И вот она смотрит прямо на НЕЕ, на эту дрянь, посмевшую поднять глаза на султана. Действительно, невзрачная, вот только волосы огнем горят, в глаза бросаются, как солнечный луч поутру. А так… угловата и нескладна. Что нашел в ней Сулейман? А взгляд-то какой дерзкий! Этой дряни положено на колени вставать, край одежды кадыр-эфенди целовать, пресмыкаясь в почтении. А она что о себе возомнила?!
Ярость и страх бросили красавицу вперед, и щеку Настеньки обожгла хлесткая пощечина.
– Да за что же? – возмутилась Настенька. – Я ведь ничего не сделала!
– Не сметь пререкаться! – Голос Махидевран прерывался, гнев душил ее. – Не сметь!
Вторая пощечина сбила Настеньку с ног. Падая, она ударилась головой о мраморную чашу фонтана, и бабочка, что мирно сидела на прохладном камне, запорхала перед ее лицом.
– Какая красивая… – прошептала Настенька. Туман полотнищами поплыл перед ней, и привиделись ей болотистые низины в лесу, где так густо растет клюква, сладкая в зимние трескучие морозы. Настенька протянула руки к ярким красным ягодам. Таким красным, как богато шитый золотом длинный кафтан…
А Махидевран, потеряв разум от страха и гнева, все била и топтала бесчувственное уже тело девушки, пачкая в крови холеные пальцы, унизанные драгоценными перстнями, и изящные гаремные тапочки, расшитые мелким жемчугом.
Набежали аги и калфы, оттащили султаншу в сторону, поправили сбившуюся одежду, вручили госпожу ее служанкам, которые быстро повели Махидевран прочь, в ее комнаты. Не дай Аллах, занеможет султанша от излишнего волнения! И только тогда заметили Настеньку, окровавленную и неподвижную, лежавшую без чувств около фонтана. Сначала даже решили, что она мертва, но нет, девушка дышала.
Вновь поднялась суета, даже больше, чем прежде. Ведь в синяках и царапинах, почти что мертвая на каменных плитах Топкапы, лежала новая любимица султана. Тут уже остро пахло кровью, отрубленными головами, жуткими мучительствами. Султан не простит. И не потому, что так уж любит, нет. Просто это – оскорбление его власти. А это не прощается никому.
Но Аллах милостив к своим ничтожным слугам. Юная гюзде оказалась жива, только сильно избита. Правда, увидав ее лицо – в ссадинах, синяках и кровоподтеках, аги и калфы сначала начали прощаться с жизнью, но лекари утешили, сказали, что вскоре будет здорова рыжая непоседа.
* * *
У дверей, за которыми заседал Диван, как обычно столпился народ. Были тут и знатные жители Стамбула, пришедшие с прошениями к султану и визирям, были и иноземцы, явившиеся по торговым или военным делам. Сплетнями обменивались так же активно, как и на стамбульских рынках, с одним лишь отличием – здесь, среди каменной прохлады Топкапы, говорили тихо, стараясь, чтобы лишние уши не услышали неосторожных слов. Ведь не раз случалось, что прямо от этих дверей вели на казнь.
В этот день почти все шептались только об одном – о Махидевран Султан и неизвестной наложнице, в которую по слухам без памяти влюбился султан.
– Так вы говорите, что несравненная Гюльбахар устроила в гареме базарную драку? – изумленно переспросил венецианский посол.
– Вот именно! Об этом все говорят. – Мехмет-бей, имевший кое-какой коммерческий интерес с венецианскими купцами, склонился к уху посла и жарко зашептал: – Я знаю одного из дворцовых охранников, так вот он и рассказал. Говорит, была совершенно безобразная сцена. Гюльбахар сначала кричала, а потом начала избивать девушку. А девушка, по словам этого охранника, – ну совсем еще девчонка, нескладная такая, не особенно даже красивая.
– А за что же ее так? – Венецианский посол подвинулся поближе к бею. Перо на его бархатной шляпе заломилось, столкнувшись с чалмой Мехмет-бея.
– Гюльбахар всем говорит, что девушка была непочтительна к ней, болтала дерзости, отказывалась поклониться. В общем, обычные оправдания виноватой женщины. Но! – Бей важно поднял палец, показывая, что сейчас сообщит нечто удивительное, и посол насторожился. – В гареме думают, что все дело в султане. Понимаете, синьор, султан в последнее время что-то охладел к красавице Гюльбахар. А вот эта девушка, напротив, проводит все время в его покоях. Ей даже выделили комнату в покоях фавориток! И личную служанку. А ведь она в гареме совсем недавно.
– Так все дело в том, что у султана новая фаворитка? – Венецианец слегка прищурился, что было у него верным признаком напряженной работы мысли. Новости действительно были крайне интересными. – Говорите, уважаемый бей, Гюльбахар сильно избила девушку?
– Ва-ай! – всплеснул пухлыми ладошками Мехмет. – Не то слово! Говорят, на ней живого места нет. Сплошные синяки и ссадины.
– Ну, значит, она больше не будет привлекать внимание султана, – разочарованно вздохнул посол. Новость оказалась ничего не стоящей. Обычные гаремные сплетни. – Так и будет сидеть в своей комнате со служанкой да радоваться, когда в гарем принесут подарки для всех девушек. Ну и жалованье у нее будет повыше, чем у обычных служанок.
– Если бы! – Глазки бея горели. – Говорят, что султан повелел, чтобы ее осмотрел его личный лекарь. За девушкой ухаживают, как за султаншей, если не лучше. Султан заявил, что казнит всех, если его прелестница вдруг будет хоть чем-то недовольна. Вокруг нее служанки, а лекарка не отходит от ее постели. Вы же понимаете, жить каждому хочется. А султан навещает ее каждый день, а иногда даже остается на ночь в ее комнате. Сидит рядом и держит ее за руку!
– Да что вы говорите?! – Венецианец от неожиданности даже повысил голос, и остальные, ожидавшие выхода османского султана, заоглядывались на болтающую парочку. – Что же такого в ней привлекательного?
– Представляете, она его смешит! – и бей недоуменно пожал плечами. В его голове не укладывалось, как можно отказаться от Гюльбахар, о красоте которой ходили легенды, и увлечься какой-то сопливой девчонкой, не слишком-то привлекательной внешне. Смешит! Вот еще, какая чушь! Но все так говорят…
– Как интересно… – задумчиво протянул посол. – А что же Махидевран Султан?
– Она сидит в своих покоях, никуда не выходят. Вроде бы сам султан запретил. И видеть ее больше не хочет! А ведь говорят, что прекраснее ее во всей Османской империи, а значит, и во всем мире нет женщины!
– Как интересно… – повторил венецианец.
Послы всей Европы в этот день отправили срочные донесения в свои столицы. Они писали о том, что у османского султана теперь новая любимица, не слишком красивая наложница, но, как ни странно, султан с ней не желает расставаться. Послание доставили и в Ватикан.
– Хм… – сказал понтифик, сворачивая неподатливый, жесткий лист. – Новая наложница. Это хорошо. Пока султан занят своим гаремом, ему не до нас. Пусть лучше играет в любовные игры, чем завоевывает наши земли. К тому же у него только один наследник, так что ему просто необходимо позаботиться о будущем династии.