле. Дизель-моторы не так уж сильно угрожали угольным монополиям. Их всеядность, напротив, открывала новые рынки для сбыта продуктов перегонки каменного угля. Не случайно именно Германия, лишенная нефти, долгое время производила больше дизель-моторов, чем богатая нефтью Америка. Да и в конце концов наивно было бы думать, что устранение Дизеля могло затормозить победное шествие дизель-моторов по земному шару.

Надо отметить, что через несколько лет после изобретения Рудольфом Дизелем своего мотора на одном из Петербургских заводов был испытан более совершенный стационарный двигатель, работавший и на керосине, и на нефти. Впрыск топлива осуществлялся сжатым воздухом, вырабатываемым специальным довольно громоздким компрессором.

Заслуга же создания бескомпрессорного двигателя с самовоспламенением рабочей смеси при высокой степени сжатия принадлежит нашему соотечественнику Г. В. Тринклеру. В 1900 году его двигатель, работающий на нефти и предназначенный для установки на транспортных средствах – теплоходах, подводных лодках, успешно прошел испытания на Путиловском заводе. В дальнейшем двигатели подобного типа пытались устанавливать на сухопутных транспортных средствах. Однако они оказались громоздкими и, что весьма существенно, малоэкономичными. Ликвидировать как тот, так и другой недостаток можно было, лишь сконструировав новую топливоподающую аппаратуру. А это был весьма крепкий орешек.

Харьковский паровозостроительный

В 1897 году в Харькове вступил в строй первый в России специализированный паровозостроительный завод с программой выпуска 185 паровозов в год.

После Октябрьской социалистической революции завод стал многоотраслевым, со значительной численностью рабочих. Наряду с паровозами и тракторами он выпускал дизели в 200 и 3100 лошадиных сил.

Еще в 1922 году в КБ теплового отдела ХПЗ начались исследования в области бескомпрессорного режима и разрабатывалась топливная аппаратура – насосы и форсунки, с помощью которых можно было осуществлять непосредственно впрыск топлива в цилиндр двигателя без помощи сжатого воздуха. В результате исследований в 1930 году был создан четырехцилиндровый бескомпрессорный дизель Д-40 мощностью 470 лошадиных сил с топливным насосом и форсункой оригинальной конструкции.

Возглавлял тогда тепловой отдел, или, как его называли,– отдел «400», Константин Федорович Челпан, человек волевой и целеустремленный, конструктор с теоретическим чутьем, умевший организовать творческий коллектив. Его критериями в работе двигателя были экономичность, прочность, простота. Во многом благодаря ему Д-40 показал довольно высокие результаты. В частности, хорошо работали насос и форсунка, а расход топлива составлял 175 граммов на лошадиную силу в час. К сожалению, двигатель имел большие размеры, а обороты коленчатого вала не превышали 215 в минуту.

Вот это «к сожалению» и не позволило приспособить Д-40 на танк, которому нужны двигатели гораздо меньших размеров и массы, способные сделать его быстроходным. Кроме того, танковый дизель должен иметь простую и надежную систему охлаждения и работать в условиях высокой концентрации пыли и при большой тряске. Само собой разумеется, что для тяжелых танков и мощности его не хватало, чтобы обеспечить соответствующее количество лошадиных сил на тонну массы танка.

Необходимо подчеркнуть, что над созданием танкового дизеля раньше, чем в тепловом отделе ХПЗ, начали заниматься в научно-исследовательском автомоторном институте. Почему именно в НАМИ? Дело в том, что с первых дней Советской власти наша страна прежде всего начала создавать воздушный флот, а для него нужны были моторы.

Но моторы молодой республике необходимы были также для автомобилей, тракторов, броневиков; танков и т. д. Вот почему Советское правительство организовало в стране первый научно-исследовательский автомоторный институт – НАМИ. Организовать его поручили Николаю Романовичу Бриллингу – профессору Московского высшего технического училища имени Н. Э. Баумана. Профессор Бриллинг был восходящей звездой русского моторостроения. Опубликованная в 1907 году его докторская диссертация «Потери в лопатках паротурбинного колеса», в которой впервые были освещены все факторы, определяющие КПД паротурбинного колеса, а также книги «Двигатели внутреннего сгорания» и «Исследования рабочего процесса и теплопередачи в двигателе Дизеля» были буквально нарасхват среди инженеров и студентов-мотористов.

В НАМИ начинали работать многие будущие известные советские моторостроители: Евгений Алексеевич Чудаков, впоследствии академик, Александр Александрович Микулин – племянник Н. Е. Жуковского, будущий академик и создатель авиационных моторов для многих поколений отечественных самолетов, и другие.

Диапазон работ НАМИ в то время был чрезвычайно широк: институт занимался авиационными двигателями, автомобильными моторами, а также конструированием самих автомобилей и созданием моторов для танков. При этом среди авиационных двигателей разрабатывались и нефтяные, и дизельные, и бензиновые как с воздушным, так и водяным охлаждением. Кроме того, Бриллинг по старой привычке строил еще и аэросани.

Экспериментальная база НАМИ была слабенькой: десяток-другой станков. И каждую новую конструкцию приходилось создавать, как говорится, на ощупь, методом проб и ошибок. Но слабость экспериментальной базы Бриллинг компенсировал очень высоким уровнем теоретических исследований. Сам он был первоклассным теоретиком.