Но откуда же доносится эта чудесная музыка?
Она медленно повернула голову на подушке и приоткрыла глаза. В нескольких футах от нее в залитом солнцем оконном проеме сидел незнакомец, перебиравший струны лютни. Джонет видела его со спины, только руки, красивые руки истинного аристократа можно было хорошо разглядеть. Склонив голову с черными, как вороново крыло, волосами, он был, казалось, целиком погружен в музыку. Да, руки у него были красивые, сильные, с длинными, точеными, необыкновенно ловкими и гибкими пальцами. Словно зачарованная, она следила, как из-под этих пальцев, более искусных, чем у любого из когда-либо виденных ею музыкантов, льется волшебная мелодия.
Джонет пошевелилась, и незнакомец мгновенно поднял голову. К ней повернулось смуглое, мужественное лицо с красивыми чертами и притягивающими к себе серебристо-серыми глазами. Горькие и жесткие складки в углах рта заставляли задуматься: неужели у этого прекрасного музыканта такое суровое лицо?
Тут он улыбнулся, и его улыбка произвела на нее более сильное впечатление, чем его музыка. Суровый рот смягчился, холодный оценивающий взгляд потеплел. Джонет глубоко вздохнула, почти не замечая боли в боку.
— Итак, — начал он, откладывая в сторону лютню и поднимаясь на ноги. — Наконец-то вы проснулись. Вас нашел пастух и чуть было не бросил, решив, что вы мертвы. Я рад, что он ошибся.
Он двинулся к ней, и Джонет запоздало спохватилась, что лежит в чужой кровати, а незнакомый мужчина склоняется над нею. Ее память была словно в тумане, и лишь одно она помнила отчетливо: кто-то угрожал перерезать ей горло. Она постаралась понять, где находится, но попытка сосредоточиться вызвала нестерпимую боль, молотом застучавшую у нее в висках.
— Старайтесь ни о чем не думать, — тихо посоветовал незнакомец. — Вы сильно ударились головой и лежали замертво, когда мои люди нашли вас. Ни о чем не тревожьтесь. Здесь вы в безопасности.
В безопасности? О, если бы это было правдой! Но где же Дункан и Гордон и что, во имя всего святого, означает «здесь»?
Джонет попыталась что-то спросить, но во рту у нее пересохло, и она лишь беспомощно облизнула растрескавшиеся губы.
Оказалось, что незнакомец умеет читать мысли не хуже, чем играть на лютне. Взяв чашку со столика, он уселся рядом с девушкой, одной рукой приподнял ей голову, а другой поднес чашку к ее губам.
— Сперва потихоньку, мелкими глоточками, не спешите, — предупредил он. — Воды сколько угодно.
Прохладная вода, проникая ей в горло, оживила Джонет. Она открыла глаза.
Лицо мужчины находилось всего в нескольких дюймах от ее лица. Это было загорелое и гладкое лицо молодого человека, на котором, впрочем, выделялись глаза, полные горечи и несколько циничные для его возраста. В их притягательной серой глубине Джонет различила золотистые крапинки. Очень красивые глаза. С ресницами густыми и длинными, как у девушки.
Что-то неясное шевельнулось в памяти Джонет. Она не знала этого человека. Ни одна женщина на земле не смогла бы забыть такое лицо, если бы видела его хоть раз. И все же было в нем что-то уже знакомое… Что-то неуловимое… Какое-то дуновение…
— Кто вы? — прошептала она.
Незнакомец подложил подушку ей под плечи, потом вытянул ее руку из-под покрывал. Казалось, он был целиком поглощен единственной задачей — заставить ее пальцы удержать чашку. Но в конце концов ему пришлось поднять голову.
— Меня зовут Александром. — Прекрасные серые глаза чуть прищурились. — А вы кто?
Кто? На мгновение Джонет охватил смертельный ужас. Она не сомневалась, что ее состояние не укрылось от его всевидящих глаз.
— Не пытайтесь ничего скрывать, милая. Сразу видно, что вы попали в беду, — сказал он мягко. — Расскажите мне правду, может, я смогу помочь. Ну-ка, давайте начнем сначала. Как вас зовут?
Мужчина был хорошо одет и выглядел как настоящий джентльмен. Джонет огляделась вокруг. Полог из золотой парчи над постелью и массивная дубовая мебель свидетельствовали о богатстве. Может быть, он действительно сможет ей помочь? Но скорее всего этот человек в сговоре с Дугласами.
— Вы мне не сказали, к какому клану вы принадлежите, — возразила Джонет.
Он выразительно приподнял черную бровь.
— Ну, положим, вы мне даже имени своего не назвали.
— Это не важно. Вы меня не знаете, — торопливо проговорила девушка. — Я служу горничной в одном из богатых домов по соседству.
Его лицо оставалось по-прежнему невозмутимым.
— Понятно.
Схватив Джонет за руку, он ловко перевернул ее ладонью к свету.
— Горничная-белоручка? Да у тебя, как я погляжу, на редкость снисходительная хозяйка! А может, ты просто ленива? А ну-ка, милочка, — он вновь улыбнулся, но в его улыбке уже не было теплоты, — давай-ка попробуем еще разок. Придумай что-нибудь получше.
Джонет пыталась отнять у него руку, но его пальцы стальными тисками сомкнулись у нее на запястье.
— Да, кстати, откуда у тебя все эти красивые безделушки? Ты что же, обокрала свою добрую хозяйку? А может, ограбила дюжину знатных дам по соседству?
У Джонет перехватило дух.
О Боже, ее драгоценности!
Наверное, их обнаружил тот, кто укладывал ее в постель. Она уставилась на свою руку, только теперь заметив, во что одета. Ее тело было облачено в мягкое, облегающее одеяние тонкого белого льна с манжетами, богато отделанными кружевом.
На Джонет нахлынула удушливая волна унижения. На ней была мужская рубашка. Мужская рубашка и, похоже, ничего больше. И не просто чья-то там рубашка. Это была явно его рубашка.
Она вскинула голову, превозмогая стыд.
— Так что насчет этих драгоценностей, милая? — мягко напомнил он.
— Я… Они не мои… Мне поручили их передать… кое-кому, — произнесла Джонет, заикаясь.
Мысли у нее путались, голова раскалывалась при малейшем умственном усилии. Она закрыла глаза, схватившись свободной рукой за лоб.
— Я никого не обокрала. Прошу вас, оставьте меня в покое. Я… Мне больно.
Он тотчас же отпустил ее. Послышался звук льющейся в таз воды, и у нее на лбу очутился прохладный влажный компресс.
— Ты сильно ударилась, — деловито заметил незнакомец. — Сделай глубокий вдох. Еще. Еще. Вот так. Боль утихнет.
Его пальцы отвели прядь волос с ее лица. Прикосновение показалось нежным как ласка. Она представила себе эти длинные сильные пальцы, перебирающие струны лютни, но в ту же минуту в окру- жавшую ее тьму проник тонкий, едва уловимый запах сандала, и ее охватило незабываемое ощущение однажды пережитого ужаса. Джонет вспомнила.