Читать интересную книгу После нашего разрыва (ЛП) - Регнери Кэти

— Вайли, у тебя есть стихи для меня?

Она оторвала взгляд от своей писанины, чтобы найти его улыбающегося ей. Его взгляд, обычно притупленный в присутствии других, встретился с ее, даже дразнил, обволакивая своим взглядом ее грудь и заливая щеки румянцем.

— Ты думаешь, что я прячу стихи там?

— Они подойдут.

— Эти свежие.

Но она улыбнулась ему в ответ через всю комнату. Его музыка была до сих пор под ее кожей, она больше не слышала собственных мыслей в тишине. Она слышала музыку Зака, везде вокруг себя, все время. Это все, что она могла сделать, чтобы соответствовать ему, жуя свою любимую ручку до дыр, пытаясь написать что-то достаточно красивое, чтобы подходить его музыке. Она вырвала страницу из блокнота, передавая ему написанные строки стихов, основанные на несчастной любовной Абеляра и Элоизы (прим.: средневековый французский философ-схоласт, теолог, поэт и музыкант и возлюбленная, тайная супруга и ученица Абеляра, выдающаяся для своего времени женщина). Разумеется, это было просто прикрытием. Она не могла писать с такой страстью, если бы не писала о себе.

Он просмотрел страницу, подняв на нее свои глаза, и ее вздох застрял у нее в горле от его выражения. Удивление. Восхищение. Нет, не восхищение. Больше чем это. Может быть даже...

— Черт, Вайолет. Они шикарны.

Затем он поправил наушники и вернулся к синтезатору, чтобы положить ее слова на музыку.

Сердце Вайолет колотилось от ярких воспоминаний. Кресло-качалка успокоилась, и она крайне пристально смотрела на гавань. Она сделала глубокий, крепкий вдох соленого воздуха и снова оттолкнулась, стараясь успокоиться на несколько минут, прежде чем вернуться в «Тихую Гавань». Может быть, он уснет к тому моменту, когда она вернется, и девушка могла бы незаметно проскользнуть и найти пустую спальню.

Независимо от того, что еще произошло между ними, они были очень хорошими друзьями в определенный момент времени. Он не был убийцей с топором. Его единственным преступлением было то, что он не вернулся к своим чувствам. И удобно или нет, она, конечно, хорошо его знала, чтобы разделить с ним дом на несколько дней. Она не могла просто развернуться и провести семь часов в поездке в Коннектикут, и мысль о том, чтобы приехать в три часа ночи в однокомнатную квартиру свой матери в Портленде, вызвала у нее стон. Девушка не смогла бы написать ни слова на кухонном столе своей мамы, пока та была бы за спиной Вайолет в течение двух недель.

В «Белом Лебеде» будет свободная комната во вторник. Три дня. Ей нужно будет всего лишь три дня делить дом с Заком, затем она сможет снять комнату в «Белом Лебеде» и написать Лене Льюис убедительное письмо с просьбой вернуть ей деньги.

Она не была ребенком. Не была влюбленной девятнадцатилетней девушкой. Она вполне могла бы разделить дом со старым другом в течение нескольких дней, правда? Конечно, да. На самом деле, это было похоже на то, будто Вселенная дает ей шанс изменить прошлое, провести выходные с Заком Обри и не оказаться в самом начале истерики, длиною в месяц.

Она вернулась к машине, запрограммировала GPS обратно в «Тихую Гавань» и поправила очки. Прошлое было в прошлом. Давным-давно. В эти выходные она установила бы свой ноутбук в дальнем углу веранды и с головой погрузилась бы в работу. Она бы печатала «Они после нас», пока ее пальцы и запястья не заболели бы, и не отправила бы эту хрень своему издателю к октябрьскому сроку. Зак делал бы свои дела, и она ― свои, и когда бы их дорожки пересекались, она была бы вежлива со старым другом и не более. Не то чтобы он бал заинтересован в ней, так или иначе, но она показала ему свои границы, и он будет их уважать. Да. Она ясно показала свои границы. Границы. Хорошо.

Она выехала со стоянки, игнорируя дрожь в своих руках каждый раз, когда она ослабляла свою хватку на руле.

И неважно, что история не повторится. Ей бы держатся подальше от него. На этот раз она защитит себя намного лучше. Если бы Вайолет Смит ничего не знала о Заке Обри и его душе, он был тем, кто однажды уже сломал ее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})*** 

Зак развел огонь и открыл тяжелые шторы, чтобы он смог увидеть ее фары на подъездной дорожке, если она вернется. Он сел с хрустальным стаканом и открытой бутылкой виски, ожидая и надеясь, не в силах удержать нахлынувшие мучительные воспоминания.

Эти проклятые октябрьские выходные.

Зак всегда планировал провести четырехдневные выходные в школе, но Вайолет должна была вернуться домой в штат Мэн. За исключением последних минут, когда ее мать позвонила, чтобы сказать, что та нужна в больнице на выходные, и Вайолет будет лучше оставаться в Нью-Хейвене. Итак, Вайолет плелась обратно в общежитие с автовокзала, наконец, добравшись до своей комнаты, ее большие карие глаза заслезились от печали, скорбя по упущенной возможности провести время со своей занятой матерью. Девушка упала в объятия Зака, который немало удивился, в тот момент, когда увидел ее. Не моргнув, парень начал успокаивать, сжимая лицо девушки ладонями и убирая слезы поцелуями.

Вайолет-как-цветок.

Это то, что он сказал ей в те выходные. Те сумасшедшие, запутанные, удивительные, лучшие выходные в его жизни, когда они держались за руки, он целовал ее губы всякий раз, когда захочет, а она прижималась к нему своим роскошным, обнаженным телом в течение трех удивительных ночей. Три ночи, которые, несмотря на настоящую толпу женщин с тех пор, он никогда не смог забыть.

Он обошел кушетку, чтобы снова выглянуть в окно, как раз когда зазвонил домашний телефон. Зак мельком взглянул на него, а затем решил не брать. Кто бы это ни был, он ищет Джона. Зак не секретарь. А если они ищут его, то он не хотел, чтобы его нашли. После звукового сигнала он услышал голос его сестры-близнеца на автоответчике.

— Зак? Зак, ты там?

Он вошел в кухню, чтобы взять ближайший беспроводной телефон.

— Кора?

— Да. Привет. Почему ты не отвечаешь на свой мобильный телефон?

— Я выбросил его в окно.

— Опять? — он мог услышать сухую усмешку в голосе своей сестры. Она была в большей степени его опорой, самой непритязательной девушкой, которую он когда-либо знал, и одной из его любимых людей во всем мире. — Не хочешь объяснить?

— Не совсем, — сказал он.

— Я рада, что ты дал мне этот номер. Ты был бы вне сети целых две недели.

— Вроде как конец, Кор.

— И так, ты действительно собираешься это сделать, да? Музыкальная рок-опера?

— Это план.

Она сделала паузу на секунду, затем заговорила в несвойственной ей манере.

— Я рада, Зак. Очень рада. Ты не был счастлив, когда писал это дерьмо для «Cornerstone».

Он мог сказать, что его музыка была дерьмом, но ему не нужна была оценка кто-то другого. Даже если кто-то другой была его прямолинейной, а иногда и сквернословной сестрой.

— Ты просто позвонила, чтобы поиздеваться?

— Не-а. Я отменяю наш обед через две недели. Отправляюсь домой.

Зак напрягся, как обычно, когда разговор заходил о его родителях. Он заставил себя расслабиться. Они были всего лишь парой пожилых людей, старыми и больные. Ему стало неудобно. Он не посещал их больше года, не то чтобы они заслуживали визита.

— Предки в порядке?

— О, да. Мама заработала диабет, — сказала она с акцентом Северной Англии как у их матери, — и у папы обострился артрит, но они в порядке. Она сделала паузу, и когда она продолжила, ее голос звучал невесело. — Я думаю, они сожалеют, Зак. Когда они спрашивают о тебе, они выглядят немного... печальными.

— Они, бл*ть, должны. Им не должны были разрешать иметь детей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Они просто не знали, как быть родителями одаренного человека.

— Оставь это, Кор. У меня должно быть сотрясение от постоянных ударов папы об мою голову.

— Да, я знаю. Я не пытаюсь оправдать их или что-то еще. ПСИ. Это была твоя жизнь.

ПСИ. Практика, сочинение, исполнение. Все остальное, как у нормальных детей, приводило к сильным ударам в голову от отца и сочувствию со стороны его матери. И если он закричит? Это способствовало бы еще одному шлепку, потому что тогда он стал бы никчемным нытиком, который нехорошо распоряжается талантами дарованными Богом. Поэтому он научился скрывать свои чувства внутри, запирать в глубине своего холодного сердца... до тех пор, пока беззаботный поэт не открыл дверь, яркий солнечный свет не согрели темноту одиночества.