Читать интересную книгу Поселок кентавров - Анатолий Ким

Одинокая задняя нога Пуду, когда-то раненная стрелой и теперь отделившаяся от него, резво подскочила к нему по;гужайке и стала льнуть нежно, словно соскучившаяся по хозяину собака. Оглушенный падением кентавр, тщетно пытавшийся подняться на ноги, сначала просто отстранил ее рукою, затем, когда нога вновь полезла ласкаться, Пуду схватил свою чимбо танопото за мохнатую бабку и далеко отшвырнул лошади*ную ногу от себя.

Но с этим последним усилием Великий Кентавр всех времен потерял всю свою решимость и командирскую волю. Он не захотел больше подниматься и продолжать командовать своими солдатами. Как-то очень быстро успокоившись, громадный кентавр лежал на брюхе, подвернув под себя передние ноги-, и, сутуло выгорбив человеческую спину, потупив голову..ковырял пальцем в носу.

Между тем отстрел кентавров продолжался, и они исчезали один за другим из пространства, вычеркнутые пикающими выстрелами оружия томсло. «Пик!»- и как не было здоровенного лохматого кентавра с его боевой попоной, деревян*ным панцирем и тяжелым яблоневым луком. «Пик!»- и нет в строю уже и другого солдата, только что рядом месившего воздух ногами в старательном шаге на месте.

За исключением двух случаев, когда разделился на суверенные члены единый организм Лютеса и не удалась попытка вычеркнуть из пространства воителя Пуду, оружие томсло действовало вполне успешно. И вскоре на бугре гваздал копытами в строевом шаге на месте всего один воин из исчезнувшего в Четверо пришельцев, стоявших перед своим полупрозрачным плодом размером с гору, опустили руки с зажатым в них орудием. Трое это сделали почти одновременно, и лишь один опустил оружие вычеркивания чуть позже, ибо он удалял из пространства последнего кентаврона, одиноко маршировавшего на вершине бугра.

По его исчезновении все четверо сошлись вместе и о чем-то говорили между собою, издали поглядывая на безучастно лежавшего, словно усталая лошадь, поверженного наземь великого военачальника и реформатора кентавров.

За всей этой великой битвой следило со стен поселка и из-за кустов множество кентаврских глаз. Наблюдателями были кентаврицы всех возрастов и те кентавры, которые опоздали в строй и потому не смогли участвовать в сражении. Поодиночке же или самостоятельно, без команды кентавры сражаться не умели, так их приучил воевода Пуду.

Когда бой кончился и последний кентавром на бугре, а именно гнедой по имени Вонахорт, исчез в воздухе вслед за писком блестящего оружия томсло, жители поселка взволновались, задвига*лись беспокойно на стенах и под прикрытием кустов. Им хотелось жрать, как всегда, но они находились в тоскливой нерешительности: можно ли теперь разбегаться по своим делам или еще нельзя? И тогда к ним обратился один из пришельцев.

Вначале он согнул три пальца из четырех, а последний оставил торчать, и этот выпрямленный палец он приставил к своему виску. В таком положении, вращая этим приставленным к башке пальцем, он повернулся на все четыре стороны и сказал, не произнося ни слова вслух:

– Кентавры, вы есть очень глупый народ. Мы вас хотели спасти, переселить на другую чудесную планету, но вы начали с нами войну. Теперь черт с вами, живите как знаете, а мы уходим домой.

Внушив это по-кентаврски прямо в мозговые извилины всех аборигенов, пришелец вновь отошел назад к товарищам, и четверо, спрятав оружие за пояса, повернулись и пошли к своему голубовато-серебристому кораблю, названному кентаврами елдоланей.

И тут из-за куста выскочил торговец-пуговичник – побежал, отчаянно размахивая руками, вслед за гордо уходящими томсло – четырехпалыми, могу*щественными и страшными в своем загадочном могуществе. Но это были именно те, догадался пуговичник, кто имеет власть раздвигать чудесную завесу мира,- и можно было снова попросить сделать это… Однако странно повели себя четверо, увидев бегущего к ним человека, существо, столь похожее на них самих, Они вдруг бросились от него бежать и, достигнув корабля, живо скрылись в нем.

И тогда купец, охваченный великой тоской и злобой, крикнул им вслед, потрясая над головою кулаками:

– Выведите меня отсюда, козлы! Неужели вам не жалко человека?! Возьмите меня с собой, бельберей калкарай!Я погибаю!

Тут он набежал на серо-голубую огромную лачачу, хотел упереться в нее руками, чтобы удержаться с разбега,- но сначала руки, а затем и сам он весь беспрепятственно проскочил сквозь невесомый материал, из которого был построен этот горообразный круглый предмет.

Купец вбежал таким образом внутрь молочно-голубоватого сияния и ничего особенного не почувствовал, кроме легкого шелеста в ушах. Он с ходу проскочил через все это шаровидно-туманное тело и затем, остановившись, удивленно посмотрел вокруг. Перед ним была знакомая площадь в Мегарах, навстречу ему шел, зевая от сонной скуки, городской философ Евклид.

Когда сгорел лес и есть стало нечего, кентавры дружно кинулись на поля, охраняемые кентаврицами, и, позабыв о всякой любви, сметали с пути хозяек, чтобц наброситься на собранный ими урожай. В два дня самцы сожрали все, что вырастили трудолюбивые женокобылицы.

Надо сказать, избитые, рыдавшие на краю своего поля кентаврицы время от времени тоже принимали участие в жадном пиршестве, утоляя свой естественный голод, и кентавры их не прогоня*ли, потому что доблестные мужи обжирались до такого состояния, что в полном изнеможении валились отдыхать прямо на земле, откинув в стороны копыта и блаженно жмуря глаза. тут уж обозленные и обиженные кентавоицы пинали их и кусали, таскали за хвост по земле и, присаживаясь над их сонными головами, мстительно поливали их своей горячей ккапи. А иные из самых разъяренных, пользуясь беспомощным состоянием обжор, сдирали с них попоны с подхвост*никами и, хищно согнувшись над ними, молча мялоу сшунду пилорме, и, чиндо няла елдорай, при этом мяфу содигму прундо симапрандидас!!

Однако текусме на фуму хардон малмарай,- и, ничего не добившись, полукобылы в сердцах так колотили своих бесполезных грабителей копытами, что у тех проламывались ребра и порою слетали черепушки с незадачливых голов.

Лес кое-где оставался, но очень далеко в стороне, за полдня кентаврской рыси по извивам одного небольшого ущелья, не тронутого пожаром. Остальное, что было поближе к поселку, начисто выгорело. И для того, чтобы поесть молодых побегов папоротника или полакомиться ягодами веруськи, кентаврам приходилось теперь тащиться очень далеко от поселка.

Но и перебраться поближе к корму они не могли, потому что в этом случае удалялись от водопоя. И прибрежная речная долина в эти дни была наполнена бредущим разрозненным народом, ибо кентавры кормились поодиночке, каждый когда хотел – одни предпочитали с утра выходить на кормежку, другие с вечера, по прохладце, ночью жевали на ощупь, утром шли на водопой.

Солнце поднималось над равнинным краем заречной степи. Кентавры пили, стоя в ряд вдоль реки,- и каждый из них время от времени отрывался от воды и, роняя с мокрой морды капли, очень долго, зачарованно смотрел на востека-ющий в небо шар солнца.

Но однажды увидели кентавры подбиравшиеся с разных концов неведомой и враждебной степи темные табуны лошадей, которые двигались неспешно, на ходу поедая подножный корм.

Сойдясь на реке, стоя разделенные водою, лошади и кентавры рассматривали друг друга, принюхивались к воздуху, текущему наветренно, и оставались безмолвными, словно оба народа не могли поверить в то, что уже началось. А началась война, хотя еще не было ни одного соприкос*новения между теми, кому предстоит грызть друг друга, бить копытами, драться в напряжении всех своих сил и в яростном махании косматых хвостов.

Но военные действия долго не начинались, потому что кентавры не помыш*ляли переплывать реку ради вступления в битву, а дикие лошади пока преспо*койно паслись на хорошей траве, произраставшей в приречной долине на том берегу. Столь же спокойно они поглядывали на кентаврский берег, где буйно зеленела высокая трава, не едомая кентаврами, и где возвышались глиняные стены поселка, в котором скрывались трепещущие от страха самки кентавров.

И предвкушая тот миг, когда он привстанет на дыбы над круглым задком кентаврицы и впервые прикоснется к ней елдораем, дикий жеребец выпускал оный почти что до земли, а затем с силою стукал этой штукою себя по брюху. И вот нарастающий шум позволял кентаврам судить, насколько уже близок час форсирования реки табунами лошадиной армии.

Пока звуки из-за реки были барабанно-разрозненными, похожими скорее на мирные удары крупных рыб, мечущих икру в прибрежных камышах, кентавры могли не особенно беспокоиться, и они продолжали все бегать в лес на кормежку. Однако постепенно при тысячекратном усилении заречных звуков, переходящих в сплошную канонаду, уже оставаться спокойным не мог ни один кентавр. А накануне форсирования реки густыми полками жеребцов стоял такой обвальный грохот, что всем было ясно: война на пороге.