Читать интересную книгу Цветок мака - Бронислава Вонсович

Вопрос того поставил в тупик — моего имени он не знал и знать не мог, так как этого ему никто и не говорил. Впрочем, я и сама его не знала — нам с мамой не пришло в голову, что моими расспросами будет заниматься принц, а остальным мое имя и не нужно было бы. Но то, что вначале об этом спросили не у меня, дало мне возможность подготовиться к ответу, выбрать то, что показалось мне подходящим.

— Джангир, — и после паузы добавила, — Ваше Высочество.

— О, так он обучаем, понял, как ко мне обращаться нужно, — сказал Эвальд и посмотрел на своего начальника охраны с такой гордостью, будто он лично является причиной этого. — Так вот понимаешь, Джангир, мы ничего не хотим плохого твоему народу. Нам сейчас важно понять, как себя вести, чтобы ненароком вас не оскорбить. Уж слишком мы разные.

— А про имя он соврал, — меланхолично заметил маг.

— А вам и не нужно мое настоящее имя, — ответила я. — А больше же я ни в чем вам не соврал.

Маг насмешливо поднял бровь, и я похолодела. Мне показалось, он догадался или сумел что-то понять, несмотря на мой артефакт. Впрочем, делиться догадками, если у него такие и были, он не стал.

— Да, на все вопросы Его Высочества ты отвечал честно, — сказал он, позволив мне расслабиться.

Так, в постоянном напряжении от разговоров и прошел первый привал, окончание которого было для меня настоящим облегчением. В седло я вскочила с огромной радостью. Как это мне не нравилось ехать верхом столько времени? Оказывается, расспросы намного, намного утомительнее. Да и Эвальд вел себя под конец несколько странно. Пару раз я ловила на себе его недоумевающий взгляд, как будто что-то во мне его сильно беспокоило, но что именно, он пока понять не мог. Но ведь, если бы мамин артефакт не сработал бы на вернувшийся нюх оборотня, он сразу бы понял, что я девушка. Значит, беспокоит его что-то другое? Возможно, какие-то мои движения не соответствуют его представлению об мужской половине орков. Знать бы еще, какие…

Глава 6

Эвальд

Шуграт сделал-таки мне пакость перед самым отъездом. С дружеской улыбкой он вручил мне походный шатер, сделанный по всем правилам, принятым у орков, и сказал, что вождю не следует спать под открытым небом. Честно говоря, после проведенной в доме ночи я совсем не горел желанием опять ночевать под крышей, пусть даже матерчатой. Выделенные нам комнаты были маленькими, окна в них не открывались, и к утру воздух был уже крайне тяжел и сперт. Дышалось там тяжело. Мне хотелось попасть на свободу как можно быстрее. Но предстояла еще церемония прощания, которая, по орочьим обычаям, должна была пройти в доме. Дипломаты по очереди забубнили положенные восторженные слова о том неземном счастье, которое мы испытали, познакомившись с орочьим вождем и проведя ночь под его крышей. Видно сделали они все правильно, так как Шуграт довольно покивал головой и торжественно вручил мне увесистый сверток, который по выходе из дома я передал одному из бойцов и даже смотреть не стал, куда он его пристраивать будет. В душе у меня теплилась надежда, что эта пакость потеряется по дороге, а иначе спать мне придется в нем — ведь сопровождающие нас орки неиспользование подарка вождя наверняка посчитают оскорблением. А вот если его украдут прямо в Радае, то оскорбленным уже смогу считать себя я сам. Только надежды на это было мало — улицы были пусты и безжизненны, как и в прошлый наш проезд по ним.

Ехали мы бодренько. Разве что инор Лангеберг, одним из девизов которого было «Сон в работе магов — самое главное», невозмутимо досыпал прямо в седле и даже всхрапнул пару раз. Лошадка его мерно перебирала ногами, видно, была привычна к следованию в группе, а, может, и заклятие на ней какое-то было — моего дара мало, чтобы определить подобное. За всю нашу поездку я почти не видел, чтобы наш придворный маг применял свое умение — так, пару бытовых заклинаний с таким крошечным вложением магии, что и почувствовать ее было почти невозможно. Как он и обещал деду, сила его была в неприкосновенности и только ждала своего часа, чтобы начать меня защищать. Дипломаты наши спать на ходу приучены не были — ведь их работа обычно проходит в более пристойных условиях, но остатки сна с них слетели сразу, ведь задницы они поотбивали еще в первый день нашей поездки сюда. Теперь они охали при каждом удобном случае и строили жалостливые гримасы, долженствующие показать, как им приходится страдать во имя короны. Военные наши никакого внимания на них не обращали, главной их заботой была моя безопасность, а не ублажение придворных лизоблюдов.

О мальчишке-орке я вспомнил, только когда объявили привал, и несколько удивился, как я мог не замечать его, пока мы ехали. Но у меня было, кому наблюдать за потенциальным шпионом в наших рядах — мой начальник охраны уже с ним беседовал, задавая, похоже, очень неудобные вопросы для этого смеска, который все же пытался отстоять честь своей семьи и утверждал, что покинул Радай сам и никто его не выгонял и не обделял. В это верилось слабо. Тощий заплечный мешок явно указывал, что пожитков у этого полу-орка нет, да и одежда была не самая богатая, а сменной явно не было. Впрочем, ему с собой могли и денег дать, чтобы купил принятую у нас одежду. Я еще раз пренебрежительно посмотрел на этот хилый источник информации и взял беседу на себя. Парень как раз нес высокопарную чушь про узы крови орков. Когда это кому препятствовало в деле получения личной выгоды?

— Но узы крови не помешали твоим родным обчистить сироту, — насмешливо сказал я.

Парнишка испуганно повернулся и замер, как загипнотизированный, глядя в мои глаза. Странно, так я даже на своих подчиненных не действую. Я ощутил что-то непонятное, сильно меня обеспокоившее. Непрошенное чувство нежности было настолько неожиданно, что я даже несколько растерялся. С чего вдруг у меня возникло такое отношение к этому нищему дикарю? Не иначе, как работа какого-нибудь орочьего амулета, который должен вызывать симпатию к владельцу. Я подозрительно прищурился и дал знак придворному магу подойти.

— Это неправда! — возмущение орчонка казалось совсем не наигранным. — Ни один орк так не поступит с родичем.

«Да, конечно, — с раздражением подумал я. — Тебя все там любили и ублажали, именно поэтому ты и сбежал — боялся быть захороненным под избыточной опекой.» Но вслух сказал:

— Но что-то же заставило тебя уйти из семьи.

— Я не вижу там для себя будущего.

Инор Лангеберг наконец вспомнил, что сон является не единственной обязанностью придворного мага, и решил почтить нас своим присутствием.

— Мальчик — маг, — заявил он уверенно. — У орков его дар просто пропадет. Ты же учиться хочешь?

— Да.

— А родные против того, чтобы ты развивал магический дар? — инор Лангеберг посматривал на нас с начальником моей охраны со снисходительностью человека, всегда знающего истину.

— Да.

Смесок отвечал коротко, но язык наш, похоже, знал хорошо. Да и акцент почти незаметен, а то, что было заметно, вполне можно было списать на возраст, делающий голос неуверенным и ломким. Маг наш подал едва заметный знак, что парень говорит правду, во всяком случае, пока, и что никаких магических воздействий он не видит. Дальше беседу продолжил я. Ведь родные этого сироты, выставившие его из Радая, интересовали меня мало. Обделили они его или нет, какое мне до этого дело? Главной задачей сейчас были те орочьи традиции, которые могут быть нарушены нами по незнанию, что, в свою очередь, приведет к прекращению установившегося перемирия, довольно шаткого, но все же. Полностью сосредоточиться на допросе не получалось. Со мной происходило что-то странное. Нежностью к орчонку дело уже не ограничивалось. Хотелось обнять его, пройтись губами по бархатистой щеке, и не только. Меня охватывала паника. Инор Лангеберг не давал знака, что на меня воздействуют чем-то, но ведь он мог шаманских приемчиков и не заметить. Пугало меня сейчас даже не столь странно возникшее чувство, более подходящее в отношении красивой женщины, чем этого мелкого грязного дикаря, намного больше я опасался того, что это заметит кто-нибудь из моих подчиненных и пойдут разговоры, совершенно недопустимые по отношению к члену правящей семьи. А еще этот мальчишка смотрел на меня как забившийся в угол дикий звереныш и явно боялся. Я злился, но я злость уже давно привык не показывать, она обычно выплескивалась в презрительные фразы по отношению к тому, кто ее вызвал. Сейчас мне хотелось оскорбить этого мелкого недоноска, показать ему и окружающим, что он ничуть мне не интересен. Впрочем, сделать это было не так уж и сложно.

— Понимаешь, — с деланной участливостью сказал я, — понимаешь… — тут я понял, что так и не выяснил имя своего собеседника. Это дало возможность выказать еще больше равнодушия, обратившись уже не к нему, а к начальнику своей охраны. — А как его зовут?