Читать интересную книгу История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский

Существует предание, что годы спустя, посетив Францию, Пётр так возмущен был роскошью Парижа и Версаля по сравнению с ужасающей нищетой французских деревень, что якобы сказал: «Если я замечу подобное за моим Петербургом, то первый зажгу его с четырёх углов».

Он любил свой город и гордился им. Вопреки пророчествам и предсказаниям, вопреки логике и здравому смыслу, Петербург стремительно поднимался «из тьмы лесов и топи блат». Правда, цена этой стремительности была чудовищно высока. По утверждению авторитетнейшего историка В.О. Ключевского, «едва ли найдётся в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте». Для петербургской мифологии эта тема была всегда болезненной и мучительной. В середине XIX века её попытался сформулировать Яков Полонский в стихотворении «Миазм». Смысл его сводится к тому, что в одном богатом доме близ Мойки внезапно тяжело заболевает ребенок. В отчаянье мать обращает к Богу своё извечное: «За что?». И слышит в ответ… но не от Бога, а из подпола:

«Это я, голубка, глупый мужичонко,На меня гневись…»В ужасе хозяйка жмурится, читает«Да воскреснет Бог!»«Няня, няня! Люди! Кто ты? – вопрошает, —Как войти ты мог?»«А сквозь щель, голубка! Ведь твоё жилищеНа моих костях.Новый дом твой давит старое кладбище —Наш отпетый прах.Вызваны мы были при Петре Великом…Как пришел указ».

Да, Петербург возводился на костях его первых строителей. По некоторым данным, за время правления Петра I население России уменьшилось чуть ли не в четыре раза. И можно предположить, что значительная часть безвременно умерших и погибших положена в основание новой столицы Российской империи. Судя по фольклору, за это приходилось расплачиваться.

Между тем город рос так быстро, что просто глазам не верилось. Среди матросов на Троицкой пристани и торговцев Обжорного рынка из уст в уста передавалась финская легенда о том, что на таком топком гибельном болоте невозможно построить большой город. Видать, говорили люди, строил его Антихрист и не иначе как целиком, на небе, и уж затем опустил на болото. Иначе болото поглотило бы город дом за домом.

П.Н. Столпянский рассказывает эту легенду так: «Петербург строил богатырь на пучине. Построил на пучине первый дом своего города – пучина его проглотила. Богатырь строит второй дом – та же судьба. Богатырь не унывает, он строит третий дом – и третий дом съедает злая пучина. Тогда богатырь задумался, нахмурил свои чёрные брови, наморщил свой широкий лоб, а в чёрных больших глазах загорелись злые огоньки. Долго думал богатырь и придумал. Растопырил он свою богатырскую ладонь, построил на ней сразу свой город и опустил на пучину. Съесть целый город пучина не могла, она должна была покориться, и город Петра остался цел».

В середине XIX века эту романтическую легенду вложил в уста героя своей повести «Саламандра» писатель князь Владимир Одоевский. Вот как она трансформировалась в повести. «Вокруг него [Петра] только песок морской, да голые камни, да топь, да болота. Царь собрал своих вейнелейсов [так финны в старину называли русских] и говорит им: „Постройте мне город, где бы мне жить было можно, пока я корабль построю“. И стали строить город, но что положат камень, то всосёт болото; много уже камней навалили, скалу на скалу, бревно на бревно, но болото всё в себя принимает и наверху земли одна топь остается. Между тем царь состроил корабль, оглянулся: смотрит, нет ещё города. „Ничего вы не умеете делать“, – сказал он своим людям и с сим словом начал поднимать скалу за скалою и ковать на воздухе. Так выстроил он целый город и опустил его на землю». По большому счёту, так оно и было. В отличие от абсолютного большинства городов мира, на становление которых были отпущены столетия, Петербург действительно возник сразу, практически на пустом месте. Легенды из ничего не рождаются. Для их появления должны быть основания.

Строительство Петербурга при Петре I

МЫ УЖЕ ЗНАЕМ ЛЕГЕНДУ о финской деревушке Вихтолы, переиначенной в Викторы, и предание о том, что Пётр I, осматривая в 1710 году окрестности Петербурга, обратил внимание на якобы то место, где великий князь Александр Невский разбил шведов. Царь назвал это место латинским словом «Виктори», что значит «победа», и велел построить здесь мужской монастырь во имя Пресвятой Троицы и Благоверного князя Александра Невского. Митрополит Феодосий водрузил крест с надписью: «На сем месте созидатися монастырю».

Первоначальный проект замкнутой монастырской территории, окружённой келейными корпусами и соборным храмом в центре, разработал в 1713–1715 годах первый архитектор Петербурга Доменико Трезини. Тогда же началось и строительство, которое по различным причинам растянулось на весь XVIII век. Несомненной градостроительной удачей следует считать связь архитектурного пространства монастыря с собственно городом, включение его в городскую черту. С этим прекрасно справился архитектор Иван Егорович Старов. Он как бы продолжил перспективу Невского проспекта внутрь монастыря, создав замечательные ворота с надвратной церковью, ведущие в глубину монастырской территории, и площадь между монастырём и проспектом. Выход на эту площадь со стороны Невского Старов оформил двумя скромной архитектуры домами, как бы вводящими в круг архитектурных образов монастыря. Так блестяще завершилось художественное воплощение политической идеи Петра: соединить периферийно расположенный Александро-Невский монастырь – духовный центр строящегося Петербурга – с его логическим, административным, политическим, военным и градообразующим центром – Адмиралтейством.

Какое значение в истории Петербурга придавалось Адмиралтейству, можно понять по недавней находке, обнаруженной в кирпичной кладке под въездными воротами. В глухом замурованном помещении была найдена чугунная плита, в центре которой была отлита солидных размеров «точка» с надписью под ней: «Центр Петербурга».

Адмиралтейство при Петре

Широко известна необычная для континентальной России любовь нового императора к морю. Она зародилась ещё в детстве и сохранялась на протяжении всей жизни Петра. Всё, связанное с морем, приводило его в неподдельное восхищение. Известно предание, как, будучи в Англии, он посетил специально в его честь устроенную «примерную морскую баталию». «Если бы я не был царем, – будто бы задумчиво пробормотал Петр, – то желал бы быть адмиралом великобританским». А вернувшись в Россию, чуть ли не главным пунктом своей внутренней политики провозгласил создание собственного русского военного и торгового флота.

Адмиралтейство, или, как тогда говорили, Адмиралтейский двор, с крепостной стеной на случай возможного нападения шведов и верфью для строительства судов заложили 5 ноября 1704 года по чертежам самого Петра I. Уже к осени следующего, 1705 года в основном строительство было закончено. Вокруг стапелей появились литейные мастерские и кузницы, амбары для «верчения канатов» и различные склады, а 29 апреля 1706 года со стапелей Адмиралтейства был спущен первый корабль – 18-пушечное судно, проект которого, по преданию, составил сам Петр.

Адмиралтейство

В 1719 году была предпринята первая перестройка Адмиралтейства под руководством «шпицного и плотницкого мастера» Германа ван Болеса. Тогда-то над въездными воротами и установили высокий «шпиц с яблоком» и корабликом на самом острие «шпица». С тех пор ни одна перестройка (а их было две: в 1727–1738 годах по проекту И.К. Коробова и через сто лет, в 1806–1823 годах, по чертежам А.Д. Захарова) не посягнула на эту удивительную идею ван Болеса. За два с половиной столетия Адмиралтейский шпиль с корабликом превратился в наиболее известную эмблему Петербурга. Уже в XVIII веке вокруг кораблика началось мифотворчество, поскольку ни один корабль, построенный Петром до 1719 года, ничего общего с корабликом на «шпице» Адмиралтейства не имел. Родилась легенда о том, что прообразом его был первый русский военный корабль, построенный при царе Алексее Михайловиче.

Действительно, «тишайший» царь Алексей Михайлович построил в 1668 году боевой корабль «Орёл». Размером он был невелик – чуть более двадцати метров в длину и шесть с половиной в ширину. На нём впервые был поднят русский морской флаг. «Орёл» строился на Оке, и первое своё плавание под командованием капитана голландца Давида Бутлера совершил по Волге, от села Деденёво до Астрахани. Однако там он был захвачен ватагой Степана Разина и сожжён. Сохранилось изображение этого «прадедушки русского флота», сделанное неким голландцем. И, пожалуй, есть некоторое сходство кораблика на Адмиралтействе с изображённым на рисунке.

С 1886 года подлинный кораблик находится в экспозиции Военно-морского музея, а на его месте, на Адмиралтейском шпиле, установлена точная копия.