Читать интересную книгу Идрис-Мореход - Таир Али

Прогуливаясь вдоль кустов чайной розы, они молчали, но шорох теплого гравия под ногами был таким отчетливым и ярким, что у Идриса Халила почти кружилась голова. И невольно каждое его движение, каждый вдох и выдох наполнялись тайным смыслом витиеватого любовного послания.

Любовь, освященная чужим садом.

Конечно, это был странный роман! Слишком поэтичный, даже с учетом всех его обстоятельств, и одновременно — предсказуемый от начала и до конца! Роман, как паутиной, опутанный предрассудками и трусливой нерешительностью прилежного ученика моллаханы и вдовы–содержанки. Роман с затхлым душком предательства, венцом которого стали долгие поцелуи в круглой беседке и лишь одна ночь…

Грехопадение.

Они встретились в комнате Идриса Халила. Просветы в закрытых жалюзи светились молочно–голубыми полосами наступающего вечера. Стояла удивительная тишина: огромный пустой дом, обычно полный шорохов, хранил непроницаемое молчание.

А когда вечер за окнами незаметно сжался до бархатной темноты весенней ночи и на улицах зажглись редкие фонари, а молодой месяц, тонкий, словно полоска фольги, только проступил над черепичными крышами домов, покойное небо вдруг раскололось надвое, и через мгновение на горизонте в оранжевых брызгах зарниц встал огненный гриб. Вспенилось море, покатилось к берегам, чтобы выплеснуться на набережные. В доме захлопали ставни. Обнаженные и напуганные, они вскочили с кровати и прильнули к окнам.

Что произошло?

Дети Книги, каждый из них на свой лад помнит о пресловутых яблоках в чудесном саду. Грехопадение в рукотворном Эдеме — это Судьба, о которой все уже было сказано в подтеках кофейной гущи. А Случайность то, что именно 12 мая 1915 года «Голиаф», гигантский крейсер Британского Адмиралтейства, взлетел на воздух, торпедированный у Золотого Рога маленьким турецким ботом Муавинет–и–Миллие, незаметно подобравшимся к нему под покровом темноты.

Горизонт полыхал, расцвеченный фейерверком рвущихся снарядов, в гостиной троекратно били часы. Мадам сидела у окна, прикрыв ладонями мокрое от слез лицо.

Я смотрел сквозь увитую виноградом решеткуна проезжающие мимо повозки. Лица солдат на ярком солнцеказались восковыми масками. Не более. Они шли умирать,а в дивном саду всегда был вечер, и горели фонари…

Они лежали без сна, растерянные и одинокие перед лицом надвигающегося возмездия. Огромный дом вновь наполнили ожившие шорохи, по саду заскользили быстрые тени, и бессмертная душа Идриса–морехода трепетала, охваченная противоречивыми чувствами.

Месяц — на Запад, звезды — на Восток! Клумбы с желтыми тюльпанами отражаются в небе. Там, на веранде, на низком столике осталось лежать забытое блюдечко с подсохшими разводами кофейной гущи.

Мадам вдруг встрепенулась, приподнялась на локтях и шепотом сказала:

— Он скоро будет здесь!..

Они стали торопливо одеваться.

Не прошло и получаса, как перед увитой жимолостью оградой затормозил автомобиль. С улицы послышались голоса, захлопали двери. Шаркая башмаками, кто–то быстро прошел по аллее сада.

…Роскошное черное авто: радужный свет уличного фонаря отражался в его длинных лакированных крыльях в форме набегающей волны, а от хромированной решетки тонкой струйкой поднималось облачко горячего пара.

Хайдар–эфенди сидел на переднем сидении, прижав окровавленную тряпицу к правому плечу. Его седые, коротко стриженые волосы слиплись на висках от пота.

— Вот видишь, женщина, стреляют не только на войне!

На бледном лице мадам Стамбулиа выступил стыдливый румянец:

— Мы так боялись за вас!..

И тот час тряпица под сжатыми пальцами Хайдара–эфенди, как бы обличая греховную ложь, потемнела, стала обильно сочиться кровью, он вздохнул, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла, мадам вскрикнула, но уже через мгновение, переборов приступ слабости, хозяин взял ее за руку и попытался подняться.

На помощь ему поспешил один из охранников.

Они медленно направились к дому, оставив Идриса–морехода, вырванного из спасительного сумрака вечернего сада, одиноко стоять посередине этой пустынной улицы, наполовину занесенной тополиным пухом…

— Садись–ка, парень, в машину! — окликнул его кто–то сзади. Осман. — Поедешь со мной!

…Все дальше и дальше, следуя отчетливым знакам Соломенного пути!

Справа — сияющая громада моря, слившегося с небесами, а слева — редкие фонари у подъездов спящих домов. Автомобиль мчится вдоль безлюдной набережной. Ветер, рвущийся в открытые окна — терпкий, влажный, пропитанный запахом рыбы и гниющих водорослей — бьет в лицо Идрису Халилу, мешая ему сосредоточиться на своих мыслях. Он увлекает его за собой в молчаливое путешествие к неведомой цели на все той же зыбкой грани между тьмой и светом.

Набережная оборвалась узкой полоской пляжа. Свет фар выхватил из темноты лежащие на песке рыбацкие шаланды и сети, гирляндами развешанные на шестах. Они свернули куда–то влево, в темный переулок, петляющий между сплошной стеной невысоких домов.

Продолжение подземного лабиринта.

Мечеть, базарная площадь в глубине неизвестного квартала. В просветах между крышами показалось море. Показалось на минуту — и вновь исчезло.

Вокруг все больше пустырей и покосившихся деревянных сараев, не обнесенных оградой. Конюшни. Проехали лесопилку, где под навесом у стены были сложены штабелем доски. Дорога то сужается, то расползается вширь. За обочиной слева уже потянулись распаханные наделы, оливковые плантации и одинокие крестьянские мазанки.

Далеко позади, в зеркале заднего обзора остались острые минареты, нацеленные в небо.

Деревенские усадьбы встречали их отчаянным лаем собак. А они все ехали и ехали, пока, наконец, дорога не завела их под высокие сосны на самой вершине холма, нависшего над морем.

Осман заглушил мотор.

Ошеломленный ночной гонкой, Идрис–мореход жадно вдыхает прохладный воздух, густо пахнущий хвоей, и еще морем, незримое присутствие которого угадывается по отдаленному гулу прибоя. Слегка пошатываясь, он выходит из машины, потягивается, делает несколько шагов по твердой земле, с удовольствием чувствуя, как под ногами хрустят сосновые иголки.

Тоненький месяц переместился справа налево.

Зачем они здесь?

— Что дальше, Осман?

Он обернулся к машине, и вдруг, парализованный мгновенным страхом, увидел два огромных силуэта, которые опускались медленно сверху, заслоняя крыльями звезды.

Парные ангелы! Неразлучные Харут и Марут! Божественные стервятники, сопровождающие души…

Бесшумно сложив крылья, они встали на крыше автомобиля. Замерли.

Бедный дедушка!

Одинокий мореход, изгнанный за предательство из рукотворного рая — не могу даже представить себе весь его страх и отчаяние в эту самую минуту! Вот он стоит, не мигая уставившись на жутких предвестников смерти, и думает о том, что, оказывается, единственной целью этой сумбурной ночной езды по разветвляющемуся лабиринту чужих улиц было возмездие за грех прелюбодейства, и здесь, на самом краю воюющего мира, среди парящих сосен, должно оборваться его удивительное путешествие, начатое со старого Сабунчинского вокзала. Внезапная любовь к мадам Стамбулиа да ворох листов недописанной поэмы — и то и другое, одинаково призрачное, нематериальное, наполовину составленное из снов и фантазий — вот и весь его багаж. А где–то там, в горькой дымке войны и тумана сгинули отчий дом, и братья, и пекарня, и шумный город, и его alter ego — вздорный Мухаммед Хади.

В тщетной надежде прогнать ужасное видение, Идрис–мореход закрывает глаза и трижды про себя произносит «Бисмиллах». Но парные ангелы не исчезают. Они все так же продолжают стоять на крыше автомобиля в ожидании добычи. Лишь с моря поднимается влажный бриз, проносится по кронам сосен, перебирая их, будто струны, и они оживают, наполняясь грустным поскрипыванием и свистом.

Дедушка достает из кармана коробку папирос, пытается закурить, но спички, одна за другой, ломаются и гаснут в его дрожащих пальцах. А когда рыжий уголек на кончике папиросы, наконец, разгорается, горький вкус табака, кажется, лишь усиливает страх, делая его еще более отчетливым.

Прозрачный свет молодого месяца заметно мутнеет, окурок, подхваченный порывом ветра, катится по земле. Время почти вышло, однако древнее правило: Мореход не может погибнуть ни в одном из своих путешествий — все еще живо!..

— Что ты стоишь?! Помоги!..

Харут и Марут встрепенулись на крыше автомобиля.

Он увидел в машине мужчину, лежащего под задним сидением.

— Надо похоронить его! — Сказал Осман, ухватив мертвеца за руки. — Там, в багажнике, две лопаты…