Читать интересную книгу Прощание кремлевского диггера - Елена Трегубова

Я выполнила обещание и в ответ пересказала своему бывшему коллеге то, о чем меня несколько часов назад спрашивали следователи на Петровке. А потом спросила:

– Вот вы, я вижу, действительно опытный сотрудник… бывший, извините. Как опытный специалист, что вы мне, посоветуете: имеет ли мне смысл сейчас срочно переезжать, снимать квартиру в другом районе? Какие вообще меры безопасности вы мне посоветовали бы предпринять?

Жеглов загадочно помолчал, а потом сказал: – Ну, если это действительно не вы с вашим издателем устроили этот взрыв для самопиара…

Тут я уже расхохоталась:

– Слушайте, вы должны выбрать что-то одно: либо мой самопиар, либо месть Скляру. Вы не находите?

– Так вот, если действительно не вы организовали это покушение саму на себя, – спокойно, тоном лектора продолжил Жеглов, – то, на мой взгляд, есть два варианта: либо это Контора, либо это какие-то психически неуравновешенные поклонники Путина, которые решили вам отомстить за книгу о Кремле. Так вот, если это какие-то мелкие отморозки-экстремисты – то сменить квартиру вам обязательно нужно, и чем скорее, тем лучше. Потому что даже если у них есть крыша в спецслужбах, как это чаще всего бывает, то эта крыша – не глобальная, и поэтому информационные и поисковые возможности у них ограниченные. На то, чтобы снова найти вас по базам данных, им понадобится время. А вот в случае, если имеет место первая версия, то… – тут мой осведомленный собеседник опять сделал внушительную паузу.

– Ну, что? Что? Говорите же! Представьте, что к вам обратился бы за советом кто-нибудь из ваших близких! – взмолилась я.

– В случае, если справедлива эта версия, – с расстановкой продолжил он, – то можете никуда уже не переезжать. Бесполезно. Потому что, если это Контора, они вас везде найдут. Если они захотят вас устранить, то они это смогут сделать, даже если вы уедете за границу. И даже если вы будете предпринимать усиленные меры безопасности – если им понадобится, они сделают это. Вспомните ледоруб Троцкого.

Не буду вам ябедничать, как Маша (ставшая невольной свидетельницей этого разговора и прекрасно понявшая по моей реакции, что дело гораздо серьезнее, чем нам хотелось бы думать) пыталась насильно, с боями увезти меня к себе за город и «спрятать».

– Маша, ты наивная! – смеялась я. – Уж твой-то адрес они первым найдут! Пожалей своих семерых собак! Я не хочу, чтобы они остались сиротами.

Не стану вам описывать также и какими двумя идиотками мы, вероятно, выглядели, когда Маша, изображая из себя заправского бравого телохранителя, а в действительности параноидально оглядываясь по сторонам и шарахаясь от любого шороха на лестничной клетке, провожала меня до двери моей квартиры, а потом, стоя снаружи, требовала:

– Немедленно запри дверь изнутри! Пока не услышу, как ты ее заперла, я никуда не уйду!

Пожалуй, я воздержусь и от описания всех прелестей похода с мусорным мешком к мусоропроводу в сопровождении bodyguard'a, которого на следующий день приставил ко мне мой друг. Да что там – мусор… А представьте, каково вместе с охранником (короче, с незнакомым, чужим мужчиной) покупать трусы и колготки… Борис Немцов (лидер только что проигравшей выборы партии «Союз правых сил») на полном серьезе заявил мне:

– Трегубова, сейчас мы организуем параллельное независимое расследование покушения на тебя. Я подключу службы безопасности своих друзей, и они будут искать заказчиков.

Речь шла о мини-ФСБ, которую сейчас имеет при своей банковской структуре каждый уважающий себя олигарх, и которая состоит в основном из бывших сотрудников ФСБ, перешедших на коммерческую основу. Вскоре Немцов перезвонил и расстроенным тоном признался, что три крупные банковские службы безопасности его друзей-банкиров, к которым он обратился за помощью, отказались вести расследование покушения. Этот ответ вполне можно было считать результатом расследования. Когда я напрямую спросила одного из действующих олигархов (в смысле, из тех, кого Путин пока еще не выгнал из России и не раскулачил), есть ли, на его взгляд, шанс, что следствие установит заказчиков покушения, он ответил мне с философской искренностью:

– Ну, конечно, есть шансы: где-нибудь, когда-нибудь, в другой стране и в другой жизни…

Честно говоря, если бы вы меня в тот момент спросили, то я и сама не смогла бы выдвинуть четкую версию. Я не знала, кто хотел меня убить. И хотели ли меня убить, или просто запугать, чтобы я надолго исчезла из информационного пространства и не мешала бы победоносным перевыборам Путина на второй президентский срок. Хотели ли меня заставить прекратить давать интервью на неприятные для Кремля темы и вместо этого заняться поиском новой квартиры и обеспечением собственной безопасности и безопасности своей семьи? Или пытались с помощью психологического давления заставить вообще плюнуть на все и уехать из страны? Могу вам только пересказать разговор с моей близкой подругой Никой Куцыло (той самой героической девушкой, которая в октябре 1993-го провела несколько дней в обстреливаемом Белом доме и потом написала об этом книжку и которая сейчас работает заместителем главного редактора Аналитического еженедельника «Власть»). Ника оказалась единственной из всех моих бывших коллег по «Коммерсанту», кто не побоялся навестить меня в моей квартире через несколько дней после взрыва. Она заверила меня:

– Никто ни на секунду не сомневается, что это ФСБ.

– Но зачем же им было делать это ДО выборов? недоумевала я. – Зачем надо было действовать так явно и так топорно? Я просто не могу в это поверить. Все ведь знают, что я только что опубликовала книжку о Путине.

– Все это интеллигентские глупости, – возразила мне Ника. – У силовиков совершенно другая логика. Чем откровеннее, тем лучше. Взрыв бомбы у твоей двери вполне логично рассматривать как откровенный сигнал всем остальным журналистам: сидите и помалкивайте. А то хуже будет.

Что касается официального следствия, то мне с тех пор так никто ни разу ничего и не говорил о его ходе. Со следователем уголовного розыска Владимиром Романовым, бравшим у меня показания, я с тех пор встретилась всего один раз, да и то по моей инициативе. Потому что, когда я позвонила ему и попросила сообщить, как продвигается расследование, он сделал вид, что основным препятствием для хода следствия является то, что у них нет официальных распечаток от моей мобильной компании номеров входящих звонков на мой телефон за тот день, когда был странный звонок о посылке из Америки. Чтобы не давать лишнего формального повода заматывать дело, я взяла в мобильной компании необходимые распечатки и отправилась в уголовный розыск. Как вы догадываетесь, ничего нового в распечатках не было – только зафиксированный номер анонима, который я и так уже сообщила следователю и который он уже идентифицировал как номер телефонной будки на улице рядом с Краснопресненской. Наша встреча со следователем, когда я передавала ему эти бумаги, произошла через девять дней после взрыва, на улице, возле уже хорошо знакомого мне здания уголовного розыска на Петровке, 38, и продолжалась примерно минуту. Была противная мокрая метель, и рядом меня ждал охранник. Когда следователь (как я уже рассказала чуть выше) признался мне, что врал о «безобидности» взорванной бомбы… ой, простите, не врал, а «успокаивал меня», я упрекнула его:

– Вы бы лучше не «успокаивали» меня, а реально искали, кто это сделал!

На что он не моргнув глазом выпалил:

– А он нам уже известен, кто это сделал!

Уж на что я привыкла за все предыдущие дни ко всем несуразицам вокруг следствия, но такой ход конем опять заставил меня изумиться до крайности:

– Вы знаете?!? Что ж вы молчите?!? Кто?!?

– А мы не можем сказать, – усмехнулся сотрудник уголовного розыска. – В интересах следствия. Как вам нетрудно догадаться, с тех пор от следствия не было ни слуху ни духу.

* * *

А теперь расскажу вам о второй «маленькой ошибочке». То ли следствия, то ли убийцы. Уже на спокойную голову подойдя к своей квартире, я еще раз внимательно осмотрела «место боевых действий». И вдруг – ярко, как вспышка, сверкнула разгадка той нехитрой логической задачки, которую не могло или не захотело разгадать следствие. Дом, в котором я снимаю квартиру, – старинный, дореволюционный, знаменитый Дом Нирнзее, названный так по фамилии архитектора. Это первый в Москве доходный дом, пансион, где в начале прошлого века снимали квартиры обеспеченные холостяки. У здания, увы, не только особая, неповторимая старомосковская харизма, но и кошмарная коридорная система, которую я уже частично описывала вам, когда пыталась объяснить, как я выбралась из дома после взрыва. Длиннющие коридоры и маленькие часто посаженные квартиры – наследие большевистской страсти уплотнять жильцов. Коридор на моем этаже представляет собой русскую букву «П», В середине верхней перекладинки которой, как раз по центру, находится моя квартира. А в середине обеих боковых колонн этой буковки (то есть симметрично, за левым и за правым углами моего коридора) есть выходы на лестницу, откуда можно спуститься и выйти на улицу через первый и второй подъезды. При этом, как вы уже поняли, оба подъезда – смежные, сквозные, сообщающиеся между собой; в любую квартиру с улицы при желании можно попасть как через первый, так и через второй подъезд. Но фокус в том, что так было не всегда. Раньше, в первоначальном, дореволюционном плане дома подъезды разделялись глухой поперечной стеной. И проходила эта стена… Ну? Догадайтесь где? Правильно, прямо рядом с моей квартирой, разделяя коридор на две части. Стена давно не существует (только на полу рельефный след до сих пор остался), а нумерация квартир в подъездах осталась прежней – начинается с разных КОНЦОВ коридора и заканчивается в том месте, где раньше была стена. Короче, слева от меня, на противоположной стороне коридора, расположена квартира номер 208. За ней в нормальной последовательности по той же стороне идет квартира номер 209 (там живет бальзаковская дама с котом-кастратом). А дальше, чуть правее, по той же стороне коридора, вы думаете, какая квартира идет? Ну, подумайте! Логически? 208-я, 209-я… а потом? А вот и неправильно, не 210-я! Дальше ПО той стороне идет квартира номер 219, к ручке которой было привязано взрывное устройство. 3апутались? Подозреваю, что и не вы одни. А 210-я квартира, знаете, у кого? У меня. И находится она вопреки элементарной линейно-алгебраической логике НА ПРОТИВОПОЛОЖНОЙ от 208-й и 209-й квартир. Теперь самое интересное. НИ НА моей двери, ни на двери той квартиры, к которой привязали бомбу, НЕ НАПИСАН НОМЕР. Просто когда я сняла в аренду эту квартиру, на ней не было таблички с номером, и я до сих пор так и поленилась ее сделать. То есть, если кто-то проникает в дом не через правый подъезд, а через левый, поднимается на мой этаж, идет вдоль по нумерации квартир, видит слева 208-ю квартиру, потом 209-ю, и – через два шага смело привязывает взрывное устройство к следующей двери на той же стороне в полной уверенности, что это номер 210. Даром что на ней номера ТОЖЕ НЕТ. То есть если даже некто инструктирующий заказного убийцу дает ему следующее точное описание квартиры: «квартира номер 210, но номер на ней не написан. Дверь железная. Находится точно в центре среднего коридора», то прийти по этой инструкции с равной степенью вероятности можно как в мою квартиру, так и в нежилую квартиру номер 219. А если предположить, что у этого исполнителя покушения были хотя бы жалкие зачатки здравого смысла и школьного знания арифметики, то становится понятно, что у него был стопроцентный шанс ошибиться дверью. Просто потому, что справа от моей квартиры, знаете, какая дверь находится? Ни за что в жизни не угадаете! Готовьтесь. Только не падайте. Номер 234! Видали где-нибудь такое? Ни в каком больном воображении – даже убийце – не может привидеться, что 210-ю квартиру нужно искать после 234-й! (Только не надо приходить проверять и пугать соседей, договорились? С них, бедняг, и так уже хватит.) А нужно ведь еще достать изоленту, быстро прикрепить бомбу, размотать 20 метров провода, спрятаться за угол коридора, получить от кого-то сигнал прослушки телефона, что жертва сейчас выходит… И все это – в дневное время, и нужно успеть, пока не вышел никто из соседей. А внизу, на первом этаже, еще и отделение милиции… В общем, только маньяк-архитектор Нирнзее был бы способен в ситуации такой спешки переубедить убийцу, что лучше ему забыть про логику, перейти на противоположную сторону коридора и срочно перемонтировать бомбу на ручку «двери без номера». Вот так случайно выяснилось, что век назад ветхорежимный старик-архитектор, дав волю буйному воображению, приложил весь талант, чтобы сбить столку подрывников и спасти меня от взрыва. Признаюсь, меня слегка огорчило это открытие. Физически оно ничего не меняло: моя дверь все равно находилась в прямом эпицентре взрыва. И спасла меня все-таки не путаница Нирнзее и не «маленькая ошибочка» убийцы, а моя собственная страсть к опозданиям. Менялась только мифология: до этого досадного открытия мне подсознательно почему-то было приятно думать, что УБИТЬ меня не хотели – только напугать. И что именно поэтому заботливо привязали бомбу не к моей, а к соседней ручке, по диагонали от меня – чтобы хоть немножко уменьшить вероятность летального исхода. Но, оказалось, я слишком романтизировала образ своих анонимных поклонников.