Читать интересную книгу Иван-Царевич и С. Волк - Светлана Багдерина

— ВЫЛЕТАЕМ?!…

* * *

Когда царевич проснулся, продрал глаза и очень осмотрительно вышел из избушки (ее ножки были покорно поджаты), проворные Руки уже ловко укладывали их багаж в огромное корыто, а ближайшая пара Голов начальственно на них покрикивала. При появлении Иванушки одна из Рук приветственно ему помахала, а первая слева голова оповестила:

— Ярославна с брательником на куфне вас завтракать ждуть, оне велели вам умыться и тудыть подходить, — и занялась дальше отдачей распоряжений, перекидываясь с первой головой справа грубоватыми шутками.

— П-понял, — не сводя на всякий случай с голов взгляда, подтвердил царевич и боком двинулся к умывальнику, но тут же обо что-то споткнулся и вытянулся на траве во весь рост. Падая, он успел заметить, как под избушку быстро втянулось нечто желтое, морщинистое, бревноподобное.

Подножка!

Отряхиваясь и бормоча что-то не совсем лестное о курицыных детях, царевич, не оборачиваясь более, поспешил на кухню, и не мог видеть реакцию Ярославниных слуг. Да, может, оно и к лучшему.

Когда с завтраком было покончено, грузо-пассажирская эскадрилья Ярославны в полной готовности к отлету была построена на дворе перед избушкой. На правом фланге горделиво красовалась добротная вместительная ступа с прислоненным лохматым помелом. Далее следовали два внушительного вида бочонка, распространявшие вокруг себя неповторимый запах свежеструганного дерева и, наконец, два корыта большой грузоподъемности с накрепко принайтованным имуществом Ивана замыкали построение.

Иван остановился и вопросительно взглянул на Ярославну.

— Твоя бочка вторая от ступы, — неправильно истолковав его заминку, подсказала та.

— Н-нет, я просто хотел… Ну, да, конечно… Нет, то есть, я хотел спросить — это что, все полетит? В смысле, я знаю, что бабки-ежки… То есть, ведьмы, я хотел сказать, извините, летают на помеле. Или в ступах. Про это я читал. И в «Приключениях лукоморских витязей» на странице пятьсот седьмой, когда Елисей… — перехватив выразительный взгляд Серого, Иван осекся и быстро закончил: — … но корыто?!

— А что тебя смущает? — поинтересовалась Ярославна. — Заклинание полета всегда одно, хоть для ступы, хоть для бочки, хоть для стакана. Если вылетает группа, ведомая одним человеком, оно слегка изменяется, вот и все. А что касается нашего обоза, — и она кивнула на выставку домашней утвари на дворе, — У тебя во дворце ведь тоже, наверняка, есть и скакун-иноходец, и ломовой коняга, и кляча водовоза. И все они хороши для своих целей. И, кстати, — вспомнив о чем-то, она выудила из кармана кулек из промасленного пергамента и подала его Ивану, — Вот, держи, не теряй.

— Это еще зачем? — искренне не понял тот.

— Взлетим — может, поймешь, — ухмыльнулся Серый, — А не поймешь — твое счастье.

— Ты не смущай вьюношу, — вмешалась ведьма. — Это если нехорошо тебе будет. На лету до меня ведь не докричишься, остановки только на обед и ужин со сном, так что, не стесняйся. Ты в первый раз летишь, и ничего постыдного здесь нет. В воздухе ведь всякое бывает — вон, по земле ездишь — и то порой приключений не оберешься, а тут…

Иван явно стал на оттенок бледнее.

— Не боись, царевич, — сверкнув белозубой улыбкой, Серый дружелюбно хлопнул Ивана по плечу.

Иванушка взвился, как ужаленный. Так Серый считает, что он испугался!!! Да как он может!!! Я!!! Царевич!!! Лукоморский витязь!!! Чудо-богатырь!!! Испугался!!!

Ну, подумаешь, чуть-чуть.

Ну даже если и не чуть-чуть, если честно-то. Ну и что?!

Неужели это так заметно?…

И совсем не обязательно было об этом говорить вслух.

А Серый уже деловито проверил ремни, которыми вещи были привязаны и ловко запрыгнул в один из бочонков. Царевич демонстративно распрямил плечи, выпятил грудь, выставил подбородок вперед и сделал то же самое.

С пятого захода ему удалось добиться того, что бочка при этом не падала.

С шестнадцатого — чтоб бочка не падала при попытке перевернуться с головы на ноги.

Красный как рак от смущения и злости, потный и растрепанный, мысленно проклиная самыми страшными известными ему словами («гнусные, мерзкие, отвратительные…») все бочки, Ярославну, Серого, Жар-птицу, прадеда, которому пришла в голову идиотская мысль посадить в дворцовом саду эту дурацкую яблоню с золотыми яблоками, а также себя самого, Иван высунулся из бочки чтобы глотнуть немного свежего воздуха и украдкой скосил глаза на Ярославну и Волка. Удивительно, но они так, казалось, были увлечены разговором друг с другом, что даже не обращали не малейшего внимания на его экзерсисы.

Даже слишком увлечены. И в глубине сконфуженной, готовой к яростному отпору при тени малейшей насмешки души царевича шевельнулась робкая признательность. И вместо наглой, глупой, вызывающей фразы, зародившейся в его голове во время позорного кувыркания как возможный ответ на вероятную издевку, у него вырвалось нерешительное:

— Ну, я готов…

Длился второй час полета. Позади осталась полянка с избушкой Ярославны, энергичные руки помахали им вслед и занялись прополкой грядок с морковкой, нахлынула и потихоньку уползла куда-то в район солнечного сплетения тошнота, бесконечные верхушки деревьев, одинаковые сверху (впрочем, и снизу тоже; для Ивана все деревья делились на три породы — елка, береза и ни то, ни другое) успели надоесть в первые десять минут, и теперь царевич сидел, нахохлившись, на дне бочки и страдал от невозможности вытянуть ноги.

«В принципе, если сравнивать с путешествием верхом или даже пешком, полет — не такой уж и плохой способ передвижения, особенно на большие расстояния,» — рассуждал Иван, напрочь забыв, что еще пару часов назад он был также твердо убежден совершенно в обратном, — «Но только теперь мне становится понятным, почему он не получил широкого распространения среди людей. Конечно, нам, лукоморским витязям, не привыкать, мы и не такое видали, мы привыкли смеяться трудностям и опасностям прямо в лицо, но простые люди — это другое дело, хотя для путешествий по Лукоморью или в другие страны, например, для купцов, или послов, или… ну, или там для еще кого, лучше и не придумаешь… Это ж в три раза быстрее получается! Вот если я бы был царем, ну или хотя бы наследником престола, я бы тогда, пожалуй, приказал придумать что-нибудь такое же, но только посовершеннее. Ну, во первых, попросторнее. Значительно. И чтобы летать там могли несколько человек, чтобы было с кем поговорить в дороге. И чтобы на полу подушки лежали. А еще лучше, диваны стояли. Или кресла. И чтобы навес какой-нибудь был, на случай дождя.» — Но потом ему пришло в голову, что дождь может быть и косой, и он мысленно добавил: «А окошки застекленные.» Потом свое мнение высказал желудок, решивший что, пожалуй, съеденного завтрака до обеда не хватит, и Иван продолжал: «А также при пассажирах должен бы был состоять челядинец специальный, который бы их пирожками обносил. В смысле, кормил. И поил тоже.» Но остывшие после долгого пути пирожки и холодный чай царевичу не показались достаточно привлекательной перспективой, и он тут же к мысленному проекту решительно добавил переносную русскую печь и повариху к ней.

Несколько больше сомнений вызвало возможное наличие нужного чуланчика, который все-таки был принят в конце концов с той поправкой, что при перелете над населенными пунктами он будет закрываться челядинцем-разносчиком.

«А все же, если целый день лететь, а то и несколько, то скучновато может быть,» — нашел царевич новый изъян в своем детище. — «Пожалуй, надо там будет держать скоморохов команду, песельников и сказителя с гуслями. И запас продуктов и для них тоже. Тогда клети нужны будут, хоть как крути… И людская. Хм, тогда места еще побольше надо. Да это у меня уже целая изба получается! Хотя, ну и что, что изба.

Очень даже и хорошо это. И назову я ее тогда… Назову я ее… Как бы это ее половчее назвать… Чевой-то не придумывается. Ну, да ладно. Потом придумаю.»

Но тут сомнение закралось в голову Ивана, и он встревожено и озабоченно заскреб в затылке. «А если волшебство откажет в воздухе? Тогда что? Ага! Придумал! Надо управляющему повыше летать приказать, а всем пассажирам метлы выдавать, как у бабок-ежек, перед началом полета, чтобы в случае чего они на них сели — и пошел через дверь по одному!»

Услужливое воображение Ивана нарисовало ему самого себя с помелом промеж ног на пороге стремительно несущегося книзу его неопознанного летающего объекта, а рядом — необъятного как Родина, бледного, с выпученными глазами боярина Бориса, старейшего Думы, с метлой и супругой своей Федосеею в вытянутых трясущихся руках. Нет. Что-то во всем этом было неправильно, и царевич с раздражением вымарал эту картину из мыслей. «Не будем об этом. Подумаем лучше, как же я все-таки ее назову. „Летающий дом“? „Изба летающая“? „Летный дворец“? Во! Есть! Назову-ка я ее „Изба самолетная“! Такое даже королевичу Елисею не снилось, хотя, если быть справедливым, то на странице тысяча четыреста пятнадцатой… А вообще-то, нет. Все равно не то. Вот. А делать такие, окромя как царским казенным заводам, запретить, а за полет золотом платить. Тем, кто согласится,» — и, поразмыслив над этим предложением, честный Иван со вздохом добавил: «Да только какой же дурак по своей воле туда полезет. Ну, разве только мы, витязи Лукоморья…»