Читать интересную книгу Контрмеры - Анатолий Нейтак

По-другому? Суставы?

А может, не только они? Может, ещё что-нибудь такое, не сразу заметное?

«Всё-таки иная разумная раса? Кажется, я начинаю в это верить…»

– Когда прибудем на пересадочную, пореже открывай рот, – посоветовала Сарина на ходу, не оборачиваясь. – Причины объяснять надо?

– Не дурной, – буркнул Рон в ответ. – Пересадочная, говоришь? А потом куда?

– Да расслабься ты. Тебя ждёт всего лишь экскурсия по одной из станций Главного Узла.

– С чего это такая щедрость?

– Это не щедрость. Вот как ты сам стал бы себя вести на моём месте? Учитывая этические ограничения, конечно.

– Это какие именно?

– Давно не дрожал от испуга?

«Сплошные вопросы, семь на двадцать! Прямо театр абсурда!»

К счастью, Сарина, видимо, тоже понимала, что так они далеко не уйдут, и принялась деловито перечислять:

– Самое простое, что я могла бы сделать – воспользоваться своим пси. Подавить волю при помощи морока, или устроить ментальное сканирование, или использовать что-нибудь более изощрённое, вроде «правдодела». Конкретные методы не слишком важны. Одна беда: ни один из этических кодексов не позволяет мне даже просто читать твой эмоциональный фон. Ведь ты не являешься Владеющим, который мог бы

парировать мои действия; более того: ты формально ни в чём не обвиняешься и даже не подозреваешься.

– Да ну? Я ведь существо другой расы, вашим законам не подчинённое!

Сарказм пропал втуне.

– Законам – да, – с прежней серьёзностью отозвалась Сарина. – Но мораль универсальнее, она применима ко всем вменяемым разумным существам. Или у вас считают по-другому?

«Знала бы ты, как у нас считают», – мрачно подумал Рон. Ему было стыдно. И за пришедшую из седой визаррской древности поговорку «человек человеку враг», и за стандартную политику по отношению к ксеноморфам, о которой он слышал много разного, но никогда и ничего хорошего, и за… в общем, за многое.

То, что он сам, Рон Гайлэм, ни в чём постыдном замешан не был, положения не облегчало.

– Ладно, продолжим об этических ограничениях. Хезрас со своей командой узнал о вашей биохимии вполне достаточно, чтобы синтезировать комплекс веществ, способствующий откровенности. Лёгкий наркотик для эйфории, чуток депрессанта с избирательным действием – снизить волевой контроль, плюс стимулятор памяти… в

дремучие докосмические времена такое зелье называли, кажется, «балаболкины капли».

Но если я хотя бы заикнусь о таком прикладном эффекте его целительских изысканий, Хезрас немедленно потащит меня на допрос в комиссию по этике. И будет прав. Значит, медицину тоже отбрасываем. Остаётся имитатор.

– Что?

– Имитатор, – повторила Сарина медленно и отчётливо. – Механическое устройство, создающее качественную иллюзию, мало– или вообще неотличимую от реальности. Имитатор делает примерно то же, что и насылающий морок Владеющий, только методы другие.

– Понятно.

«Ещё бы мне не было понятно. В виртуальной реальности можно, например, несколько раз подряд содрать с жертвы кожу. Со всей сопутствующей кровищей, воплями, полноценным набором болевых ощущений… и без опасений, что в реальности это приведёт к чему-нибудь серьёзному. Заикание и ночные кошмары на всю оставшуюся жизнь – это ведь несерьёзно, да?»

– И что же мешает вам, уважаемая, применить ко мне этот чудный бескровный метод?

– Ничто. Кроме этических принципов.

Взгляд Сарины в упор был глубоким и редкостно тяжёлым. Даже направь она на Рона

готовое к выстрелу оружие, давление вряд ли стало бы сильнее. Смотреть ей в лицо было… неуютно. Да нет, какое там – неуютно! Если для самого себя, честно, то попросту страшно.

Лучше изучать матовые разводы на полу межпалубного лифта.

А Сарина меж тем не унималась.

– Я с удовольствием засунула бы в имитатор того гада, который отдал приказ

стрелять по планете главным калибром. Или, на худой конец, того, кто лично давил на гашетку. И тысяча с лишним мертвецов молча кивнула бы мне, давая необходимое оправдание жестокости. Я бы лично и с большим удовольствием прижала мороком

скользкого типа, из-за которого погиб Ласкис. Но всё, что произошло между вашими вояками и нами, не меняет одного простого факта. Лично ты, Рон, никакой ответственности за инцидент в тринадцатом подсекторе не несёшь. Больше того, ты

даже военнопленным считаться не можешь. Тебя доставили на борт «Росомахи», но не как врага, бросившего оружие в безнадёжной ситуации, а скорее как вынужденного гостя. Сам по себе способ захвата уже был этически сомнителен, поэтому никто из нас не имеет права усугублять ситуацию.

Рон всё-таки посмотрел на свою визави прямо.

– Вы это серьёзно?

– Что – «это»?

– Неважно. И…

– Да?

– Извините.

– А вот это уже лишнее. Будь ты виноват в чём-то таком, что требует извинений, я говорила бы с тобой совсем иначе. Или у вас в традиции коллективная ответственность?

– Ну… не совсем.

«У нас принято находить стрелочников. Но при одной мысли о том, как я объясняю значение данного «термина», меня начинает тошнить.

Гадство! Что же там всё-таки произошло? Система ведь была пуста…

Нет. Её во всеуслышание объявили пустой. Надо ли тебе объяснять, насколько могут расходиться реальность и публичные заявления Вожаков?

Гадство!»

От расспросов Рона спасли остановка лифта и поспешный встречный вопрос:

– Раз вы спрашиваете такое, получается, что у виирай ответственность коллективной просто не бывает?

– Бывает, наверно. Но очень редко, в порядке исключения. Вдумайся: ведь «коллективная ответственность» – это либо оксюморон, либо, скорее, вообще катахреза. То бишь

внутренне противоречивое высказывание. Нести ответственность можно лишь за что-то конкретное: поступок, слово, мысль. Ни первое, ни второе, ни третье не могут быть плодом усилий масс. Только индивида. И если иногда бывает сложно сказать, кто именно должен отвечать за тот или иной факт, в самом существовании конкретного ответственного лица усомниться нельзя.

– А если приказ исходит не от конкретного лица? Например, есть закон, выработанный коллегиально и утверждённый большинством голосов. Кому вменять в вину исполнение такого закона, если в конкретных обстоятельствах он оказался… сомнителен?

– Кому? Исполнителю, – ответила Сарина без тени сомнений. – Если закон вынуждает стрелять в разумных существ, в хаос такой закон! Кстати, коллегиально выработанные правила всегда будут в лучшем случае сомнительны. Компромисс – не самый лучший путь решения возникающих проблем.

– А какой, по-вашему, лучший?

– Идеальных путей не бывает, но спросить у самого знающего, на мой взгляд, куда естественнее. В группе может быть только один мудрейший, его и надо слушаться.

– А если решение мудрейшего не по нраву?

– Смирись. Может быть, время покажет, что прав был именно ты. Вот только мудрейшие на то и называются мудрейшими, что редко высказываются категорично. И ошибаются очень редко.

«Трудно с ней спорить…»

Впрочем, следом за этой мыслью явилась иная, предательская:

«А надо ли вообще спорить с ней?»

– Всё это замечательно, только есть одна махонькая проблема…

– Какая?

– Выбор этих самых мудрейших.

– Согласна. Но виирай эту проблему давно решили.

– Каким образом?

– Предвидение. Достаточно одного… вернее, – странновато усмехнулась Сарина, –

одной пророчицы высокого класса, чтобы ставить на ответственные посты только тех, кто оправдает оказанное доверие. Тут, конечно, возникает проблема того самого доверия, но за четыреста хин-циклов можно заработать прямо-таки непрошибаемый авторитет.

– Четыреста хин-циклов? – отупело переспросил Рон. – Это больше трёхсот лет?

– В пересчёте на ваши единицы – да. А что тебя так удивляет? Разве у вас нет технологий продления жизни?

– Есть, но не настолько эффективные. Нет, не в том дело! Ты всерьёз про предвидение?

– Вполне. Что тебя так… а. Ну да. У вас же очень мало псиоников…

– И слава космосу, что мало!

– Почему? Что плохого в пси?

– А что хорошего в безумии и хаосе?

Сарина резко развернулась.

– Так. Вот мы и вычислили одну из болевых точек. Ты веришь, что я Владею пси?

На дне её зрачков напоминанием блеснул голубой огонь, и Рон поспешно кивнул.

– Тогда следующий вопрос: ты считаешь меня безумной? Не контролирующей себя?

– Нет!

– А раз так, – резюмировала Сарина с подчёркнутой мягкостью, – придётся допустить хотя бы теоретическую возможность того, что твоё «аргументированное» мнение по поводу пси может быть… необъективным. Пошли.

С этими словами она шагнула из коридора в неярко освещённое обширное пространство, в котором тут и там загораживали обзор безошибочно узнаваемые