Читать интересную книгу Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен - Глеб Васильев

Он стал в позу и открыл рот, но не успел продемонстрировать детям, какие именно звуки им следует издавать. Как и всякий инструктор школы танцев на шесте, он имел привычку держать голову во вздернутом положении с легким наклоном назад и вправо, а взгляд его прикрытых глаз при этом был устремлен неизменно чуть вниз и влево! Увы! Он не увидел того, что делалось наверху.

Ботинок продавца веселящего газа несся прямо к его заду, привычно отставленному на полкорпуса назад. Хоть бедра инструктора были узкими, большой кожаный ботинок, прорвав джинсовую ткань, проник между ними в самом лучшем виде, как горячий нож в сливочное масло.

Тут уже и элегантный инструктор заурчал, как трансформаторная подстанция.

Из его тела наружу торчал лишь каблук ботинка.

Дети схватились за животы:

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Инструктор танцев Раздвиног

Любил головки боевые.

Но даже дикий носорог

Удовлетворить его не мог.

Но вот с небес по воле бога

Сошел любовник лучше всех,

Что знала жопа Раздвинога!

Так распевали мальчишки, сидя на заборе, готовые каждую минуту свалиться по ту сторону и улепетнуть.

– Ах! – стонал инструктор танцев. – Ах, какое порочное и от того немыслимо будоражащее наслаждение! О, нет! Это не какой-то бальный башмачок! Это такой отвратительный, грубый, бесцеремонный башмак! Он рвет меня изнутри, ни капли не заботясь о моих чувствах… и это так свежо, так искренне, так феерично!

Кончилось тем, что инструктора танцев схватил серийный маньяк-убийца и утащил в подвал.

– Милый, – шептал маньяк, – ваш вид возбуждает во мне любопытство и гнев. Вы нарушаете божественную логику своей тягой к абсолютному пороку и страданиям. Этого не следовало бы делать вообще, а тем более в таком людном месте, но… Мой долг, как избранного орудия божьего, показать тебе настоящую чистую бесцеремонность, грубость и глубины боли. Через час я буду вынужден отправиться на службу во Дворец, но уверен, до того мы оба успеем получить максимум наслаждений.

Инструктор танцев на шесте заламывал руки, пытался вытащить из заднего прохода ботинок и вырваться из стальной хватки убийцы.

– Какая ложь! – рыдал он. – Какой поклеп! Я, человек, живущий среди музыки и улыбок во славу всевышнего, я, сама фигура которого подобна утонченному богомолу, – разве я могу нарушить божьи заповеди и возжелать чего-то противоестественного? Отпустите меня! Я опаздываю в церковь! О!.. О!..

Что было дальше с инструктором танцев, неизвестно. Да наконец, и неинтересно. Гораздо важней узнать, что стало с летающим продавцом веселящего газа.

Он летел, как хороший одуванчик, которому внезапно сорвало крышу.

– Это возмутительно! – вопил продавец. – Я не хочу летать. Я просто не имею права летать так долго, ведь я никому не платил за оказание данной услуги. Эту услугу мне подло навязали без договора или хотя бы устного согласия!

Все было бесполезно. Ветер усиливался, и ни один черт не спешил помочь продавцу. Парашют поднимался все выше и выше. Ветер гнал его к центру города, в сторону Дворца Трех Толстушек.

Иногда продавцу удавалось посмотреть вниз. Тогда он видел крыши, загаженные птицами и людьми, автомобили, похожие на лакированные ногти всевозможных цветов, узкую ленту реки, людей-карапузиков, занимавшихся своими делами и лежащих тут и там – мертвецки упоротых и действительно мертвых. Город поворачивался под ним, точно высокодетализированная интерактивная карта.

Дело принимало удачный оборот.

«Еще немного, и я упаду в Парк Трех Толстушек!» – обрадовался продавец.

А в следующую минуту он медленно, важно и красиво проплыл над истерзанными останками парка, опускаясь все ниже и ниже. Ветер успокаивался.

«Пожалуй, я сейчас сяду на землю. Меня заметят гвардейцы, проведут во дворец, сначала укутают пледом и напоят горячим кофе, а потом предложат бесплатный сеанс беседы с психоаналитиком, чтобы из-за пережитого стресса у меня не возникло каких-нибудь нежелательный последствий».

Однако его никто не увидел. Даже наркоманы, лежащие под единственным чудом уцелевшим кустом и уставившиеся в небо широко распахнутыми немигающими глазами. От летящего разноцветного парашюта падала легкая воздушная тень, подобная тени облака. Просвечивая кислотными красками, она скользнула по окровавленному гравию и земле, хранящей отпечатки недавней битвы. По статуям прекрасных муз с отстреленными головами и подрисованными перманентным маркером мужскими гениталиями. По траурным портретам гвардейцев, отдавших жизни во время защиты Дворца Трех Толстушек от вооруженных мятежников. И от этого с благородными и мужественными лицами гвардейцев произошли чудесные перемены. Сперва их лица стали синими, как у утопленников, потом зелеными, как у Ктулху, затем желтыми, как у сифилитиков, и, наконец, – красными, как у бесстыжих пьяниц. Так, меняя окраску, пересыпаются стеклышки в калейдоскопе, совершенно не беспокоясь, следит ли чей-нибудь любопытный глаз за их бессмысленной чехардой.

Приближалась минута облегчения: полет направлялся к раскрытым окнам дворца. Продавец не сомневался, что сейчас влетит в одно из них, точно тополиная пушинка, предвещающая обострение аллергии.

Так и случилось.

Продавец влетел в окно. И окно оказалось окном дворцовой кухни.

Сегодня кухня во Дворце Трех Толстушек пустовала. Скорбя о жертвах вчерашнего мятежа, Три Толстушки отказались от завтрака, который должен был быть праздничным в честь дня рождения одной из них. Несмотря на уговоры поваров и придворных, они решили воздерживаться не только от праздничных угощений, но и вообще от приема пищи в течение целого дня. А день предстоял ответственный – Три Толстушки собирались ехать на площадь Благоденствия.

Друзья мои, попасть в дворцовую кухню, оставшуюся без присмотра, – дело очень заманчивое. Особенно если больше изысканных яств вы, как продавец веселящего газа, любите только БЕСПЛАТНЫЕ изысканные яства в неограниченных количествах.

Влетая в кухню, продавец по одной лишь симфонии запахов и ароматов почувствовал в одно и то же время восторг и острую боль в животе, причиной которой стало резкое выделение огромной дозы желудочного сока. Так, вероятно, восторгается и страдает горький пьяница, тонущий в бездонном чане с брагой.

Продавец на своем парашюте, купол которого уже перестал наполнять шаловливый ветер, летел через кухню меньше минуты, он ничего не успел разглядеть как следует. Сперва ему показалось, что он попал в какой-то удивительный гастрономический рай, где пикантные устрицы, красношеие лобстеры, стейки из мраморной говядины, трюфеля, молочные поросята, пироги с начинкой из соловьиных язычков и многие другие блюда просто обязаны напевать гимн чревоугодию, приплясывая в бусах из белужьей икры и юбочках из засоленных и хитроумно сплетенных щупалец кальмаров и осьминогов. А в следующее мгновение он подумал, что сошел с ума, придумав будто бы Три Толстушки кушают такие банальные вещи, названия которых известны простолюдинам, вроде него самого. «Нет, тут должен быть тонко наструганный бекон из единорога, карпачо из хвоста мантикоры, грифоновая фуагра, фрикасе из филе ангелов и подающиеся объятыми пламенем яички молодого демона!» – решил продавец. Сладкие головокружительные фантазии ударили ему в голову; недостаток кислорода от душащего баннера и резкого падения сперли ему горло.

Тут же все смешалось: и удивительный танец запеченных поросят, и фаршированный василиск.

Продавец кубарем прокатился по широкому длинному столу, теряя путы баннера, и со всего размаху сел на что-то твердое и холодное. Купол парашюта потух и неподвижной тряпкой лег за его спиной.

Продавец зажмурил глаза и решил их не раскрывать – ни за что в жизни, пока не придумает самое-самое деликатесное блюдо из всех, которое наверняка отыщется на этой кухне. Но фантазия его отчаянно забуксовала на пасте, приготовленной из бороды бога с соусом чили. Не сумев вообразить ничего более экстравагантного, продавец поднял веки и огляделся.

«Теперь я не понимаю ничего, – подумал он, – это попросту непостижимо. Неужто ветер ошибся адресом и закинул меня не в тот Дворец? А я сижу на гречке!»

Так оно и было.

Он действительно сидел на мешке с гречневой крупой. Вокруг него располагались полки с рисом, перловкой и манной крупой. Виднелись стеллажи с вяленой рыбой и сушеным мясом. В небольших контейнерах поблескивали томаты, баклажаны, хурма, тыквы, кабачки и вымытые картофельные клубни. Самым экзотичным из всего съедобного, что удалось отыскать его жадному взору, оказались две грозди бананов, небольшая горка грейпфрутов и одинокий плод киви, к тому же тронутый плесенью.