– Какой позор! – закричал я и устремился вперед.
Конечно, мое вмешательство должно было закончиться тем же, чем и вмешательство других, но тут ко мне подбежал Бютон – кузнец из Со. Он громко выкрикнул мое имя и растолкал окружающих. Бютон обладал огромной физической силой и ему ничего не стоило остановить тот людской поток. Узнал меня и еще кое-кто. Толпа отхлынула назад. Раздались крики: «Да здравствует де Со! Да здравствует друг народа!» Сначала крики эти послышались в одном месте, потом в другом, потом в третьем, и наконец вся площадь загудела от них.
Я не понимал тогда и легковесности толпы, у которой от «долой» до «да здравствует» всего один шаг. Признаюсь, от этих криков у меня сильнее забилось сердце. Свои отвернулись от меня с гневом, зато народ приветствовал меня криками. Пока я пытался взмахами руки водворить как-нибудь молчание, в голове у меня пронеслась мысль, что все эти приветственные крики делают из меня трибуна и ведут к власти.
Эти крики возвышали меня, но взгляд мой нечаянно упал на Сент-Алэ, и я сразу спустился с небес на землю. Маркиз уже поднялся на ноги и в бессильной ярости вытирал платком пыль с башмаков. Из небольшой раны на голове струилась кровь, но он не обращал на это внимания и пристально смотрел на меня, как бы желая прочесть мои мысли.
– Может быть, ваши друзья, господин де Со, уже сделали свое дело, и мы теперь можем пойти домой? – заговорил он, едва установилась относительная тишина.
Я пробормотал что-то и хотел проводить его, хотя нам было и не по дороге. Поблизости находились только оба Гаринкура и Гонто. Остальные члены собрания или разбежались, или смотрели на все происходившее из окон дома собрания. Я предложил было руку Гонто, но он холодно поклонился и отказался от моей помощи. А маркиз, повернувшись ко мне, сухо заметил, что они не смеют меня беспокоить.
– Мы, разумеется, будем в большей безопасности, если вам угодно будет дать соответствующие указания, – ехидно сказал он.
Раскланявшись, мы стали расходиться. Но толпа, очевидно, поняла, что между нами произошло что-то неладное, и снова подняла вой. Полетели камни, люди опять стали напирать на нас.
Беспомощность Гонто связывала всех и не давала возможности уйти. Я видел, как Сент-Алэ с окровавленным лицом храбро заслонил собой старика и повел его вперед. Я последовал за ними. И опять раздались приветственные крики, и залитая июльским солнцем площадь заволновалась, словно море.
– Очень жаль, – заговорил вновь Сент-Алэ, – что мы вас потревожили, господин де Со. Барон уже не молод, а ваши люди ведут себя довольно бесцеремонно.
– Что же могу сделать я? – попытался я возразить.
Мне не хотелось оставлять их на произвол судьбы, но, с другой стороны, не хотелось и брать на себя такую ответственность.
– Вы можете довести нас до дома, – с преувеличенной любезностью ответил он, вынимая табакерку.
Толпа молча отхлынула назад и внимательно наблюдала за нами.
– Вы думаете, мое присутствие поможет?
– Несомненно, – живо ответил он. – Ведь когда один король умирает, другой рождается.
Меня передернуло от этого сарказма, но ничего не оставалось делать, как согласиться на его просьбу и двинуться вместе с ними. Люди расступились перед нами, и мы шли среди криков и возгласов.
Сначала я собирался только вывести их с площади, но люди шли за нами, и мне нельзя было вернуться назад. Так, преследуемые по пятам, мы добрались до дома Сент-Алэ.
Его мать и сестра сидели на балконе. У входа появилось несколько перепуганных слуг. Пока я оглядывался по сторонам, маркиза де Сент-Алэ быстро спустилась вниз и при виде следовавшей за нами толпы на ее лице отразилось удивление. Увидев кровь на лице сына, она вскрикнула и спросила, не ранен ли он.
– Нет, матушка. Но вот Гонто пострадал от падения.
– Что случилось? Город как будто с ума сошел. Я слышала какие-то крики, а слуги рассказывают разные нелепости про Бастилию.
– Бастилия взята толпой. Это верно. Де Лоней убит. Толпа – царь не щадит никого. К счастью, у нее есть предводители, превосходящие ее в уме и осторожности, – добавил Сент-Алэ таким тоном, что кровь бросилась мне в голову.
Но маркиза не слыхала последних слов. Она была ошеломлена известием о смерти де Лонея, которого знала лично.
– О, король жестоко накажет этих негодяев! – воскликнула она. – Может быть, наказание уже совершено, и они колесованы?
– Может быть, когда-нибудь и накажет, но не теперь. Чернь нельзя узнать. Здесь произошло маленькое столкновение: Гонто сбили с ног, да и я сам едва ускользнул. Если бы господин де Со не сдержал этих людей, – продолжал он с ехидным смехом, – то я боюсь, что нам пришлось бы очень плохо.
Тут только маркиза начала что-то понимать. Лицо ее приняло высокомерное выражение, а холодный взгляд остановился на мне.
– Разве это люди, господин де Со? – спросила она, указывая на оборванцев, стоявших поодаль и наблюдавших за нами.
– Это его лейб-гвардия, матушка. Впрочем, вы должны быть благодарны ему. Если он не спас мне жизнь, то, во всяком случае, спас красоту…
– С помощью этого отребья? – гневно спросила она.
– С помощью этого отребья или от него, – весело отвечал он. – Кроме того, дня через два – три нам придется просить у виконта защиты. Я уверен, что в этой просьбе он уж вам не откажет.
Я стоял, внутренне беснуясь против его выходок, но был бессилен сделать что-либо против него самого.
– Ни я, ни мои родные, мы не желаем иметь дело с изменником, – сказала она, пронзая меня блестевшими от гнева глазами.
– Маркиза! – воскликнул я, пораженный ее несправедливостью. – Вы сами не знаете, что говорите! Если я встал между вашим сыном и опасностью, то вовсе не из тех гнусных побуждений, какие вы во мне предполагаете.
– Мне нет надобности предполагать это, когда за вами целая толпа черни. Разве необходимо кричать: «Долой короля!», чтобы стать изменником? Уходите прочь от моего дома, или я позову сюда слуг, и они прогонят вас отсюда бичами, – продолжала она, обращаясь уже к стоявшим в отдалении простолюдинам.
В гневе маркиза топнула ногой и, к моему изумлению, люди, которые должны были бы понимать всю тщету ее угроз, съежились и стали разбегаться, как собаки. В одну минуту улица была пуста.
– Учитесь, сударь, – заговорила она опять, сверкнув глазами. – Вот ваш храбрый народ. Прошу и вас удалиться: в моем доме нет места изменникам.
С этими словами она сделала мне знак идти с тем же высокомерным презрением, с каким разогнала толпу. Но прежде я успел крикнуть ей:
– Ведь вы были в дружеских отношениях с моим отцом! – и пока она не успела мне ответить, продолжил: – Вам следовало бы помочь мне, а не оскорблять меня. Если бы я был даже самым преданным слугой королю, то и тогда перенесенных мною оскорблений было бы достаточно, чтобы сделаться изменником. Я попрошу вас это запомнить.