— Далеко от Лонгьира до этого острова?
— Совсем нет, четыре часа хода на моторной лодке. Если, конечно, нет сильного тумана.
— На лодке — по морю? А это не опасно?
Пушениг смущённо почесал в затылке:
— Извините, доктор, я ведь человек сухопутный — до мозга костей. Это не просто лодки, а очень большие лодки…. Морские ребята их иногда баркасами называют, иногда — мотоботами. Попробуй, разберись…
Анхен, словно о чём-то усиленно раздумывая, заходила по палате туда сюда, а оберштурмбанфюрер обеспокоено наблюдал за этими её манёврами, ожидая очередной неприятности. Денис же продолжал безвольно пялиться в белый потолок.
— Вот что мы сделаем! — объявила, наконец, юная красавица, облачённая в медицинский халат, плотно обтягивающий её ладную фигурку. — Через некоторое время дон Оскар пойдёт на поправку и сможет самостоятельно ходить. Вот тогда, герр оберштурмбанфюрер, вы и выделите нам с сеньором — представителем доблестного генерала Франко — такую «моторную лодку». Я заранее соберу всё необходимое, доставлю больного в этот ваш «санаторий» с серными гейзерами и минеральными источниками, лично за три недели подниму больного на ноги. Ради такого случая возьму в Управлении очередной отпуск, уже два года не отдыхала толком…. Дадите вы нам хорошую, очень большую лодку — с надёжным, очень большим мотором?
— Конечно же, дам, дорогая фройляйн! — горячо заверил Пушениг девушку. — И со сборами помогу, продовольствие необходимое выделю, и двух надёжных охранников предоставлю…
— А вот последнего — не надо! — неожиданно заволновалась Анхен.
— Почему же?
Бойкая докторша неожиданно засмущалась, густо покраснела и уставилась в пол, нервно крутя верхнюю пуговицу своего халата.
— Видите ли, герр оберштурмбанфюрер.… Даже не знаю, как вам объяснить… Дело в том, что сеньор Оскар Рамос сделал мне предложение, — продемонстрировала Пушенигу свою изящную правую ладошку с тоненьким золотым колечком на безымянном пальце. — И я, тщательно взвесив все «за» и все «против», данное предложение приняла…. С сегодняшнего дня мы с сеньором помолвлены!
От неожиданности Денис даже закашлялся, мысленно возмущаясь: — «Ну, надо же предупреждать, чёрт побери! Тоже мне, артистка больших и малых сцен! И колечко, комедиантка, припасла…».
Дождавшись, когда Денис откашляется, оберштурмбанфюрер встал, браво щёлкнул каблуками и склонился в церемонном полупоклоне:
— Примите мои самые искренние поздравления, сеньор Рамос! И вы, фройляйн Мюллер! Очень рад за вас и всё такое…. Офицеры гарнизона, без сомнения, незамедлительно подготовят свои скромные подарки. Но, всё же, мне будет спокойнее, если двое моих людей будут сопровождать вас в этом романтическом путешествии…
— Милый, милый Лукаш! — на прекрасных глазах девушки навернулись крупные слёзы. — Как же вы не понимаете? Ведь это будет не просто — романтический вояж…. Это будет наше с сеньором свадебное путешествие. Понимаете? Свадебное путешествие! Мы не намерены ждать окончания всех этих глупых и формальных процедур…. Зачем же нам эти два любопытных дуболома? Избавьте, право…
Все последующие за этим шесть дней Денис без устали принимал десятки поздравлений и сотни дружеских шутливых советов, а уважаемая фройляйн Анхен была завалена цветами, правда, сугубо геранью и фикусами в горшках. Где же на Шпицбергене во второй декаде апреля достать розы, тюльпаны и гвоздики?
Их отплытие также сопровождалось приличным ажиотажем: порядка сорока офицеров гарнизона — в сопровождении своих серьёзных жён и легкомысленных подруг — столпились ранним апрельским утром на узком молу причала, крича всякую поздравительную чушь. Пришлось даже — для полной достоверности происходящего — несколько раз крепко поцеловать предполагаемую невесту на глазах почтеннейшей публики. Целовалась Анхен совершенно неумело, но очень самозабвенно, Денис даже разволновался немного…
Отзвучали выстрелы из бутылок с французским шампанским, были сказаны все тосты и напутствия, уверенно затарахтел мощный двадцатисильный подвесной мотор, приземистый одномачтовый баркас, щедро нагруженный разнообразным грузом, шустро побежал по спокойным серым водам фьорда.
Естественно, остров Змеиный с его горячими гейзерами и целебной минеральной водой был здесь совершенно не причём. Через два с половиной часа они вышли из фьорда в открытое море, и пошли на север — вдоль низкого берега острова Медвежий. Идти здесь было уже гораздо труднее: боковые злобные волны настойчиво бились в правый борт, пытаясь направить баркас прямо на чёрные береговые скалы, рука, держащая руль, немела через каждые десять минут, требуя отдыха и замены…
Уже под вечер, использовав треть запаса бензина, они пристали к берегу в устье бывшей Синей «реки». Денис тщательно закрепил лодку к прибрежным камням и метнул вверх стальной якорь-кошку с привязанным к кольцу прочным тросом. Якорь с первой же попытки прочно зацепился наверху за что-то невидимое.
Денис за полторы минуты ловко вскарабкался на крутой пятиметровый обрыв, достал из кармана верёвочную лестницу, придавил её верхнюю планку двумя надёжными валунами, сбросил основное тело лестницы вниз. Со звонким треском лестница развернулась, вскоре запыхавшаяся Анхен, одетая на этот раз в штаны спортивного покроя, походную брезентовую куртку и высокие армейские ботинки на толстой подошве, показалась из-за края обрыва.
— Как красиво! — восторженно известила напарница, оглядываясь по сторонам, и тут же громко взвизгнула: — Ой, Оскар! Тут же белые медведи! Они же нас сейчас слопают!
Действительно, метрах в пятидесяти-шестидесяти от них расположились два молодых белых медведя, похожих друг на друга — как две капли воды. Впрочем, животные вели себя очень мирно и дружелюбно: смешно и приветливо поводили чёрными кожаными носами из стороны в сторону, негромко урчали что-то мягкое и успокаивающее.
У Дениса с белыми медведями за девять месяцев его странствий по горам и долинам Шпицбергена сложились очень странные отношения: он с первой встречи сразу понял, что эти звери ему совершенно не опасны, медведи же, со своей стороны, всегда демонстративно выражали своё дружелюбие, а, иногда, и подобострастие. Денис знал — на уровне шестого чувства — что происходит всё это благодаря маленькой халцедоновой фигурке медвежонка, которую он всегда носил с собой. Непростая такая фигурка, вырезанная очень много лет назад алтайским шаманом Агафоном…
Только один раз произошёл неприятный сбой. Сразу стало понятно, что бредущий ему навстречу белый медведь был другим: какой-то очень уж длинный и худой, шерсть — почти жёлтая, голова — непривычно маленькая, зверь рычал утробно и как-то «не так». Что ж, бывает, что и среди людей индивидуумы встречаются — не приведи Бог. Не признающие никаких законов и правил…. Денис тогда без колебаний и раздумий вытащил из другого кармана своей куртки чёрный базальтовый свисток, подаренный ему несколько лет назад сослуживцем Ником Ивановым (Никита нашёл эту необычную штуковину в каком-то древнем карибском подземелье), дунул. Сложилось устойчивое впечатление, что странный медведь словно бы «пришёл в себя»: встал на задние лапы, начал кланяться, словно извиняясь за что-то, потом развернулся на сто восемьдесят градусов и поспешно затрусил прочь.