Прежде чем продолжить, рыцарь оценил высокую похвалу.
— Я выяснил судьбу интересующего нас человека, однако не сумел отыскать его труп.
— Как так? — поинтересовался ученый.
— Море поглотило его, а оно с неохотой отдает взятые в долг предметы. Мы обследовали все вероятные скалы и пляжи, но фортуна нам не улыбнулась.
— Прошло уже достаточно времени, — рассуждал ученый, разглядывая через выложенное мелкими стеклами окно вершину горы Тайгет и под ней ландшафт Морей (или Спарты, как говорили в древности), — и я сомневаюсь, чтобы останки были в достаточной степени целы и мы могли почтить из похоронами.
Рыцарь согласно кивнул.
— Вы, без сомнения, правы, однако я преднамеренно не стал упоминать о том, что некоторые из найденных нами трупов… не допускали подобного обращения.
— Именно так, капитан. Что ж, хорошо, пусть брат наш покоится в объятиях волн. Но оратория в его честь будет пропета. Она уже почти завершена, как и, несомненно, разложение тела. Весьма интересное произведение, совмещающее достоинства стилей Пиндара и Сафо.[19]
Рыцарь настороженно улыбнулся.
— Не слишком легко сочетать эту пару, — заметил он, — учитывая склонности обоих поэтов.
Ученый воздержался от ссылок.
— В нашей Академии есть таланты, способные осуществить… подобную немыслимую прививку. Быть может, искусство древних по-прежнему несравненно, однако из нас выходят вполне приличные мимы. Думается, смерть консула венецианских фемистов требует с нашей стороны некоторого напряжения, пусть даже лишь поэтического! Кстати, вы не установили, кто убил его?
Лицо рыцаря вдруг отвердело, скорость и легкость преображения свидетельствовали, что его черты пришли в обычное состояние.
— Какой-то пират, — непринужденно проговорил он, — пока мы знаем лишь это, но его имя еще остается неизвестным. Должно быть, он недавно крутится в Средиземном море, иначе мы бы знали его.
— Или же он слишком тонок и искусен сверх обычного, — негромко предположил ученый.
— Подобную возможность нельзя отрицать, — сказал рыцарь, заставляя себя воспринять идею. — Однако она не меняет направления наших действий, разве что несколько замедлит их. Он будет обнаружен и обычным порядком оплатит все убытки, причиненные его преступлением.
— Так и будет, — согласился ученый. — Мы разыгрываем пьесу на темы морали, чтобы повеселить богов и облагодетельствовать грядущие поколения. И пусть она идет по нашему сценарию и в соответствии с добродетелью актеров.
— Аминь! — заключил рыцарь. — Его можно считать мертвым.
— Боже мой, нет! — возразил Энвер Раши, паша покоренного оттоманами Морейского санджака. — Как раз наоборот!
Он только что известил ученого, знатока Гемистианского платонизма, что уже выяснил имя убийцы их венецианского брата. Ученый немедленно рекомендовал как можно скорее уничтожить убийцу.
— Уважаемый старший брат мой, — обратился паша к озадаченному ученому старцу, — боюсь, что долгий путь ваш от цитадели в Мистре к моему двору был в известной мере напрасен. Наш покойный компаньон уже нашел способ передать мне ваши новости.
Зная все в избранной отрасли наук, ученый был мало приучен ко всяким сюрпризам.
— Этот мертвец… наш коллега… сказал вам? — он осекся, пытаясь заметить в глазах паши признаки насмешки или затаенную ловушку; Бесстыжая потаскуха, развалившаяся на кушетке возле своего господина, в свой черед смотрела на грека, как на отвратительного покойника.
— И самым эффективным образом, — подтвердил турок. — Во всяком случае, он дал мне знать. — Паша жестом отдал приказание рослому янычару, караулившему у боковой двери, и в ослепительно белый приемный зал втолкнули грязного пленника. — Этот человек послужил средством для передачи послания, — пояснил он.
Сей несчастный, явно европейского происхождения, был уже отлично натаскан. Под зловещим взглядом янычара он поведал свою повесть незнакомцу.
— Я рыбачил, — проговорил он на скверно заученном и ломаном турецком языке, — у Мальты, где я живу.
— Жил, — поправил его Энвер-паша. — Забыл прошедшее время.
— Жил. И тут человек — то, что осталось от него, — поднялся из моря передо мной и встал, как на твердой земле или словно Христос на Галилейском море.
Ученый, любовь которого к Риму и Греции укоренила в нем страх перед христианством и его божественным Основателем и устойчивое неприятие того и другого, скривился, услышав сравнение. Девица-черкешенка, соскучившись, зевнула и решила соснуть.
— А потом он сказал мне, куда идти, что сообщить и кому. Он обещал мне великие сокровища, если я послушаюсь, и пригрозил проклятием. И вот я здесь.
— И теперь уйдешь отсюда! — усмехнулся Энвер-паша, прислушивавшийся к речи рыбака, и жестом пухлой руки велел выдворить его из зала. Венецианец, — серьезным тоном обратился паша к ученому, — не забыл свое дело и по ту сторону могилы. Он был у нас среди лучших.
— Быть может, и все еще остается… — предположил ученый.
— Нет, — небрежно ответил Энвер-паша, — море и его обитатели творят самые ужасные вещи с безжизненной плотью. Никакое волшебство не может навеки предотвратить распад.
— Да, это так! — согласился ученый, весьма хорошо знакомый с разложением плоти.
— Конечно, — расцвел бело-золотой улыбкой Энвер-паша. — Как же иначе? Вы должны знать, что «Hermeticum» учит умению вдохнуть божественную эссенцию в статую…
— Знаю, — уверенным тоном подтвердил ученый. — Так мы сохраним языческий пантеон для грядущих дней.
— Именно так. Но венецианец имел доступ к более глубоким учениям, позволяющим дольше приковать летучую душу к ее плотской тюрьме.
— Я и не знал этого! — ахнул ученый, забыв на короткое мгновение о важности — таково было его изумление.
— Поскольку ваша роль, брат, невелика, в наших советах, — нанес паша жестокую рану, — мы решили не просвещать вас до нужного времени. Рыбаку было ведено сказать мне лишь два слова: капитан Солово.
— И вы не хотите, чтобы я вытряхнул эту… песчинку из наших сандалий? — спросил ученый, чей внутренний мир в какой-то миг буквально перевернулся.
— Нет, — возразил паша, ласково поглаживая прикрытый тонкой тканью задок гурии,[20] распростершейся возле него. — Я хочу, чтобы вы отыскали его.
— Могу ли я спросить: почему?
Паша кивнул, перемещая ладонь в более интимное место.
— На вашем новом в данный момент уровне… да, пожалуй. По самому странному из совпадений, в которые мы, как вам известно, не верим, случилось так, что этот Сол-ово оказался одним из нас. Среди всех пригодных для этого дела мастеров венецианец отыскал единственного пирата в наших рядах. Совершенно невероятно, что этот человек вернулся в наше поле зрения и одновременно создал вакансию для себя. Ему, без сомнения, везет в отличие от венецианца. К тому же я знаю, что он числится среди наших главных вложений — брусок стали нашей собственной ковки. Вот почему, когда его найдут, я хочу, чтобы вы задействовали Папское собрание, за исключением наиболее глубоко погребенных сокровищ. Похоже, что Сол-ово фигурирует во многих планах, а посему вы должны не убить его, а доставить домой и вымостить дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});