Читать интересную книгу Мы живём на границе - Олег Верещагин

Торжественная часть была не менее и не более нужной, чем большинство торжественных частей. Глеб слабо воспринимал то, что там говорят, придя в себя только когда на флагштоках (обычном и поспешно установленном еще вчера втором) подняли государственные флаги России и США под соответствующую музыку из колонок. В остальное время он смотрел перед собой и думал, как понравится всем Сюрприз Номер Один, затеянный ими.

После того, как все (включая, кажется, и полковников) задолбались выслушивать длинные велеречивые заявления о советско-американской дружбе, новых веяниях, молодых поколениях, надежде земного шара и роли "меня великого" в формировании этой надежды, митинг прикрыли. Лукаш скомандовал своим подопечным "равняйсь-смирно-направа-шагом-марш-песню – запевай!" и… сотня мальчишеских глоток грянула – все еще звонко, не басами, но с должной лихостью, присвистом и гиканьем, дружно печатая шаг: 

– На вокзале обокрали"Макдональдс" на сотню мест,А на сейфе написали:"Кто не тырит – тот не ест!"Казаки – гоп,гоп,гоп!А для тебя, родная -Нагайка мировая -Отвянь, труба зовет,Казаки,в поход! 

Мотив был "солдаты, в путь…" Песня производила грандиозное впечатление. У чиновников липа стали обморочными. У гостей – натужно-заинтересованными, они явно пытались понять, что поют. Журналисты бились в тихой счастливой истерике. Девчонки возле палаток укатывались. Лукаш печатал шаг, глядя в небо. Скиба хранил молчание с каменным лицом. А строй заливался: 

– Как в пивнушке кружки крали -Их цепями приковали,А какой-то ловкий ворВместе с кружкой бочку спер!Казаки… 

И еще довольно долго из-за палаток отдавало эхо: 

– Крематорий открывали -Беспризорного сжигали!Дверь открыли – он танцует.Говорит: "Закроете, дует!" … 

…Расчет, что после этого уберутся все лишние, не оправдался. Журналисты остались – очевидно, слыхали и не такое. За время митинга приехавшие в третьем автобусе рабочие собрали из привезенных позже конструкций немаленькую трибуну возле спортплощадки и плаца, а, пока хозяева готовились к показу "программы", гости с молниеносной быстротой возвели на указанном им месте три больших палатки, одну огромную и одну поменьше, успев переодеться в камуфлированную форму с беретами серо-черного цвета и высокими ботинками. Неофициальных контактов еще не было ни одного – штатовцы дисциплинированно заняли места на трибуне, казачата привычно расселись на травке. Только руководители устроились вместе за большим раскладным столом на таких же раскладных стульях.

Неожиданно, безо всякого предупреждения (собственно, так и было задумано) на плац ворвалась конная пара. Двое мальчишек со свистом и гиканьем скакали колено к колену, на их плечах стоял третий. На бешеном галопе эта раскачивающаяся пирамида дала круг; со стороны зрителей смеющемуся парню, раскачивавшемуся над товарищами, перебросили "сайгу", а еще через миг с двух разных концов взмыли "тарелочки".

Бац! Бац! Поворот влево-вправо, два выстрела – и тарелочки разлетелись мелким крошевом, а мальчишка, не выпуская из рук карабин, сделал сальто назад, устоял на ногах и кувырком откатился в сторону. Его товарищи, перейдя на рысь, ушли в сторону, но вместо них на плац вылетело еще полдюжины казачат верхом, вооруженных шашками – и пошла джигитовка. Не сбавляя галопа, мальчишки перескакивали из седла в седло, проскальзывали под брюхом коня, перекидывались шашками, вскакивали ногами на седло, бежали рядом с конями, взлетами в стремена прыжком… Со стороны американцев сперва слышался неопределенный гул; потом прорвался хоровым: "О-о-оу… ййеее… воооо!!!" и этот клич слышался при каждом новом номере, перемежаемый свистом и аплодисментами.

На другом конце плаца вырос двойной ряд мишеней: грудные и ростовые, которые были сделаны из лозы. Перехватив брошенные им пневматические карабины, четверо казачат, мчась попарно навстречу друг другу, открыли огонь – стоя в стременах на скаку, из-под брюха коня, проскакивая друг мимо друга. Они проскакали в концы плаца, перебросили карабины – в толпу, в протянутые руки – и вот уже снова шестеро с диким посвистом летят в атаку, раскручивая шашки над головами в серебристое сияние. Ж-ж-жик!!! Всадники промчались – и ростовые мишени начали медленно заваливаться, разрубленные какая по линии шеи, какая через плечо, какая ниже.

– Глебыч, – спокойно, с улыбкой, сказал Лукаш, подталкивая Глеба в спину, – давай.

Мальчишка перекрестился, негромко прошептав заученное с детства: "Слава тебе, Господи, что мы – есть. Слава тебе Господи, что мы – казаки!" – и, взяв поданный чомбур, вышел на плац.

Глеб никогда не любил публичных выступлений. Но одно дело – валять дурака в школьной самодеятельности, а совсем другое – защищать честь страны… Ребята закончили расставлять ЕГО мишени – спичечные коробки, несколько штук, вонзенную в землю шашку, плетеное чучело… Глеб выше поддернул рукав черкески, размял руку…

Коробки взрывались один за другим – это в самом деле походило на взрывы, Глеб бил в них самым кончиком кнута. Свишш! – вылетела зажатая в "зубах" чучела "сигарета" – подходящая палочка. Хрясть! – обвитое за шею, чучело полетело наземь с кола. Виуть! – шашка перелетела рукоятью в руку Глеба, выхваченная из земли чомбуром.

Американцы аплодировали, колотя каблуками. Краем глаза Глеб увидел неожиданно, что один из кадетов, переговорив с кем-то из своих командиров и Скибой, идет к нему.

– Вилл ю, гив ми зис уип? – штатовец был одних лет с Глебом, белобрысый и веснушчатый. Он улыбнулся и старательно сказал: – Пожялюста. Дай мени… – он щелкнул пальцами и обернулся к трибуне, откуда крикнули что-то со смехом, и мальчишка отмахнулся.

– А ту… – Глеб покосился на Лукаша, тот кивнул: – Бери. Осторожно, он больно хлещет, – штатовец свел рыжие брови, и Глеб пояснил в меру знаний:

– Дэйнджер[11]

– Нэва майнд,- усмехнулся штатовец. – Нитчего… – он снова нахмурился и пальцами показал, что нужны мишени. Подскочившие двое водрузили на место чучело, а один из кадетов, принеся Г-образную загогулину, пристроил ее на манер пистолета у пояса мишени. – Хопп! – выкрикнул штатовец, и "пистолет" полетел в сторону. – Хопп! – "лоб" чучела треснул. – Хопп! – оно во второй раз слетело с кола. – Хоу-у… ййе-э! – и чомбур начал описывать вокруг кадета петли и круги, замыкая его в непроницаемый кокон. – Оппс! – и Глеб, не поняв, что рвануло его за пояс, увидел свой кинжал в руке в кадета. Впрочем, тот немедленно вернул и оружие, и чомбур:

– Айм'о сорри…[12]

– Здорово, – признал Глеб. – Во, – он показал большой палец. – Молодец, янки!

– Оу, айм'нт янки[13],- замотал головой штатовец, – айм текс… это – Тексас, нот янки.

– А, ясно, – Глеб кивнул, – техасец? Ковбой, да?

– Каубой, – кивнул мальчишка, улыбаясь.

– Энд со олл, олл, олл май…[14] – он помедлил и выговорил:

– Прьедки… – он сунул Глебу руку: – Рони. Роунальд, Рони.

– Глеб, – Глеб с удовольствием пожал руку штатовца.

После этого американцы органично вписались в программу. Аркан несколько человек бросали не хуже казачат. То же получилось и с метанием ножей. Кое-кто перебрался на травку, а на трибунах замаячили кубанки и черкески…

… Сильно запоздавший обед был дан из лагерного котла – специально для экзотики. Впрочем, гости, кажется, сильно проголодались и не очень удивились борщу, каше с мясом, черному хлебу и чаю с сушками в послеполуденную жару. Большинство кадетов в той или иной степени знали русский язык, а казачата вытягивали из памяти обрывки школьного английского, и над столами вопреки всякой дисциплине скоро висел гомон на некоем странном языке, только что изобретенном и понятном обеим сторонам.

Руководители тоже сидели вместо, но… ОТДЕЛЬНО. Двое казаков – на одной стороне, трое штатовцев – на другой стороне стола. А ещё Глеб понял, что Мирослав не пришел на обед. Сергей – тот был здесь, ел и бойко говорил по-английски, легко и чисто. А Серб…

…Мирослав нашелся на берегу пруда. Он сидел на поваленной ветле и кидал в воду камешки.

– Ты чего? – недоуменно спросил Глеб, подходя. – Пошли, обед кончается. Серб, ау?

Мирослав оглянулся через плечо. Вздохнул тяжело. И тихо сказал:

– Я не могу на них смотреть, Глеб. Я… я их НЕНАВИЖУ.

7.

 Около здоровенного костра, разведённого на берегу пруда, шли разговоры на несколько тем сразу – и никто никому не мешал, потому что костер был огромен. Кто-то бултыхался в воде. Кто-то обсуждал программу завтрашних соревнований – по рукам ходили несколько свежеотпечатанных на принтере программ. Кто-то просто разговаривал. Звучали сразу несколько гитар. С одного края костра штатовцы пели "Балладу о капитане" Сигера, с другого им откликались казачата с "Группой крови", на третьем звучала кантри – "Счастливый день" Брюса Хэйесса, четвертый отзывался "Кубанским краем" Анастасии Заволокиной. На плацу те, кому не сиделось у костра (в основном. девчонки и штатовцы) устроили дискотеку под Киркорова.