У последних скал нам неожиданно улыбнулось счастье; в каменистой осыпи и в самих скалах мы заметили большие красные кристаллы — это был редчайший минерал, с редким металлом — цирконием, эвдиалит; вот его сопровождают еще небывалые нигде кристаллы сверкающего лампрофиллита, вот, наконец, еще совершенно неизвестные на севере жилы зеленого апатита. Какое богатство! Какое прекрасное открытие! Ведь отсюда все Музеи земли можно снабдить великолепными штуфами редчайших камней.
Но мы слишком устали, собирать и работать на жиле мы не можем, мы заметили только по барометру, что лежит она на высоте 580 метров над уровнем озера Имандры; мы вернемся сюда к этой «жиле 580», как мы ее сокращенно назвали.
Солнце все чаще и чаще обливает нас своими лучами; вот вдали приветливое озеро Вудъявр; вот наш лесок на его берегу и вдали белая палатка.
Почти без сил опускаемся мы на землю около нее и заботливо снимают с нас мокрые мешки и тулупы наши друзья, быстро разжигая костер и готовя нам чай…
Так закончилась наша первая большая попытка: Кукисвумчорр неохотно открыл нам часть своих тайн; много раз подымались мы на другие отроги этого плато и каждый раз неприветливо встречал он нас густыми тучами или дождем.
Но зато на более приветливых склонах мы хорошо изучили его богатства и много десятков пудов вынесли мы на своих плечах с этого великана, центрального массива Хибинских гор.
НА БЕРЕГУ ОЗЕРА КУНЪЯВРА
В прекрасные солнечные дни начала августа началась наша жизнь на озере Кунъявре — в этом дивном месте, а, когда последними мы уходили в середине сентября, вокруг палатки лежал нестаивающий снег. Отсюда мы в строгой последовательности стали изучать северные массивы, и отряд за отрядом карабкался по склонам цирков и хребтов, выискивая новые минералогические богатства.
И пока стояли хорошие дни, мы решили попробовать подняться на Лявочорр, самое высокое горное плато Хибинского массива.
Я не буду описывать все подробности этого подъема; мы оказались в центре горной страны совершенно незнакомых нам контуров, и старые карты вводили нас только в заблуждение.
После десятичасового весьма утомительного подъема мы оказались на высоком и довольно остром гребне, тянущемся меридионально. Этот гребень круто обрывается к востоку, изредка выделяя отдельные обрывистые контрфорсы, отделяющие глубокие цирки. К западу он более полого, хотя тоже с большой крутизной, спускается к дикой реке, названной нами Северной, так как казалось, что она, прерывая северные хребты, течет к северу, как это думал и Рамзай.
К югу длинный хребет Лявочорра переходит в довольно большое плато, тянущееся к востоку на протяжении 2 километров; оно обрывается к югу глубочайшими цирками с озерами, с плавающими льдинами, а далее на восток, через систему отдельных понижений, постепенно переходит в более низкие высоты Суолуайва.
Плато Лявочорра доминирует над всей северной половиной Хибин: его высота, как показали наши барометрические наблюдения, достигает 1120 метров над Имандрой, и неудивительно, что лопари считают этот массив высочайшею точкою Хибин, постоянно наблюдая, как северо-восточные тучи задерживаются на его вершинах, осыпая их иногда даже летом пеленою белого снега.
Само плато Лявочорра покрыто большими глыбами разрушенного морозом элеолитового сиенита. Мы по опыту на других массивах знали, что эти огромные пустыни высоких нагорий всегда покрыты такими глыбами, причем характер их и величина обломков колебались в зависимости от петрографической природы породы: в одних случаях мы имели более мелкие обломки, в других глыбы в метр мощностью, в одних можно было перескакивать с одной глыбы на другую, в других остроконечные куски, поставленные на ребро, невероятно затрудняли путника.
Вершина Лявочорра покрыта плоско лежащими обломками и сравнительно была нетрудной: мы легко в два часа пересекли главное плато в нескольких направлениях, зарисовывая контуры гор и долин, ориентируясь, как с аэроплана, в сложном море окружающих гор, долин и лесов.
После двенадцатичасового перехода мы начали спуск по острому обрывистому гребню, направленному к западу. Темные тучи заволокли небо; порывы ветра с крупными каплями дождя били в лицо, и мы с трудом в темноте спускались вниз. Только под утро, когда уже светало, мы подошли к нашей палатке и совершенно обессиленные шестнадцатичасовым переходом, с общим подъемом в 1700 метров, бросились в палатку и немедленно заснули. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Между тем погода начинала портиться, начались холодные ветры с дождем. Я боюсь терять время и, несмотря на все ухудшающуюся погоду, высылаю отряд из четырех лиц через перевалы на восток, чтобы в широкой долине Майвальты, а мы ее видели с высоты Лявочорра, заложить лагерь и изучить подходы к озеру Умпъявру.
Мы провожаем отряд до перевала, чтобы помочь нести большой груз; сильный северо-восточный ветер не дает возможности идти, приходится цепляться за скалы и камни, чтобы не быть сброшенным ветром, а поставленный просто на ветер свисток пронзительно свистит — такова сила ветра.
Рис. 8. Плато Лявочорра (самая высокая точка Хибинских Тундр).
Неуютен уход нашего отряда, быстро скрываются они в тумане низины, а мы, гонимые ветром, возвращаемся к своей палатке на Вудъявре.
День за днем не утихает северо-восточная буря. Мы то сидим в палатке, пережидая непогоду, то идем в ближайшие окрестности.
Всего в получасе ходьбы от нашей палатки расположены живописные водопады Лявоиока, при самом выходе из долины этой реки в низовье озера. За ними начинается голая безлесная долина, к которой спускаются цирки Лявочорра и Партомчорра. Много раз ходили мы по этой долине, осматривая гребни и высоты гор: здесь на остром гребешке Партомчорра мы открыли прекрасное месторождение черного, как уголь, энигматита с своеобразным бордюром удлиненных кристалликов астрофиллита. В общем, однако, находки были не очень интересны, и в эти мрачные дни мы нередко возвращались почти без добычи, промокшие и промерзшие до костей.
Однажды, возвращаясь с перевалов, я подметил около самой пенящейся реки выходы ярко-красного эвдиалита; мы подробно осмотрели это месторождение в огромной скале, сползшей с высот Лявочорра к бурной реке, и вскоре убедились, что перед нами богатейшая жила эвдиалита, сфена, лампрофиллита и других цирконовых и титановых минералов.
Много раз потом мы навещали это богатейшее месторождение; в густой туман и непогоду мы легко попадали сюда, и сильными взрывами динамита разбрызгивались как капли крови красные осколки и кристаллы эвдиалита. После каждого взрыва кипела работа по разборке нагроможденных глыб, а под ними в глубине расщелин скалы блестели скопления льда — эти признаки вечной мерзлоты здешних гор. Материал был редчайшей красоты, и мы с радостью отбирали великолепные музейные штуфы, почти 20 пудов стаскивая на своих спинах к палатке, где под раскидистою елью рос наш склад минеральных богатств.