Читать интересную книгу Исход - Кейт Стюарт

вопрос.

Я так и не сняла после свидания платье, и теперь стою перед ним в макияже и с укладкой, обутая в резиновые сапоги в горошек. Тоже слишком расфуфыренная для полуночной прогулки по лесу.

– Я тут живу.

– Нет, не живешь.

– Не придирайся к словам. И хватит здесь ошиваться.

– Буду ошиваться везде, где, черт возьми, захочу. – Его взгляд полон той пылающей жестокости, что я видела во время нашей стычки в прошлом году. В его голосе снисхождение и неприязнь. Было бы проще уйти, но хочется просветить его, что я тоже вынесла о нем суждение, как он обо мне.

– Ты омерзителен. Эта твоя манера. – Я поднимаю руку и обвожу ей его. – Словно у тебя есть право так себя вести, обращаться со мной, как взбредет в голову.

– Хочешь произнести речь «Поступай с другими так, как поступали с тобой»? Потому как я гарантирую, что ты одним своим существованием отравила мне жизнь.

– Ты несешь вздор и недостоин того, чтобы я вела с тобой беседы.

– Ты забываешь, с кем разговариваешь.

– Ага, ну а ты можешь засунуть в себя свой член, придурок. Мы тут не письками меряемся.

– У тебя отвратительная манера выражаться.

– Ты урод и ублюдок, а хорошие манеры я показываю воспитанным людям, не заносчивым социопатам с отсутствием эмпатии.

Он нависает надо мной, его аромат вторгается в мое личное пространство. Он выше Шона и Доминика на несколько сантиметров. Его телосложение чудовищно зловещее, будто он миновал переходный период и из ребенка сразу стал мужчиной.

– А ты – девчонка с грязным ртом. И если я недостоин беседы с тобой, почему ты до сих пор со мной споришь?

– Верно подмечено. Катись к черту. – Я отхожу от него, как вдруг он резко хватает меня за запястье. Я пытаюсь вырваться, но он смотрит не на меня. Его взгляд прикован к вороньему крылу, висящему у меня на шее.

– Что это?

Я не могу сдержать улыбку.

– Думаю, ты прекрасно знаешь, что это.

– Кто тебе его дал?

– Не твое дело. Отпусти!

Он рывком притягивает меня к себе, и я роняю фонарик, вцепившись в руку, которой он меня держит. Другой он тянется к медальону. Поняв его намерения, я прихожу в ярость. Свободной рукой влепляю ему пощечину и отступаю, чтобы горящей ладонью залепить пощечину сильнее.

– Черт, не смей!

Мне не по силам одолеть этого дикаря, когда он рывком притягивает меня к себе и трясет, как тряпичную куклу, после чего бросает на землю и садится сверху.

– СЛЕЗЬ С МЕНЯ! – кричу во всю силу своих легких и борюсь с ним. Я провожу ногтями по его рубашке, но вцепиться мне не во что. Он с легкостью берет надо мной верх, словно дерется с мошкой, и прижимает мои запястья к холодной траве.

Он нависает надо мной с глазами, полными ярости.

– Сейчас же говори, кто тебе это дал, мать твою!

Я плюю ему в лицо и поздравляю себя, когда слюна попадает на его подбородок. Мужчина без усилий перехватывает мои запястья одной рукой, прижимает их к земле, а потом стирает слюну плечом. Я вижу блеск зубов и понимаю, что ублюдок… улыбается так, что меня начинает тошнить.

– Я лишал жизни и за меньшее.

– Тебе меня не напугать. Ты всего лишь огромная безмозглая туша.

От его мрачного смешка по спине ползут мурашки.

– Ты даже не подозреваешь, что уже намокла. – Его горячий шепот вызывает тревожный звоночек. – Может, стоило дождаться, когда ты сама это поймешь, когда снимешь трусики и начнешь из-за этого изводить себя.

– Пошел ты.

Он наклоняется, и до меня доносится аромат пряного цитруса и кожи.

– Тебе было одиноко, Сесилия?

– Слезь с меня. – Я борюсь с ним изо всех оставшихся сил, но безрезультатно.

– Время игр окончено. Кто дал тебе кулон?

– Я бы не сказала, даже если бы знала.

Черт. Черт. Черт.

– Ты не знаешь. – Его полные губы расплываются в приводящей в ярость ухмылке. – Великолепно! Ты не знаешь, от кого кулон.

Он наклоняется, и я слышу в его голосе очередное смертельное обещание.

– Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не узнала. – Он хватает кулон, пока я сопротивляюсь со всей силы.

– Не надо, нет! Пожалуйста, не надо! – Я умоляю, вцепившись ему в руку; металлическая застежка впивается мне в шею и рвется. Потеряв самообладание, я кричу от чувства утраты. Глаза жжет от злых слез, поскольку этот мужчина растерзал меня одним-единственным поступком.

– Почему? Почему? Это мое. Он любит меня!

– Кто… кто тебя любит, Сесилия?

– Это для меня, для моей защиты! Это мое обещание!

– От кого тебе нужна защита?

От тебя.

Но я не осмеливаюсь произнести это вслух. Неважно, давала ли я ему власть меня тиранить или нет, – он не тот человек, который будет спрашивать разрешения.

– Эти твои законы! Нельзя их менять, как тебе захочется. Он выбрал меня!

– Ты жалкая. – Он отпускает меня, встает со сломанным кулоном в руке и смотрит сверху вниз.

– Думаешь, безделушка тебя защитит? Да она ничего не значит.

– Кулон важен для меня!

– Ты всего лишь влюбленная девчонка.

– Я двадцатилетняя женщина, ублюдок. – Я встаю, чтобы быть с ним лицом к лицу, хотя ноги дрожат. – И я принадлежу ему.

– Потому что он так сказал? У тебя вообще нет права голоса. Ты не в себе. И нет, милая, ты ему не принадлежишь. Он мой брат.

– Твой брат, как же. Он просто мальчик, с которым ты строил крепость до того, как достиг половой зрелости. Тебе сколько… за тридцать перевалило? И все еще бегаешь по округе, сражаясь с воображаемыми драконами.

– Думай что хочешь, но ты видела, на что мы способны.

– На мелкие кражи и громкие вечеринки? Тоже мне, подвиг, – блефую я, не моргнув глазом. Не хочу, чтобы он знал, как много я на самом деле знаю. – И я знаю, кому принадлежу.

Он наклоняется и смотрит мне в глаза.

– Уверена?

– Я люблю его.

– Назови его.

– Это не имеет значения…

– Да-да, ты любишь их обоих. Я уже слышал об этом.

– Ты заплатишь за то, что сделал мне больно.

– Думаешь? – Он оглядывается. – Кто тебя спасет? – Я чувствую, как сильно бьют его слова. Он прав. Никто не спасет меня от этого безумного ублюдка. Но они отлично научили меня обороняться.

Словно прочитав мои мысли, он говорит тихим голосом, в котором явственно читается угроза:

– Знаешь, мне и не такое сходило с рук. – От изысканности его французского акцента вкупе с откровенной неприязнью угроза становится более опасной. Но я не отступаю. Я столько