— Ну и дела. Я думал, быстренько дойдем!
— Далеко тут, — согласился Василий, — глаз равнять не по чему, лодок и домов нету.
Витька смотрел на далекие светлые полосы. Они равномерно набухали, катились, будто высасывая свет из воды, собирали его и потому росли, круглились, рокотали уже слышно и, донеся себя до мокрого песка, бросали разбиться, не жалея. Море меж ними сверкало, низкое солнце чуть красило воду, будто невидимые капли крови, падая в воду, распускались в ней.
— Что встали? — в голосе Наташи вдруг зазвенело, — быстрее вниз! Ну?
Вася резко обернулся. Упала к сапогу сорванная ветка полыни.
— Нат…
— Ой, помолчи, солнце садится! — и девушка почти побежала вниз, взмахивая руками, чтоб не упасть. Волосы, завитые ветром в пружины, подпрыгивали по серой спине курточки.
Через пять минут неуклюжих прыжков вслед Витька припал на подвернутую ногу, чертыхнулся. И вдруг медленно сказал:
— О, Господи…
Они почти спустились, обогнав солнце и поймав момент, когда то, еще не коснувшись воды, лило последний, самый густой красный свет по бурунам громадных волн. В полной неподвижности рифленого сверкающего моря, вдруг подымался круглый горб, длинный, тянул в обе стороны отмели мускулистые водяные руки и — рос. Горб вырастал вверх, закручивая неимоверную толщу взятой в себя воды, становился стеной и солнце вдруг просвечивало его насквозь, теряя там, внутри, свет, застревая лучами в пружине народившейся волны. Гребень, залепленный тугими кружевами пены, закручивался и, набирая скорость, опускал их все ниже, закрывая белым верчением спрятанное в волне солнце. И вот, грохнув, вода падала, разбиваясь сама об себя и уже по мокрому песку летели к ним клочья пены, скользя, как по льду.
Наташа спрыгнула с низкого обрывчика на мелкий песок, выворачиваясь из распахнутой куртки. Отшвырнула ее и помчалась в сторону, к черным небольшим скалам, зашорившим правый край пляжика. Витька дернулся было за ней, но остановился, схваченный натянутым краем куртки. Васька держал его крепко, провожая сестру тоскливыми глазами.
— …Обещала, дура. Обещала ведь! Эх! — отпустил куртку и сел на песок, прижав грязный кулак к глазам. — Стой уж. Сейчас сама вернется, — сказал и, зарывая ладонь в песок, стал прихватывать в горсть и сыпать тонкой струйкой, разглядывая.
— А-а…
— И фотик держи, — мальчик продолжал отстранённо смотреть на зыбкую полоску песка, что торопился вернуться из кулака на землю.
Витька послушно отколупнул с объектива крышку.
Нацелившись на огромные грохочущие валы, сразу всё забыл, о Наташе не думал. И стал снимать, как поднимается в глади вода, круглится полого и вдруг все быстрее, но все равно медленно, величаво, вырастает в стену, закрывая красное солнце. Уши глохли от рокота, багровый пятак слезился сквозь живое стекло, а вода пламенела — не ярким, но светлым, просторным светом, прозрачным насквозь. Краснота превращалась в червонное золото, подходя к самым глазам, так что он откидывал голову с камерой и, только оторвавшись от видоискателя, убеждался — не зальет, царя лишь в своих границах.
Снимал, как, поднеся себя к мокрому песку, вдруг, пушечно выстрелив, расшибается прозрачный вал, и взрывом летят вверх и в стороны дикие кусты и деревья, мгновенные сады кипящей пены.
Снимал…
— Вась? Что там? Видишь?
Прозрачную толщу вдруг пронизали стрелы темного серебра, взблескивая солнечной кровью на длинных изгибах. Десятки узких стрел. …А если волны такие огромные, то… какого же размера?…
— Рыбы, — крикнул за спиной Васька, — приходят, редко. Сымай, потом расскажу!
Витька щелкал, совсем не думая о том, что получится. Глазом пристыл к окошку и нажимал на спуск, секунду после свирепо жалея, что, пока пишется снимок, он эту секунду пропускает, не видя изгибистых тел, стремительных и, как сама волна, так же неумолимых в движении своем.
И вдруг, среди узких рыб — откинутое лицо, струи темных волос по плечам и спине, вытянутые в видоискатель ладони.
Отлип от глазка, зашарил взглядом по волнам:
— Там Наташа? Смотри! Сестра твоя — там!
На мгновение, пока волна становилась вертикально, показалась в толще стоящая женская фигура, прогнутая, со сведенными над головой руками. И быстро, попадая в ритм волны, качнулась, по-змеиному поведя головой, поменяла положение тела, мгновенно став похожей на рыб вокруг себя, и вал понес ее в толще, как в солнечном янтаре, прямо на него.
В грохоте воды растворились беспомощные мысли о том, что — рыбы, куда они, когда волна расшибается? И Наташа — куда?
Додумать не успел, огромная волна ухнула о песок, взорвалась и в бешеной круговерти Наташа упала почти ему под ноги, в шипящей пене поднялась было на локтях, но руки задрожали и она ткнулась лицом в живой, крученый уходящим морем песок.
Больно стукнув по боку, проскочил под локтем Вася, ухватил сестру за скользкие локти, пыхтя и пятясь, потащил от воды. Пальцы скользили по мокрой коже. Обернул снизу покрасневшее лицо, крича:
— Помоги, щас волна!
Сверху, уже нависая добродушно-безжалостным китом, грохотало.
Витька подхватил русалку подмышки. Ее голые ноги ползли по песку, оставляя глубокие борозды, но он тащил и тащил, и, наконец, сел с размаху на сухое, и Наташа — лицом в его колени, со спиной, облепленной до самых ягодиц мокрыми волосами.
Рухнула следующая волна, и от следов на песке ничего не осталось.
Витька сидел, держа ее руками за мокрые плечи. Васька, в двух шагах от пены, тоже свалился, утирая лицо. Опережая вопрос, прокричал в грохоте:
— Сюда бабы наши ходят и девки, счастья себе наныривают, с рыбами. Только — летом, а эта — вот…
Наташа зашевелилась и перевернулась на спину, ерзнув головой по коленям. Глаза раскрылись в небо, и из них стало уходить стекло. Запрокинула лицо, медленно, так, что натянулись жилы тонкого горла; улыбнулась Витьке и снова прикрыла глаза, кинув по песку руки ладонями вверх.
— Сейчас, мальчики, сейчас…
Солнце уехало краем за горизонт, туда, за прозрачные стены воды. Воздух темнел и проснулся резкий ветер.
— Васечка, — сказала, не открывая глаз, — сбегай за камни, одежу принеси, холодно.
С темнотой звук прибоя стал мягче, и, через несколько минут остался лишь тихий рокот — шепотом после бешеного грохота заката. Волны становились ниже, спокойнее. Еще поднимаются, серея в сумеречном свете, но стали обычными, какие всегда бывают после шторма.
Наташа села, опираясь на руки. Посмотрела в сторону камней, куда отправила брата.
— Витя, подай куртку, — попросила быстрым шепотом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});