Читать интересную книгу Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

— Ну вы даете, адмирал! Это ж бунт на корабле истории! Прямо Степан Разин! — Леонид Михайлович с искренним интересом смотрел на своего друга.

— Да эти самые говоруны Леня державу развалили. Повыпускали из лагерей всех этих дизертиров да диссидентов, так они, лагерные придурки, все в Кремль полезли учить нас, дураков, уму-разуму. Только хари себе наедают да без конца заседают… И все протестуют: права со свободами отстаивают, пока их детки совместные фирмы открывают да лицензиями на вывоз сырья приторговывают. Посмотришь на одного такого и задаешь себе вопрос: как быстро сей народный избранник, состоящий учредителем в пятидесяти СП, которые качают на Запад нефть и газ, на этом непомерно тяжелом посту станет миллиардером? Ответ: в зависимости от диаметра труб, от их предельной пропускной способности. Есть и другой ответ: в зависимости от скорости обнищания этого самого народа… Из великой империи банановую республику хотят сделать, сволочи! Тут поневоле Стенькой Разиным станешь…

В бассейн к одинокими пловчихам Юрьев не пошел — был уже не состоянии. Его и Колиного охранника — молодого приветливого парня по имени Марсель ~ разместили в одном из номеров гостиницы.

— Марсель? — пьяно спросил Юрьев, пожимая руку смеющемуся соседу. — Ты что, француз?

— Нет, татарин, — рыгающий кумысом, сказал адмирал.

— Это он не о тебе. Да и тот, о ком он вроде и не татарин…

— Может, и не татарин, но адмиралу-то виднее. Так что позвольте представиться: «морда татарская», — и Марсель, смешно наклонив голову, щелкнул каблуками меховых сапогов.

Всю ночь после обильной жирной пищи марочного коньяка Юрьева мучили кошмар! Несколько раз он просыпался, чтобы глотнуть воздуха, — задыхался. Ближе к утру пошел туалет, и там внезапно из унитаза — прямо в ноги ему — с писком выскочила черная крыса с длинным мокрицеподобным хвостом, на облысевшем сизоватом теле которой Юрьев разглядел что-то вроде кровеносных сосудов. Его словно судорогой передернуло и чуть не стошнило…

Утром адмирал распорядился, чтобы приготовили вертолет.

— Так, Леня, выбросят вас в самом лучше! месте, на берегу озера. Там баня стоит и балок — вагончик армейский. В нем пока два геолога живут. Думаю, все разместитесь. Если нет — я распорядился, чтобы на борт погрузили печку и КАПШ капитальную арктическую палатку изобретения товарища Шапошникова. Топить печку будете соляркой… За два дня замерзнуть не успеете?

— Не должны, — ответил за своего врача Николай Алексеевич.

— Ну, добре. Заодно отвезете геологам мешок с хлебом. Да, чуть не забыл, там сейчас мишки ходят. Так что поосторожнее. Ну, а если в целях самообороны мишку подстрелите — охотнадзор особо против не будет. Только я вам этого не говорил, ясно?

— Так точно.

_ Через два дня пришлю за вами вертолет. В аэропорту на обратном пути шмонать вас не будут. Я распоряжусь. Все. Счастливой охоты!

Вертолет выбросил их на берегу мертвого озера, которое, как показалось Юрьеву, боялось даже пошевелиться от холода. Вокруг лежали покатые сопки, покрытые разноцветным велюром карликовых ив, пере ходившим у подножий в бархат мхов, который под сильным ветром вдруг начинал переливаться разными оттенками или по-хамелеоньи менял окраску. Высокое чистое небо, не спеша перетекая с востока на запад, не желало иметь к земной жизни никакого отношения. В лож бине у озера было не так холодно и ветрено, как на аэродроме.

Встречали их двое: могучий бородатый геолог Слава, по всему видать, любивший креп ко выпить и закусить, а потом еще сладко поспать, и Хмурое Утро его рабочий, с одутловатым, но уже просветлевшим на свежем воздухе лицом подвального бомжа, гордо носивший это на индейский манер прозвище.

«Я не бомж, а бич! — вежливо поправлял он своего бородатого начальника. — А бич это Бывший Интеллигентный Человек! Но бывший я только для материка. Для этих же мест я, безусловно, интеллигентный человек, то есть опять бич, но уже новой формации, так сказать, интеллектуал не подвально-помоечного одиночества, а одиночества поднебесного. И чувствую я себя здесь божьей птицей Вы, господа, чуете, как от меня пахнет? Не козлом вонючим, а йодистым ветром и нежным полярным маком!»

— Хмурое Утро — единственный поэт на Архипелаге! смеясь, сказал Слава. Так сказать. Хмурое Солнце полярной поэзии! Ну прямо чукча: что видит, то и поет.

Опять накрыли стол, теперь уже походный, геологический. Охотники выставили выпивку и зелень, геологи — красную рыбу и оленину.

— Олени сейчас тысячами идут, и прямо через лагерь. Похоже, у них миграция. Лучей жизни ищут даже парнокопытные! — начал Слава, после того как все, кроме Николая Алексеевича, который и у адмирала не пил, опрокинули по первой-за знакомство. — Так что охотиться можно, прямо не выходя из палатки и не вылезая из спальника. Валите только самцов. Самок не трогайте-они сейчас с детенышами…

— А мы тут у адмирала вашего все больше языками баловались, — сказал Юрьев, заметив, как Леонид Михайлович при этом снисходительно улыбнулся.

— Так то у адмирала. На то он тут и начальник, — не глядя на Юрьева, ответил Слава| с огромным куском вареной оленины во рту.

— Ну давайте еще по граммульке, так сказать, за успех вашего безнадежного предприятия! — Слава с удовольствием опрокинул стопку с пряным напитком, только по большим праздникам посещавшим его вечно урчащую утробу, не притязательную к качеству высокооборотных напитков.

Хмурое Утро участия в застолье почти не принимал — в основном прислуживал.

Через некоторое время разговор неминуемо перекинулся на белых медведей властителей здешних широт.

— Ходит у нас тут один, на помойке окормляется, — вступил в разговор Хмурое Утро. — Очень близкий мне по духу экземплярчик. Ничем в смысле пропитания не гнушается. А можно про вчерашнее им рассказать? — спросил бич своего начальника.

— Валяй, — лениво позволил Слава. — Только без деталей, не пугай людей.

— Хорошо, пугать не буду. К нам тут вчера миша в гости зашел. Мы уже спать ложились вдруг кто-то стучит. Кто такой? Может, кто с буровой? Но почему тогда голос не подает? Я только подумать об этом успел, а Слава уж дверь открыл. Открыл и замер: за дверью миша сидит и смотрит. Я тоже вышел, за компанию. Стоим, молчим. Миша поглядел на нас минуты три, а потом развернулся и потопал в тундру. То ли искал здесь кого, то ли просто пообщаться приходил? Тихая такая скотинка. Почавкает и идет себе с миром.

— Ну уж и с миром, — возразил Слава, с удовольствием закуривший «Марлборо» из пачки Леонида Михайловича. — Тут совсем рядом с нами случай был. Повадился мишка в гости к геофизикам нашим ходить, что отсюда километрах в двадцати стояли. Вот так же все на помойку к ним ходил. У геофизиков собачка была маленькая такая сучка. Ну и подружилась сучка с мишкой, так сказать, на всякий случай, а может, и просто из уважения к грубой физической силе. Иной раз она к нему на помойку даже куски таскала. Мол, кушай, мил-друг, да Жучку свою не забывай. Дружили они так с месяц. Но тогда не так, как сейчас, было: олешка днем с огнем не сыщешь. Ну, и оскудела помойка. Побежала сучка как-то на помойку, чтобы сердитому мише, который все кругами там ходил, сообщить по дружбе: мол, все, мишенька, ничего не осталось, извини… Но мишенька-то тихий, только когда сытый. Стрельнул он глазом на сучку: мала, Конечно, но что делать — и эта на зуб сгодится. Собачка, сообразив данный пренеприятный для себя расклад, кубарем в палатку закатилась да и под кровать. Скулит там тоненько, пощады значит просит. Хотели ее вытащить, чтобы мише, как царскую дочку морскому чудищу, отдать и тем самым откупиться. А как вы думали! Приучила — надо отвечать, не самим же им на ужин мишеньке идти! А она чуть полпальца не отхватила одному из геофизиков. Маленькая, глупенькая, а все понимает. Ну, а миша-то уже кругами вокруг палатки ходит-аппетит нагуливает. «Ну, — думают геофизики, — дело труба. Пора спасаться бегством!» Ведь у них там даже нагана не было. Выдали один карабин начальнику отряда, ну, тот и держал его при себе как раз в пятидесяти километрах от них на другом участке… Только побег их осложнялся тем, что, во-первых, миша уже находится в непосредственной близости — за фланелевой «стенкой» КАПШа, а во-вторых, один их трех геофизиков — женщина, да еще студентка, да еще сердечница, весом в шесть пудов-этакая снежная баба… Миша уже свой нос везде сует, того и гляди зашнурованный вход палатки коготком своим вскроет и тогда… В общем, делать нечего: встал один из них — Сашка, здоровенный такой, высокий парень — на колени перед входом с поднятой над головой кувалдой. Слава Богу, геофизикам, которые сейсмикой занимаются, кувалду разрешают иметь при себе! Стоит он так на коленях, бледный, весь в холодном поту, ждет, когда мишкина голова в палатку просунется. Студентка на шконке лежит, с жизнью прощается она-то ведь самый лакомый кусище для миши, а радист — тот все пытается на связь выйти: мол, умираем ни за грош, идем, так сказать, ко дну и просим считать нас членами профсоюза… Но тут в голову Сашке приходит спасительная идея. Бросает он свою кувалду, хватает маленького олененка, которого они уже неделю мариновали, — у кого-то из них день рождения намечался — и, откинув полог палатки, швыряет этот несостоявшийся шашлык подальше от входа. Через какую-то секунду бедные геофизики, в которых надежды на избавление от кошмара уже и с гулькин нос не осталось, слышат отвратительнейшее торопливое чавканье агрессора. Не говоря друг другу ни слова, они бросаются в противоположный угол палатки, где Сашка дрожащей рукой делает метровый надрез. Первой в дырочку, подобно маленькой и юркой птичке выпархивает студентка и, не дыша, летит вперед быстрее ветра, в одних носках для легкости.