Вот так в моей жизни появился еще один человек, ради которого я бы не задумываясь бросилась в огонь. Катерина и Сергей – самые главные люди в моей жизни, но между собой они, к сожалению, не ладили. Возможно, каждый искал во мне что-то, что может принадлежать только одному, целиком и безраздельно. И делиться этим друг с другом они не хотели.
Глава четвертая,
в которой я не слишком-то уважаю саму себя
Дорогая, тебе было хорошо? Да?
Тогда поезжай домой на трамвае.
«Мужчины о любви»
Это только кажется, что любить – что-то такое приятное или даже вообще счастье. Про счастье ничего не знаю, только моя любовь никакого особенного счастья мне никак не принесла. Только кучу проблем. И еще большую кучу страхов. И уж совсем большую кучу мучений. Что, если он не позвонит? Что, если позвонит и снова напорется на мою мамочку, которая уж не преминет сказать какую-нибудь гадость? Или не сказать, но хмыкнуть. Знаете, можно же ведь так хмыкнуть, что человек почувствует себя последней скотиной. А что, если он приедет за мной на своей прекрасной машине, а у меня опять прыщ на подбородке с перепелиное яйцо, а Катерины нет, и, значит, тональника тоже нет. А если даже Катерина и есть, и даже вместе с тональником, но она посмотрит на меня так, что я сразу пойму, как я не права, что вот так вот бегу по первому зову какого-то придурка, от которого никакой пользы и который явно меня не уважает.
– Почему, ну почему ты так решила? – обижалась я, хотя и слепой бы увидел, что Катерина совершенно права.
– Он то тебе неделю не звонит, то вдруг звонит в десять вечера, и ты несешься к нему. А если бы он тебя уважал, то заранее бы предупредил и пораньше. Почему это приличная девушка должна ходить на свидания так поздно?
– Катерина, но он же работает! – вступалась я.
– До десяти? – хмыкала она. – И неделями? И потом, он высадил тебя на Народном Ополчении, а оттуда ты шла пешком. Сама говорила, что тебя чуть не ограбили.
– Ну, я преувеличила опасность, – отмазывалась я, хотя, действительно, и такое случалось. Сергей был в тот день совсем хмур, невесел и головушку повесил. Зачем он меня вообще позвал гулять – непонятно. Мы долго целовались в его машине, но как-то без толку. Он явно думал о чем-то о своем, периодически звонил кому-то, выходя из машины и уходя достаточно далеко, чтобы я не слышала. А потом вдруг, после одного такого разговора, вернулся и сказал, что ему пора, его срочно вызвали. И нужно спешить до такой степени, что он не успевает завезти меня домой.
– Ты не обидишься? – спросил он и провел пальцем по моим волосам.
– Нет, конечно. Что ты! – как полная идиотка заверила я, а потом скакала через квартал по темени. Время было – двенадцать, погода – тоже двенадцать, только с минусом. Я на каблуках. Самое омерзительное, что, когда я вернулась домой, мама не спала, сидела на табуретке в кухне, курила и ждала меня.
– Ты понимаешь, что это просто бесстыдство? – спросила она, затушив бычок в полной пепельнице. В раковине валялись кастрюля и несколько тарелок, стоял невыносимо кислый дух переваренных щей. Хотелось сбежать, только вот было некуда.
– Мама, я уже взрослая.
– Я знаю. И ты уже могла бы мне помочь. Чтобы я хоть как-то выдохнула, – покачала головой она.
– Сколько тебя помню, ты все время выдыхаешь. Может, тебе надо для разнообразия уже хоть раз вдохнуть? – усмехнулась я.
– Смейся-смейся. Жизнь все расставит на места. А только ты бы бросала этого Сергея. Он тебе не пара.
– Ты хочешь сказать, что мне пара кто-то попроще? – обиделась я. – Такой, как вроде нашего Аркашки? Или как папа? Ты это хочешь сказать?
– Ты дурочка еще. Я же тебе добра желаю. Ты не представляешь, как с такими вот, как этот Сергей, жить-то потом!
– А что с ним не так? – упорствовала я.
– Да все с ним не так. И что на десять лет тебя старше, и что вот считает нормальным тебя к полуночи домой привозить. И что не показался на глаза родителям. Серьезные ли у него намерения?
– Мама, о чем ты? Какие намерения?
– То есть у вас просто так, – устало махнула на меня рукой мама. – Все сейчас у всех так просто, уму непостижимо. Ты хоть не забеременей, ладно? Мне с внуками сидеть некогда. Я и так даже и выдох… – мама столкнулась с моим взглядом и оборвала привычное слово. – Ладно, только ведь не любит он тебя.
– Что вы все мне в душу лезете! Я люблю его – этого разве мало? – возмутилась я.
– То-то я и вижу, что любишь. Глупость какая-то, тебе жить еще и жить. Институт кончи, таких потом будет – миллион.
– Мне не нужен миллион, – упрямо помотала головой я. – Мне нужен только он.
– Ну, как знаешь, – вздохнула она. – А у бабушки опять давление подскочило. Завтра к ней пойду, буду там. Ты тут сама еду разогрей.
– Ладно, – кивнула я и пошла спать. Не так это просто было – заснуть после такого вот разговора. Если бы я только могла! Вот так, как мама, да и Катерина тоже – в один голос. Брось его, подумай о будущем… В тот момент я только и могла думать о нем, о том, как он прекрасен, пусть даже и не красив в классическом смысле этого слова, зато весел, остроумен, умен, обаятелен и уверен в себе. И во всем разбирается, все знает, все умеет и вообще живет какой-то совершенно другой жизнью, не такой, какой жила и буду жить я. И вроде бы рядом, ан нет – как в параллельной реальности. Я знала, что живет он где-то на «Речном вокзале», в районе Ляпидевского, в высокой квадратной башне с серыми балконами. Как-то, проезжая мимо, он махнул рукой и сказал: я здесь живу, ты знала?
– Нет, не знала, – ахнула я, пытаясь хоть что-то разглядеть в заднее окно, пока машина быстро отдалялась. Конечно, мне было интересно все, что касается его жизни, о которой он мне не так много рассказывал. Скорее, приходилось догадываться по обрывкам фраз. Я знала, что он, кажется, хотел быть врачом, но потом решил заняться бизнесом. По всей видимости, довольно успешно. Еще я поняла по разговорам, что живет он с мамой, которая все время ему звонит и звонки которой он частенько сбрасывает. Еще (хоть это и больно для меня) я поняла, что до меня у него была другая девушка, с которой он как-то нехорошо расстался. Один раз, думая, что я ничего не слышу, он довольно громко сказал кому-то:
– Настя – это кончено. И пусть теперь локти кусает – мне все равно. Я даже знать не желаю, как она там живет. Это все в прошлом, так и передай. Скажи, у меня теперь другая!
– Другая – это я, – пробормотала тогда я себе под нос и улыбнулась. Любая ниточка, которая связывала нас, как бы ни была слаба и надуманна, мною отыскивалась и вытаскивалась на свет. Я знала немного, но достаточно, чтобы понять, что до меня он жил какой-то сложной, полной событий жизнью. А вот я до него словно бы и не жила. Как будто родилась на свет в возрасте восемнадцати лет, на Беломорской улице, стоя в очереди в кассу. И как теперь обойтись без него – не представляла и близко. Пока его нет рядом, я не жила, я существовала. Ходила на лекции, переписывала какую-то ересь с доски, заучивала ее наизусть, а сама ждала, ждала, ждала… Училась я неплохо, главным образом потому, что однажды он, Сергей, сказал: