«Аквариума».
Лишь немногие одновременно с прослушиванием странных текстов (не для «средних умов», как любили подчёркивать «продвинутые») параллельно изучали азы китайской философии, дзен-буддизма и прочего, прочего, что Б.Г. так умело имплантировал в свое творчество. Протест, у нас это был протест, направленный против совдеповского образа жизни. А сейчас – против нарождающегося капитализма, что ли? Тогда это выглядит как в старой поговорке – «за что боролись, на то и напоролись».
Я полистала дальше. Манифест довольно внушительный. Но, в принципе, мне уже все понятно, на какую мельницу будет литься вода. Возникает законный вопрос – откуда это у Антона? В лоб его об этом не спросишь – заподозрит, что рылась в бумагах.
Следовательно, идём дальше скучной дорогой познания. Мисс Марпл, да и только. Осталось очёчки нацепить и букли подрисовать седые – и всё, Агата Кристи отдыхает, сами с усами, детективы писать умеем.
Интересно, у Кристи были литературные негры? Сразу представилась картинка – пять человек распределяют между собой заготовки глав нового романа. Одно облегчение – уже не нужно выдумывать внешность главной героини и выверять каждую главу. А что, Кристи – это хорошо раскрученный бренд, и было бы не удивительным, если бы на свет всплыли какие-нибудь «не опубликованные ранее рукописи». Сдаётся только, что и это было бы куда приятнее читать, чем поделки новоиспечённых детективщиц-домохозяек.
Так, манифест откладываем до лучших времен, тем более, голова уже почти не соображает, не голова, а просто кость. Хоть Джине бросай, чтобы погрызла на досуге. Смотрим дальше. Шифровка какая-то шпионская. Циферки и буковки. Ах да, мальчик у нас в органах. Пусть поиграется. Мужчинам приятно играть – в политику, в шпионов, в суперменов… Вот вырезанная из газеты статья о новых способах криптографии. В качестве шифра используются частицы любого твёрдого вещества в смоле. С помощью лазера определённой длины строится инферограмма, уникально определяющая код. Новый способ предложен российскими физиками.
Как это все взаимосвязано, интересно было бы узнать?
Собака в коридоре заворчала, и послышались шаги. Я быстро выключила свет, засунув папку под кровать и укрывшись одеялом. Дверь приоткрылась, и в проёме возникла голова Антона. Он внимательно вглядывался в темноту, даже как будто внюхивался, словно гончая собака. Постояв так полминуты, он закрыл дверь и пошёл на кухню. Потянуло сигаретным дымом. В моей голове бешеной каруселью прокручивались варианты возврата папки на место. Размышлять некогда, и так все время одни размышлизмы и рассуждалки. А жизнь требует только одного – экшн, экшн. Я быстро встала и обернула папку в лежащий на кресле плед. Джина снова заворчала, когда я проходила мимо, я на неё шикнула. Дверь в кухню была прикрыта, я проскользнула в гостиную, вернула папку на место и с невинным видом оглянулась на дверь. Через секунду появился Антон.
– Вот, принесла тебе плед, думала, вдруг ты замерзнешь.
– Думаешь, плед меня может спасти? Почему не спишь?
– Просыпаюсь всё время, слишком много впечатлений.
– Понятно. А я вот вырубился, – его взгляд остановился на лежащей папке. – Я скоро уеду, не беспокойся. Твои когда должны вернуться?
– Не знаю, сегодня, наверное. Завтра рабочий день.
– Угу, – он неуклюже взял меня за руку и слегка погладил.
– Наташа, я хотел тебе сказать… Ты очень интересная женщина, умная, красивая…
– Нельзя ли без банальностей?
– Я очень хочу тебе помочь, но ты должна понять некоторые вещи.
– Например?
– Понимаешь, твой сын попал под очень сильное влияние, и ты в этом не виновата, нет…
– Что ты мямлишь-то? Говори яснее, – меня уже этот ответ двоечника у доски стал раздражать.
– В общем, Галицкая дама не самая обыкновенная, она может оказывать на людей влияние, сравнимое с порабощением. А у твоего сына есть склонность ко всякого рода мистическим и абсурдным вещам. Но чем абсурднее, тем вернее. К сожалению, это чем-то схоже с умопомрачением. Человек привязан к земле, но человек не совсем нормальный эту ниточку рвет и улетает…
– Ну, допустим. Он всегда любил Кэролла и Хармса. Но это ничего не доказывает. Мало ли людей читает абсурдную литературу. Вся наша жизнь – сплошной абсурд. То, что мы считаем нормой – на Западе считает абсурдом. Скажи, она его зомбирует?
– Этого я полностью утверждать не могу. Но то, что она проводит с ним индивидуальные занятия – это абсолютно точно. По показаниям соседей, он там появляется очень часто.
– Бедный мой мальчик. Но ей всё это – для чего?
– Чтобы удовлетворить свои амбиции. У Галицкой была одна научная работа, по суггестивному воздействию на сознание людей. Работа была заявлена, но вышла очень маленьким тиражом. Дело в том, что Галицкую не любили на кафедре, не помню, говорил ли я тебе, что она работала ассистентом на кафедре психологии в нашем университете, короче говоря, она, кажется, издала её за свои деньги.
– У тебя эта работа есть?
– Нет, я просто просматривал её, мельком.
– Но где-то ведь она есть, в библиотеке, где-нибудь ещё?
– К сожалению, все экземпляры разошлись по частным библиотекам. Университет не захотел её покупать.
– Хорошо. Ведь есть какие-нибудь законы, позволяющие приглушить непомерные аппетиты нашей подруги?
– Формально – есть. Но негативное психологическое воздействие очень трудно доказать, практически невозможно. Требуется психиатрическая экспертиза, изымание материалов, и так далее.
– Понятно. То есть ты хочешь сказать, что мы абсолютно бессильны? Хорошо. Тогда я сама объявляю ей войну. Я найду другие доказательства, и посажу её в тюрьму, например, за нелицензированное занятие частной практикой. Хотя… Можно сделать всё гораздо проще… Нанять людей и просто уронить кирпич на голову.
– Слушай, я последнюю фразу не слышал, хорошо? Ты понимаешь, о чём ты говоришь?
– Я понимаю одно – я вырастила сына, даю ему образование, подготавливаю условия для карьерного роста, в конце концов, я люблю его, ведь он моё дитя, и тут появляется какая-то Галицкая и пытается сделать его уродом.
– Я тебя хорошо понимаю, делаю, что могу. Но мне кажется, что в твоей любви к сыну есть много собственнического. Он поступает не так, как хочешь ты, и тебе жаль своих трудов, которые ты в него вложила.
Меня так и подмывало спросить его о манифесте, фотографиях, шифровках и непонятной статье. Да, конечно, он, пожалуй, прав… Мне жалко своих трудов, которые я в него вложила, и отдавать без боя Серёжу мне не хотелось бы. Антон выглядел каким-то виноватым.
– Да не грусти так, зайчик, – потрепала я его по щеке, – я ведь не молоденькая девочка, многое сама умею.
Антон весь напрягся в одну минуту. Похоже, он подумал, что я пытаюсь его соблазнить. Как назло, халат на мне был полупрозрачный, и вся сцена показалась мне полной намёков и недоговоренностей.
– Ну, в общем, я пошла спать. Фотомодели, чтобы выглядеть на все «сто», спят по десять часов, – сказала я, притворно зевнув, – утро вечера мудренее, завтра всё