моих рук и, дернув меня за ноги, свалила на диван.
Падая, я сильно ушиб плечо об угол стола. Едва
сдерживая крик боли, я сел на диван. Она встала у двери и
диким взглядом следила за мной. Когда боль немного утихла,
я снова стал подвигаться к ней. Она насторожилась. И как
только я попытался ее схватить, она изо всей силы ткнула
меня коленом в живот и, оттолкнув от себя, прорычала:
- У... Жалкий шакал...
Задетый за живое этим оскорблением, я с еще большей
яростью кинулся на нее, не обращая внимания на боль в
животе. Мне удалось схватить ее за талию. Она обеими
руками уперлась в подбородок и оттолкнула мою голову назад
так, что хрустнули шейные позвонки. Нестерпимая боль
пронзила все мое тело. Но вместе с болью росла и моя
ярость. Я уже не помнил, ради чего мы начали возню. Мной
овладела одна мысль - отомстить ей. Я прижал ее руками к
себе и с такой силой сдавил ее живот, что она стала
задыхаться. Она заметно слабела. Я снял одну руку с ее
тела и, захватив запястья ее обеих рук, оттащил от своей
головы. Она извивалась, как змея, пытаясь ударить меня
ногами, но так как она висела в воздухе и не имела опоры,
взмахи ее ног никакого вреда мне не доставляли. Гораздо
труднее было справиться с руками. Она попыталась вырвать их
из моих рук. Ей удалось освободить одну руку, и она впилась
в мое лицо острыми ногтями. Взвыв от боли, я с размаху
швырнул ее на диван, навалившись всем телом. только в этот
момент я заметил, что ее импровизированная юбка в нашей
борьбе слетела, и она была наполовину оголена. Это
напомнило мне смысл борьбы и удесятерило мои силы. Я с
яростью, достойной ягуара, принялся мять и корежить ее,
пытаясь довести "Короля" До бессильного отчаяния и овладеть
ее телом. Она с неослабеваемым упорством защищалась, не
давая мне ни секунды передышки. Едва мне удалось всунуть
колено между ног, чтобы раздвинуть их в стороны, как она
вырвала одну руку из-под моего тела и впилась мне в волосы.
С большим трудом мне удалось оторвать ее от своей головы.
Наконец, мне посчастливилось всунуть свою руку ей между
ног. Она сжала ляжки с такой силой, что я не мог пошевелить
пальцами, но, поднатужившись, я все же успел свой
указательный палец сунуть в ее щель, слегка увлажненную
горячей слизью. Она стала извиваться, чтобы слезть с моего
пальца. Но чем больше она двигала бедрами, тем глубже и
глуюже он в нее входил. Она захрипела от ярости, а может
быть и от удовольствия. Я ликовал и уже готовился
предпринять следующий шаг, как вдруг она, улучив минуту,
сильно рванулась и выскользнула из-под меня, сползла на пол.
Быстро вскочив на ноги, она наскоро поправила растрепанные
волосы и растерзанную блузку.
- Ну что, взял? - ехидно спросила она и в изнеможении
опустилась на второй диван, прикрыв рукой низ живота. Я
снова бросился к ней, но уже с твердым намерением забить ее
до полусмерти. Случайно мой взгляд упал на часы - было 5
часов 21 минута. Это еще больше подхлестнуло меня. Я
схватил ее за ворот блузки и с силой рванул ее в разные
стороны. С трском блузка разорвалась надвое, оголив ее
чудесную нежную грудь, и порыв моей ярости вмиг улетучился.
Я сел напротив нее и остолбенел, очарованный ее чистым белым
телом. Она сбросила с себя половинки разорванной блузки и
вызывающе посмотрела на меня.
- Ну что, не можешь... Мальчишка!
Сбросив туфли, она легла на диван, закинув руки за
голову и уставившись в потолок. Воспользовавшись
благоприятным моментом, я, как тигр, бросился на нее, и в
мгновение раздвинул ей ноги, упал ей на грудь. Она
вскрикнула и забилась подо мной, пытаясь освободиться. Но
было уже поздно. Не обращая внимания на град ее ударов по
моей голове, я раздвинул пальцами губки ее цветка и с
размаху воткнул в венчик свой член. Она сразу обмякла и
опустила руки мне на плечи. Ее глаза закрылись, она стала
шумно и порывисто дышать, едва двигая телом. Постепенно она
стала как бы оживать. Движения ее тела становились все
сильнее и размашистей. Она совала мне в рот соски своих
грудей и, шепча слова любви, щекотала мне пальцами ложбинку
между ягодицами. Мы долго и осторожно упивались сладостью
совокупления, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть, и,
наконец, когда было уже не в мочь, не было сил сдерживать
рвущееся наружу удовольствие, забылись в обьятиях друг друга
в экстазе плотского забытья. Вдруг мои руки, сжимавшие тело
партнерши, перекрестились в пустоте, и я плюхнулся на диван,
изливая на шелковое покрывало поток спермы. Но глядя на
часы, я понял в чем дело. Скрипя зубами от ярости и обиды,
я перелез на диван, где была постель, и сразу уснул.
- Друзья, давайте выпьем, - предложил он после минутной
паузы, - выпьем в ее честь. Зверь женщина. Хороша, - он
подал нам карту, где она была изображена.
Дик с любопытством взглянул в надменное лицо красавицы
и задумчиво сказал:
- Вот бы мне ее. Я бы знал, что с ней делать.
Мы с Рэмом рассмеялись.
- Пока мы не окажемся лицом к лицу с понравившейся нам
женщиной, мы все так говорим. В жизни бывает не так, как мы
намечаем. Ну,что, времени еще много, продолжим рассказ...
- Давай, - выпалили мы с диком одновременно.
И он заговорил снова.
Глава 5
Промчавшись с бешенной скоростью почти полторы тысячи
километров, на следующий день вечером поезд подошел к пер
рону городского вокзала в Кельне. Я весь день проспал и
все-равно чувствовал себя разбитым и усталым. Едва поезд
остановился, ко мне в купе влетел тесть.
- Рэм, оставь свои вещи здесь, их возьмет мой секре
тарь, и скорей едем со мной.
Я побежал вслед за ним и от ошеломления необыкновенной
встречей опомнился только в машине.
- Что случилось?
- Позавчера ночью скоропостижно скончалась наша девоч
ка.
Это известие поразило меня, как гром, но я, к своему
стыду и ужасу, не почувствовал горечи утраты. Больше того,
у меня даже мелькнула мысль, что она очень своевременно
умерла. Через несколько минут мы приехали домой. Все здание
было увито цветами и траурными лентами. Большие зеркала в
вестибюле прикрыты черным крепом. Даже на лестнице были
постланы черные ковры. Элиза лежала в гостинной на столе.
Гроб и покрывало были устланы черным бархатом так, что сре
ди них я не сразу рассмотрел восковое лицо моей жены. Ко
мне подошел наш домашний врач Конрад Фог. Он осторожно взял
меня под руки и отвел в сторону.
- Ничего нельзя было сделать, у нее паралич дыхательных
мышц. За день до этого случая она неловко вышла из машины и
ударилась затылком об угол дверцы. Весь день у нее болела
голова. К вечеру, правда, ей стало лучше, а на следующий
день она сказала мне, что совершенно здорова... И вот ночью
умерла в постели, очевидно, даже не проснувшись... Он скор
бно помолчал.
- Рэм, сейчас едем в крематорий, больше нельзя держать
тело дома. Машины у под'езда, ты садись в первую. Эльзу пе
ренесут туда.
- Хорошо.
Пришли рабочие переносить гроб и тесть убежал к ним. В
это время из соседнего зала вышли все пришедшие проводить
мою жену. Среди скорбных фигур я сразу заметил молодую кра
савицу Мари со своим рыхлым стариком-мужем. Она была на го
лову выше его и, не видя мужа перед глазами, частенько за
бывала о его присутствии, переговариваясь с ухажерами
взглядом через голову. Совсем недавно это был предмет моих
мечтаний, и несколько раз я пытался с ней подружиться, но
безуспешно, она была занята тяжелым флиртом с американским
полковником из штаба оккупационных войск. Теперь она, слег
ка улыбаясь, искала мои глаза пристальным требовательным
взглядом, но для меня она была уже не интересна. Я осматри
вал гостей и сквозь маску деланной скорби то там, то здесь
замечал явные признаки скуки. Кое-кто, переговариваясь, ти
хо смеялся, прикрывая рот рукой. Кто-то шепотом рассказывал
новый анекдот, на него зашикали. Только старики, чувствуя
своим дряхлым телом дыхание смерти, неотрывно следили за
гробом с явным удивлением, что в нем еще не они. Но вот
гроб освободили от цветов и шесть дюжих молодцов опустили
его в могилу. Я вышел последним. У двери меня ждала Мари,
предусмотрительно отправив вперед мужа.
- Рэм, здравствуй, сочувствую твоему горю.
- Спасибо, - холодно ответил я, пытаясь отвязаться от
нее. Мы были уже у выхода и она, чувствуя, что сопровождать
дальше меня неудобно, скороговоркой шепнула:
- Завтра вечером у меня банкет, будут все свои, прихо
ди.
Я ничего не ответил. Из крематория вернулись поздно.