но вскоре явился вновь. В руках он держал арборитовый[24] ящик, обвязанный бечевой, на месте её пересечения стояла сургучная печать.
– Ставь на стол, – приказал управляющий.
Работник повиновался.
– Кто прислал? – вновь спросил фабрикант.
Плещеев уставился на крышку и ответил рассеянно:
– От вас пришла, Иван Христофорович.
– Что? От меня? Как это? – с изумлением вымолвил промышленник и поднялся. Он выудил из кармана золотое пенсне и, водрузив на нос, прочитал: – Отправитель: Папасов И.Х. … Чертовщина какая-то…
– Позвольте взглянуть, – заинтересовалась Елена Константиновна и заметила: – Милый, это же твой почерк.
– Ну да, похож. Вероятно, это чей-то розыгрыш.
– А откуда её отправили? – спросила Ксения и тоже приблизилась к фанерному ящику.
– Кронштадт, Нарвская улица, дом 6, квартира 1.
– Я понятия не имею, кто там живёт, – развёл руками Папасов.
– Но чего мы ждём? Давайте вскрывать посылку, – предложила Елена Константиновна.
– Семён, слыхал, что сказали? – спросил управляющий. – Открывай!
Мужик вынул из кармана перочинный нож, перерезал верёвки и, просунув лезвие под крышку, начал поддевать её со всех сторон, пока не вылезли гвозди, а потом и вовсе снял её.
Содержимое посылки было закрыто куском чёрного шёлка. Все смотрели внутрь, но никто не мог решится снять материю. Наконец Папасов не выдержал и поднял ткань… Он дёрнулся всем телом, будто в него выстрелили. Его лицо побелело, а глаза наполнились пустотой дикого ужаса.
– А-а! – вскричала Ксения и, закрыв лицо руками, отшатнулась.
– Господи! – прошептал управляющий.
– Боже милостивый! – вздрогнула и попятилась назад Елена Константиновна. Пытаясь облокотиться на стол, она смахнула на пол чью-то чашку. Раздался звук разбитой посуды.
Лакей крестился не переставая и шептал молитву.
Клим глянул в ящик и оторопел. Прямо на него смотрел… Папасов. Вернее, его голова с волосами, усами и бородкой. Морщины и мешки под глазами, седина, цвет лица, чуть седые брови и виски с проседью – всё соответствовало облику хозяина дачи, и даже был подмечен слегка прищуренный взгляд богатого грека. Только вот шея была залита кровью, точно её только что отделили от туловища.
– Двойник, – вырвалось у Ардашев.
– С того света, – хриплым голосом добавил Папасов и набросил покрывало на искусственную голову так, как обычно прикрывают лицо мертвеца. Затем повернулся к присутствующим спиной и велел: – Папиросу!
Управляющий посмотрел на уже пришедшую в себя Елену Константиновну, но та сделала отрицательный жест рукой.
– Я что… не ясно выразился? – зло произнёс фабрикант и метнул недобрый взгляд на Плещеева, но тот не сдвинулся с места.
– Милый, тебе же нельзя. Доктор строго-настрого воспретил. Может случиться паралич сердца!
– Полковник, вы уволены. Завтра получите расчёт, – холодно проговорил Папасов и, повернувшись к Климу, спросил: – А что, молодой человек, у вас папироски не найдётся?
– Да, конечно, прошу. – Открыв кожаный портсигар, Ардашев передал его хозяину дачи.
Иван Христофорович вынул папиросу, понюхал и заключил:
– «Скобелевские» – мои любимые. У нас, как видите, Клим Пантелеевич, несмотря на приличную разницу в возрасте, много общего.
Ардашев, став спиной к ветру и прикрывая огонь ладонями, поднёс фабриканту горящую спичку. Студент случайно заметил, как Елена Константиновна украдкой послала уходящему управляющему воздушный поцелуй.
– Давайте прогуляемся вон до той садовой скамейки, – предложил промышленник.
– Охотно.
– Какой же негодяй прислал посылку? – задался вопросом хозяин дачи. – Врагов и завистников у меня много, но вот кто мог решиться на подобный шаг – ума не приложу. Может, полиция отыщет?
– Сомневаюсь, что они этим займутся. Состава преступления в этом деянии нет. Даже если найдут кого-то, тот всегда скажет, что хотел пошутить.
– Хороши шуточки! Я чуть заикой не стал.
– Меня беспокоит другое. Злоумышленник настроен решительно и серьёзно. Об этом говорит сама восковая голова. Сделать такую – не один день уйдёт. И вот он её вам прислал. А что будет дальше? Какие ещё шаги он предпримет?
– Ладно, не будем забегать вперёд. Время покажет.
Пройдя саженей сто, Папасов бросил окурок и тяжело опустился на скамейку. Ардашев сел рядом и с наслаждением закурил.
– А вы большой эстет, – усмехнулся фабрикант. – На ходу не курите. Умеете наслаждаться соблазнами. Кальян не пробовали?
– Не доводилось.
– Вот и славно. Я вам его отдам. Мне нельзя. Сердце прихватывает. Подарок персидского посла. Преподнесли, можно сказать, в придачу к ордену Льва и Солнца. Голод у них был в прошлом году, а я пшеницы закупил и послал в Тегеран. Оказывается, спас от смерти жителей нескольких деревень… А вы давно курите?
– Три года. Но мне тоже врач запретил. Говорит, плеврит, начальная стадия. Посоветовал к морю поехать, в Ораниенбаум. Лёгким, мол, нужен чистый воздух, а не столичный смог. Бросить курить пока не получается, но количество папирос я уменьшил.
– В таком случае не нужен вам кальян. Дышите свежим воздухом и живите долго. Лучше управляющему передарю, пусть помирает.
– Вы же его только что уволили?
– Завтра жена будет слёзы лить и просить вернуть «несчастного холостяка, отставного полковника». И я опять смалодушничаю. Это обычная история. И все это знают, – вздохнул фабрикант.
– Кальян от меня и так никуда не денется. Попаду на Восток – попробую. Я обязательно куда-нибудь уеду в этом году, – глядя на верхушки деревьев, мечтательно проговорил Ардашев. – Драгоманов[25] не хватает. Не получится в Египет, попрошусь в Персию. Желающих туда отправиться сегодня мало.
– А почему?
– В мае разъярённая толпа местных жителей сожгла пассажирский поезд вместе с европейцами, находящимися в одном вагоне. Религиозных фанатиков возмутило то, что машинист поезда не доглядел и раздавил персиянина, не желавшего уступать дорогу локомотиву. Ярость толпы была так велика, что власти опасались вооружённого восстания. Зачинщиков и виновников расправы над людьми шах побоялся наказывать, а лишь возместил ущерб в сто тысяч франков представителю Бельгийского железнодорожного общества, владевшего составом. – Клим бросил папиросу под скамейку[26] и сказал: – У России там сегодня много дел. Британцы вредят нашим купцам как могут, торговлю перебивают. Английские пароходы совершают рейсы по реке Карун, а наши каспийские порты доступны для морских судов только восемь месяцев в году. По этой причине персы ввозят нам своих товаров на восемнадцать миллионов рублей в год, а мы на восемь. Дело в том, что на Каспии у нас имеется всего один незамерзающий порт – Петровск, а все остальные работают только восемь месяцев в году. Выход один – строительство Петровско-Владикавказской железной дороги длиной двести пятьдесят вёрст. И вот тогда мы сможем торговать с Тегераном круглый год.
– Да, я читал об этом. Одиннадцать миллионов рублей собираются издержать на прокладку путей и покупку подвижного состава.
– Есть и другой вариант, – начал горячо доказывать студент, – можно не тратиться на приобретение паровозов