— Раздвинь ноги, — прошептал он, ужасаясь своей наглости.
Но самое удивительное, что он был услышан и что она слегка развела колени.
Теперь вроде ничего не мешало, он стал тыкаться в том направлении, где уже был его палец, но странное дело — ничего не получалось. Еще и еще. Еще.
И никак.
Он задыхался, он чувствовал, что еще немного, и он не выдержит этой сладкой пытки, ему казалось, что его кровь вот-вот закипит, и вдруг ему почудилось, что он на правильном пути, он дернулся, и в это мгновение Наташа вдруг резко вскрикнула:
— Ой, мне больно! Мне больно! Ты слышишь, мне больно! Перестань!
«Целка! Я ломаю ей целку!» — мелкнуло в его разгоряченном мозгу.
И в ту же секунду дикий, неудержимый оргазм сотряс его тело, и он стал кончать, выплескиваясь куда-то туда, в жаркую долину ее лона, но никакого контакта уже не было, он жадно, страстно прижимался к ней и делал свои дерзкие, бесстыдные движения, но все это было уже не то, он понял, что опять оконфузился, может быть, еще хуже, чем было в тот раз, у него дома.
— Что ты наделал? — это были ее первые слова, когда они пришли в себя.
— А что? — спросил он.
— Кажется, ты меня всю обрызгал этим…
— Да нет, не всю.
«Господи, что несу?» — подумал он.
— Как мне идти в дом? — прошептала Наташа, совсем не оценив его юмора.
— На, вытрись моим платком.
— Давай его сюда. Боже, как много!
И она взяла его платок и, подняв подол, стала вытирать бедра, а он стоял рядом и смотрел, как она это делает, и ему хотелось одного — разреветься от досады. Ведь она хотела, она ему давала, а он…
Какой пассаж!
Затем он взял ее за руку, и они медленно пошли обратно. В доме они никак не могли привыкнуть к яркому свету. Кто-то что-то ему говорил, предлагали выпить за счастье молодых, и он выпил. Затем он почувствовал, что Наташи рядом нет, и хотел идти ее искать. Однако вместо этого ему снова предложили выпить за здоровье молодых. «Каких молодых?» «Ах, все тех же!» «А они что, после предыдущего тоста не выздоровели?» Его юмор оценили. Грохнул смех. И он опять выпил. И почувствовал, что его повело, почему-то стало очень весело. И он снова с кем-то выпил. Потом ему стало грустно. Он стал читать Есенина какой-то длинноногой девушке, потом они танцевали, и он предлагал ей пойти измерить объем сеновала, вдруг животным не хватит на зиму сена, она хихикала, а Сашка пытался украдкой расстегнуть застежку ее юбки.
И совершенно неожиданно ее юбка упала вниз. Как-то так, вся сразу. Раздался громкий визг, но Сашка никак не мог увязать падение юбки со своими деяниями. Последнее, что он помнил, было то, что кто-то заботливо и решительно выводил его в другую комнату, там почему-то было темно и прохладно. Кажется, он уткнулся мордой в холодную подушку. Или ему помогли уткнуться?
И эта подушка была самым лучшим ощущением свадебного вечера.
Глава 7
Утром сильно болела голова. Но самым ужасным было воспоминание о том, что произошло у сеновала. Ведь это уже второй раз! Что делать дальше?
Как смотреть в глаза Наташе?
Как?
Весна стала быстро вступать в свои права. На крышах сараев заорали кошки, озабоченные извечной проблемой размножения. Диспуты в туалете обрели новый импульс. Девчонки сбросили зимние одежды, что вызвало особый прилив живого непреходящего интереса к ним со стороны пацанов. Еще бы, платья и юбки девочек стали такими короткими, что почти любое движение их обладательниц приводило к тому, что мелькал край маленьких трусиков, и это приводило всех парней в жуткое возбуждение. Дух любви заполнил школьные коридоры.
А особенно раздевалки, куда все еще нужно было сдавать плащи и куртки, но именно здесь, в раздевалке, девчонку можно было слегка зажать в угол, и, если она не сильно сопротивлялась, что означало, что ей приятны такие заигрывания, так вот, если она не визжала, не кусалась, а лишь молча старалась отдернуть жаркие, обхватившие ее грудь ладони, то можно было еще понаглеть и скользнуть к ней рукой под юбку, в диким восторгом ощутив под пальцами ее тугой, плоский живот, ладно обтянутый тонкими колготками поверх маленьких, смешных трусиков.
А если девчонка была без колготок! Тогда это был полный отпад!
В середине марта Лешка радостно объявил, что «сделал Ленке». Теперь он стал почти на одну ступень с Петькой, а Сашка чувствовал, что скатывается все ниже и ниже, что его скоро будут пускать в туалет только по нужде.
Сделал и проваливай! И хотя никто его никак не унижал, над ним не смеялись, но он сам чувствовал свою ущербность. Пацаны громко смеялись над очередным анекдотом, а он молчал, особенно, если в анекдоте шла речь о том, как у кого-то не получилось. В анекдотах это было смешно, но Сашка знал, что это совсем не смешно в жизни. В анекдотах у кого-то «плохо стоял», а у Сашки с этим было все чудесно, но он все равно очень переживал из-за того, что у него с Наташей ничего не выходит.
— Как живете-можете?
— Живем хорошо — можем плохо!
— Значит, выходит — хорошо?
— Выходит хорошо — входит плохо!
Петька громко ржал, рассказывая этот анекдот, а Сашка думал, кто сочиняет эти анекдоты? Все новые и новые! Неужто они рождаются сами?
Сашка очень страдал.
Хотя его отношения с Наташей, казалось бы, не изменились. Теперь они подолгу гуляли вечерами, у них была своя беседка в детском садике, часто они шли на стадион или в школьный двор, всюду они находили тихое местечко, где им никто не мешал и можно было целоваться до боли в губах, расстегивать многочисленные пуговицы и трогать, ласкать горячую девичью кожу, грудь, бедра, живот.
И там, внизу, между ног.
Это было какое-то волшебное место. Когда его пальцы достигали горячей, влажной щелки — Наташу словно подменяли. Она стонала и охала, она крепко сжимала его руку, сжимала, но не отталкивала, Сашка знал, что ей очень нравится то, что он делает, он даже спросил ее, как ей лучше, когда его палец вот тут или тут. «Чуть выше», — едва слышно прошептала она. Он стал трогать ее повыше, удивляясь, что навстречу его пальцу выскочил какой-то маленький язычок, Сашка слегка коснулся его, и девушка громко застонала, она стала резко дергаться на его коленях, она вскрикнула, что это с ней, и тут он понял, он вспомнил, что Петька говорил, как девчонки кончают оттого, что их гладят в этом месте. Поэтому он еще крепче прижал к себе Наташу, она дергалась так, что могла и упасть, но Сашка все держал и держал ее, продолжая свои бесстыдные погружения пальца.
И вдруг она затихла. Ее тело как-то странно потяжелело.