Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень не спеша брёл вдоль улицы, повесив нос и не обращая внимания на прохожих. Душу его в этот момент заполняли обида и разочарование. Обида на окружающих, а разочарование в себе, потому что в очередной раз не смог стать таким же, как все, а так и остался никому не нужным изгоем. Он был словно Гадкий утёнок из одноимённой сказки, только тот со временем превратился в лебедя, а вот из Кости чего-то толкового так и не выходило. Как был полным лохом, так и остался.
От этих мыслей ком поднялся у него в горле и слёзы выступили в глазах. Не раз в таких случаях, парень хотел исчезнуть хоть куда-нибудь, чтобы попросту не быть собой, но он понимал, что это невозможно. И не раз, когда окружающий мир обжигал его своей жестокостью и равнодушием, Костя думал о том, чтобы покончить с жизнью. Только каждый раз не решался. И проклинал себя за это.
«Кроме того, что лох, да еще и трус, – вертелось у него в голове, – так за что меня уважать? Может, они и правильно делают, что так гнобят меня?»
Но парень знал, что это не так. Знал, что всё дело в том, что он не такой, как его одноклассники. Он хорошо учится, не прогуливает уроки, делает домашнее задание, слушает мать и всегда помогает ей, если это нужно. Но беда в том, что он не такой, как остальные, несмотря на то, что старается соответствовать всем правилам и нормам приличия. Парадокс заключался в том, что в наше время этого не делает практически никто. И Костя в таком обществе чувствовал, что родился не в то время или не на той планете.
Он не спеша шагал, понурив голову и не глядя по сторонам, пока не миновал Агротехнологический колледж справа по улице и не вышел к Дому Культуры. Тут парень огляделся по сторонам и, круто изменив траекторию своего движения, перешел через дорогу. Дело в том, что в здании городского Дома культуры располагалась библиотека, в которой работала его мать. Как не странно, её Костя сейчас хотел видеть меньше всего. Парень знал, что она сразу же бросится расспрашивать, что случилось на этот раз, но эти расспросы ровным счетом никак не повлияют на его настроение. Последнее время они только еще больше его раздражали, поэтому он старался избегать матери, закрываясь в своей комнате, когда ему в очередной раз кто-то портил настроение. А если она всё же начинала задавать свои дурацкие вопросы, Костя уходил от ответа.
Зинаида Борисовна стала беспокоиться о таком поведении своего сына и даже предлагала ему обратиться к психологу. Как и всегда, предельно вежливо, парень сказал матери, что всё нормально. Да и что ему было говорить? Что одноклассники и так смеются над ним и дразнят после того, как он жаловался своей матери на их издевательства? Но она не поймёт этого. Тогда смысл говорить? Да и с кем вообще он может поделиться накипевшем на сердце, если абсолютно никто не хочет с ним общаться?
В такие моменты Костя чувствовал себя так, как будто был один на целом свете. Казалось, он может кричать, но никто не услышит. И если парня в один момент не станет, никто этого даже не заметит. Ну, кроме его матери, конечно, которая тоже часто выглядела, как пришелец с другой планеты, изолировавшийся ото всех за стойкой библиотекаря.
А тем временем Костя обогнул колледж со стороны горы и подошел к одному из уездных строений, которые сохранились в городе еще с начала девятнадцатого века, когда Тростяница была центром одноимённого уезда. Это было массивное здание с колоннами, построенное в характерном для тех времён стиле. Сейчас оно не использовалось, и штукатурка на стенах облупилась так, что местами было видно кирпич, из которого оно было выстроено, а окна без стёкол смотрели на протекавшую снизу реку и город за ней кромешной темнотой.
Костя давненько здесь не бывал, да и сейчас был не в том настроении, чтобы бояться заброшенных зданий, поэтому, особо не задумываясь, вошел внутрь. Под ногами шуршали мелкие обломки кирпича, куски штукатурки и просто мусор, которым в избытке наградило историческую памятку современное поколение. На полу валялось много бутылок из-под пива и другого спиртного, пустые пачки от чипсов, сухариков и солёного арахиса, и прочее. Невдалеке от входа валялся полусгнивший кроссовок и трёхлитровая банка с солёными огурцами на дне, от которых исходил крайне неприятный запах.
Костя прошел дальше и поднялся на второй этаж. Первой же его находкой там стал с десяток шприцов, оставленных местными наркоманами. В детстве мать часто пугала его ними, когда хотела, чтобы парень не уходил далеко от дома или не лазил по сомнительным местам. Но сейчас Косте было всё равно, тем более, зачем он может им понадобиться? Разве что они могут ограбить его, забрав около пятнадцати гривен, лежавших в кармане или старый «Benque-Siemens», с которым Костя ходил уже года три, несмотря на то, что остальные одноклассники уже по несколько раз сменили мобильные телефоны.
«Зачем тебе его менять? – удивлялась мать, – Он же у тебя вполне нормальный. Тем более, мы же не миллионеры, чтобы так раскидываться деньгами. А если у кого-то в голове не хватает серого вещества и он раз в полгода меняет телефон, то это не значит, что нужно брать с него пример».
В такие моменты у парня возникали довольно двоякие чувства. С одной стороны он втайне ненавидел мать за подобные высказывания, потому что в итоге он выглядел среди остальных как «белая ворона», но с другой он понимал, что в какой-то мере она права. Действительно, зачем покупать новый, если старый еще вполне нормально исполняет свои функции?
«Тогда зачем покупают другие? – спрашивал он сам у себя, – Потому что у них не хватает серого вещества? Да нет, среди нас далеко не все тупые. Может, они делают это, потому что хотят идти в ногу со временем?»
И у Кости возникал вполне естественный вопрос: «А что, если я тоже буду идти в ногу со временем? Может, в этом вся и причина того, что надо мной издеваются в школе? Если так, тогда по идее всё должно стать на свои места».
Но, сколько бы логики не было в этих размышлениях, парню слабо верилось, что со сменой телефона и гардероба на новый над ним перестанут смеяться одноклассники. Страшным было то, что он настолько привык к такому положению вещей, что уже не мог представить свою жизнь без постоянной травли. Не мог представить, что кто-то захочет с ним дружить и общаться, что остальные не будут плевать ему в спину и придумывать обидных прозвищ, и что его вообще кто-нибудь будет воспринимать всерьёз.
Нет, всё это казалось ему недосягаемо далёким, словно из мира фантастики. Костя подошел к окну и посмотрел в него. Внизу у подножия крутого склона на замёрзшей реке сидели на своих чемоданах рыбаки – некоторые поодиночке, а трое стояли у небольшой проруби и, разговаривая между собой, согревались спиртным из фляжки, передавая его по кругу. За рекой в лёгкой дымке лежал массив Глыбичка. В основном это были пятиэтажные дома относительно новой постройки восьмидесятых – начала девяностых годов. Как раз в то время в Тросятнице запустили станкостроительный завод и еще два цеха завода сельскохозяйственного машиностроения, который сейчас назывался ЗАО «Агротех», поэтому население города существенно увеличилось, и нужны были новые дома. Между кирпичными коробками пятиэтажек кое-где ютились обычные частные дома, а ближе к берегу реки расположились их более дорогие и роскошные собратья. Среди последних выделялся красивый двухэтажный особняк из красного кирпича, окруженный довольно просторным двором с бассейном, беседкой, фонтаном и прочими атрибутами безбедной жизни. В этом доме жила Лера Ставицкая. Было понятно, что построив дом в таком удачном месте, отец девушки хотел лишний раз всем показать, кто главный в городе, вот только неизвестно, учёл ли он то, что за происходящим в его дворе теперь смогут наблюдать все кому не лень, или понял это, уже заселившись в свой дворец.
Но сейчас Косте это было абсолютно безразлично. Ни созерцание замёрзшей реки и стоящих за ней припорошенных снежными шапками домов, ни попытки думать о чём-либо другом, не могли отвлечь мысли парня от инцидента, произошедшего сегодня за школой. И дело было не в одном конкретном случае, а в том, что это происходило систематически, причем не только когда Костя пытался сблизиться с окружающими, а и просто когда этим окружающим не терпелось самоутвердиться за счёт слабого. Осознавать, что именно он оказался этим слабаком, было нестерпимо. Это чувство скапливалось внутри него долгие годы, но когда-нибудь любая чаша переполняется, если даже вода будет наполнять её по капле.
И вот теперь, эта переполненная чаша грозила вылиться наружу, но только не на обидчиков, а на самого Костю. Он взобрался на подоконник и посмотрел вниз. Окна этого крыла здания выходили как раз на отвесный обрыв, заканчивавшийся у берега реки.
«Если я сейчас шагну вперёд, то всё закончится… И никто больше не сможет надо мной издеваться, – подумал он с горечью, – но тогда и меня самого не станет. Хотя кому до этого есть дело? У меня даже нет никого, кто мог бы меня остановить в этот момент. Всем я безразличен. Тогда зачем такая жизнь? Может и правильно, что я пришел сюда… Тогда лучше закончить всё пораньше, пока не прошел момент, и я еще смогу на такое решиться…»