— Так вот в чем секрет похудения! — Она пощупала бедро. — Попробую вспомнить в следующий раз, когда ты куда-нибудь полетишь, а я буду на нервах.
После того как Бейли похудела и избавилась от грандиозного носа, Филиппу пришлось признать, что от нее невозможно отвести взгляд. Одутловатость сменилась изяществом линий, нос уже не отвлекал внимание от прекрасных глаз и маленького пухлого рта. Однажды за завтраком Кэрол наклонилась к нему, украдкой показала металлическую лопатку и прошептала: «Угадай, что я сделаю с этой штукой, если будешь пялиться и дальше?»
Нет, Бейли определенно была хороша.
— Как думаете, меня кто-нибудь узнает? — спросила Лиллиан первым делом, едва с нее сняли повязки.
— Ни за что! — в один голос заверили ее врач, Кэрол и Филипп, с трудом удержавшись от комплиментов: любой из них был бы напоминанием, что раньше внешность Лиллиан оставляла желать много лучшего.
Филипп жестом велел шоферу второй машины выгрузить чемоданы из багажника и занести их в дом. Эти две машины встретили их в аэропорту: внедорожник Филипп купил для Лиллиан, а черный седан из местного проката должен был доставить его самого обратно в аэропорт.
Весь путь в самолете до аэропорта Даллеса [1] Лиллиан просидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Филипп пытался разговорить ее, но она только кивала. Он понял: она оскорблена тем, что он согласился работать на Атланту и Рея, и хотел объясниться, но вовремя спохватился: чем меньше знает Лиллиан, тем лучше. Если она отказалась бороться сама, он выдержит эту битву ради нее. Филипп знал, что сделать это можно лишь одним способом: подрывной деятельностью изнутри.
За три часа езды от аэропорта до горного городишки Кэлберн, возле которого находилась ферма, Лиллиан немного оттаяла и постаралась выведать у Филиппа все, что он знал о городе и доме.
К несчастью для нее, Филипп мог с чистым сердцем сказать: несмотря на двадцатилетнее знакомство с Джеймсом Мэнвиллом, о детстве покойного друга он не знает ровным счетом ничего. По правде говоря, он даже не был уверен, что эта ферма имела какое-то отношение к прошлому Джеймса.
— Откуда у Джеймса взялись такие родственники, как Атланта и Рей? — недоумевала Лиллиан. — Ума не приложу.
Филиппа так и подмывало ответить: «Только потому, что вы никогда не видели, как Джеймс ведет дела. Иначе вы поняли бы, что между братьями и сестрой больше общего, чем кажется на первый взгляд». Но он удержался. Незачем портить ей воспоминания об умершем муже, решил он.
Лиллиан — нет, Бейли, снова поправился он — обошла вокруг дома, чтобы осмотреть его с тыльной стороны. Детектив, которому Филипп поручил сфотографировать эту недвижимость, сделал снимки, на которых было отчетливо видно, что сзади дом выглядит еще более ветхим, чем спереди. Филипп с ужасом ждал, когда Лиллиан убедится в этом сама. Поднявшись на крыльцо, Филипп отпер дверь ключом, полученным от Джеймса в день подписания бумаг на дом.
Дверь свалилась с проржавевших петель и рухнула на пол, прихватив с собой часть трухлявого косяка. Вздрогнув от неожиданности, Филипп обернулся к спутнику, нагруженному чемоданами, потом наступил на упавшую дверь и вошел в дом.
Внутри дом был еще омерзительнее, чем снаружи. Паутина пыльными клочьями свисала с потолка до самого пола, под которым слышалось шуршание какой-то местной фауны — мышей, крыс, что там еще может водиться в фермерском доме. Луч света, пробивающийся через запыленные окна, высветил густой столб пыли, скопившейся за долгие годы.
— Несите багаж обратно в машину, — бросил Филипп спутнику через плечо. — Здесь она не останется.
Пропустив вперед носильщика с чемоданами, Филипп снова наступил на упавшую дверь и вышел на свежий воздух. Прежде он никогда не замечал за Джеймсом Мэнвиллом склонности к злорадству. Но если он завещал жене этот сарай и рассчитывал, что она поселится здесь, значит, он был либо сумасшедшим, либо злобным и мстительным человеком. И поскольку Филипп знал, что Джеймс был в своем уме, значит…
Плотно сжав губы в гневе, Филипп двинулся в обход дома на поиски Бейли.
Снимки не солгали: ветхость дома с тыла была очевиднее, чем с фасада. Вековые деревья, лозы, сплошь усеянные зловещими с виду шипами, кусты чуть ли не выше деревьев и бурьян словно из фантастического фильма соперничали за пространство и солнечный свет. При виде всей этой спутанной растительности Филиппа передернуло. Справа от него вымощенная камнем дорожка вилась между сорняками в человеческий рост. Со всех сторон слышалось гудение пчел, Филипп невольно ускорил шаг.
— Лиллиан! — позвал он и осекся. Осторожный, как все юристы, он огляделся по сторонам, проверяя, не слышал ли кто-нибудь, как он оплошал, позвав хозяйку фермы прежним именем. Но в зарослях по обе стороны с легкостью могла бы спрятаться целая армия, и Филипп вряд ли сумел бы разглядеть ее. — Бейли! — позвал он уже громче и прибавил шагу.
Ему никто не ответил.
Филиппу сразу же представились все ужасы загородной жизни: змеи, бешеные скунсы, олени, способные убить человека ударом копыта. Водятся ли в этих горах волки? А дикие кошки — из тех, что прыгают с деревьев на спины ничего не подозревающих людей? А медведи?!
Если бы не жакет ярко-розового цвета, Филипп ни за что не заметил бы Лиллиан. Она нырнула куда-то в гущу низко нависающих веток самого большого и уродливого дерева, какое случалось видеть Филиппу. На виду остались лишь облаченные в джинсы ноги и розовый рукав. Боже, мелькнуло у Филиппа, она повесилась. Отчаявшись после смерти Джеймса, при виде этой дрянной развалюхи она покончила с собой!
С колотящимся сердцем он бросился к дереву, поднырнул под две наклонившиеся к самой земле ветки и увидел ее. Живая и невредимая, она смотрела куда-то вверх с таким восторгом, словно узрела небесное видение. Час от часу не легче: значит, она не покончила с собой, а лишилась рассудка, заключил Филипп.
— Бейли… — тихо позвал он, и, не дождавшись реакции, добавил: — Лиллиан!
Она по-прежнему смотрела вверх. Медленно и осторожно Филипп подступил поближе, не забывая опасливо поглядывать на землю. Кажется, это от гремучих змей ни в коем случае не рекомендуется убегать? Может, она боится пошевелиться потому, что заметила ядовитую змею?
— Бейли! — еще раз повторил он, шагнув ближе. — Мы можем сразу же уехать. Вам незачем оставаться здесь. Если хотите, я куплю вам дом в другом месте. Я…
— Знаете, что это такое? — прошептала она.
Филипп вскинул голову, присмотрелся, но увидел только старое дерево, которое давным-давно пора обрезать, а еще лучше — выкорчевать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});