Читать интересную книгу Когда был Ленин мумией - Дмитрий Лычковский

Художник Веласкес, взглянув на Ильича, пришел в жуткое возбуждение и разразился длинной тирадой.

— Его поразили ваши монгольские скулы, — любезно перевел Пирогов. — Он хотел бы писать ваш портрет в виде Чингизхана или Атиллы, потому что узрел на вашем лице следы великих свершений, способных потрясти вселенную.

— Переведите ему, товарищ Пирогов, непременно буду позировать. Непременно. — И Ленин нетерпеливо потащил было спутника дальше, но врезался в полутьме в здоровенную дубовую бочку: изрядно подгнившую, однако чертовски твердую. Какой дурак ее здесь поставил?! Потирая лоб, Ильич с досадой стукнул по бочке ногой. Неожиданно оттуда раздался недовольный гулкий голос. Говорили на древнегреческом, точней — бранились, причем весьма вульгарным образом. Ильич учил язык эллинов еще в гимназии, и, как оказалось, помнил все преотлично.

— Кто там? — опешив, спросил он Пирогова.

— Александр Великий! — невозмутимо проронил тот. — Завоеватель Вселенной. Был отравлен своей супругой и после смерти забальзамирован в бочке с медом, препятствующим разложению тела. Хотя лично я сомневаюсь, что мед способен сдержать разложение на столь длительный строк. Не зря великий полководец из бочки никогда не вылезает.

За бочкой стоял азиат противного вида во френче, с надменным видом ковырявший пальцем в носу. Ильич удивленно отметил, что на груди его красуется до боли знакомая пятиконечная красная звезда. Но что интересно — азиат при виде Ленина изумился еще сильней: глаза его округлились, рот ошеломленно распахнулся, демонстрируя неожиданно зеленые, как лягушка по весне, зубы.

— Кажется, китаец, — бросил Пирогов, не замечая этого замешательства и увлекая Ильича дальше, — Хотя не уверен. Новичок, как и вы. Общается только с парой таких же монголоидов.

И впрямь, в тот же момент к азиату придвинулись еще две узкоглазые мумии — в таких же потертых пыльно-зеленого цвета полувоенных костюмах и резиновых тапочках. Беспрестанно озираясь на Ленина с Пироговым, они возбужденно о чем-то заспорили, и было непонятно, обрадовала их эта встреча или наоборот огорчила.

— Неудобно такое говорить, но у китайца запах изо рта — отхожее место так не пахнет, — добавил Пирогов, ускоряя шаг. — Даже чинчорро шарахаются.

Ильич хотел было спросить, кто такие чинчорро, однако в этот момент сверху внезапно грянул звук гонга — настолько пронзительный, что он инстинктивно схватился за уши.

Глава 9. Хнумом сделан, Птахом сотворен

Факелы на стенах, прощально вспыхнув, погасли — зато в центре зала мощно высветился непонятным источником пьедестал, на котором кичливо растопырился массивный золотой трон (пудов пятнадцать не меньше — автоматически прикинул Ильич). На троне гордо восседал тощий, копченого цвета старик в треугольном переднике. На его гладко выбритой голове скособочилась похабного вида красная тиара, очень похожая формой на ватную «бабу», под которой обычно настаивают заварочные чайники. С подбородка старика свисала нетуго привязанная, переплетенная позолоченными нитями, тонкая накладная бородка, смахивающая на крысиный хвост.

Справа от трона Ильич разглядел антропоморфное существо с головой барана, которое ритмично, как маятник в Исакии, обмахивало крысинобородого пальмовым опахалом. С левой стороны, сложившись чуть ли не вдвое в почтительном полупоклоне, блеклый, как поганка, человечек жарко нашептывал что-то старцу в его копченое ухо. Тот внимательно слушал, время от времени мстительно щурился, облизывал сизо-коричневые губы и мелко кивал, от чего его бородка начинала трястись так, что старик приобретал законченное сходство с говорящим сказочным козлом. Над головой наветника Ильич с некоторым испугом рассмотрел парящие в воздухе наподобие нимба согнутые в локтях две руки.

— Узнаете? — приглушенно подал голос Пирогов.

— А как же, это трибунал святой инквизиции — попытался сострить Ильич, теряясь в смутных догадках. — Вот тому крысинобородому только что поступил сигнал снизу от товарища слева. И таких сигналов, видимо, много: он аж перегрелся от кипучей работы. Ну да ничего, — Ильич вновь хохотнул, — Товарищ-вентилятор справа справится. Охладит до нужной консистенции.

— Ваше ерничество здесь неуместно, — Пирогов явно занервничал. — Да, надо сказать, и небезопасно. Если хотите знать…

Но слова эскулапа потонули во втором гулком ударе гонга. Разговоры вокруг окончательно смолкли. Тысячи мумий дружно и, как показалось Ильичу, с рабским трепетом воззрились на залитый светом пьедестал.

А там появился худосочный тип в набедренном платке на полуистлевших бедрах, торжественно простер руки к толпе и начал произносить абракадабру. Пирогов взялся было шепотом переводить, но на него со всех сторон зашикали. Тогда эскулап извлек откуда-то из кармана затейливую зеленую склянку в золотой оправе, нашарил в темноте ленинскую руку и жестом дал понять, что нужно отпить. Ильич послушно хлебнул из бутылочки тягучей, отдающей лакрицей жидкости. И — странное дело! Заковыристый язык докладчика в набедренной повязке тут же стал ему совершенно понятен:

— … так возрадуйтесь, сыны и дочери Нижнего Египта. Сам сын Солнца, божественноликий Хуфу будет говорить сегодня с вами в царстве Анубиса. Возблагодарим же Вечного властителя Египта. Того, с ног которого, обутых в лотосоносные сандалии, недостоен сдувать прах даже ветер пустыни. Того, чьи невидимые деяния обгоняют его светозарную тень. Того, кто именем Ра ведет нас сквозь мрак Вселенной навстречу Вечности.

Говоривший скрестил руки перед собой и мягко отступил спиной в тень, дав тем самым понять, что закончил. Зал тотчас же взорвался аплодисментами, скандируя «Вышли люди из его глаз, стали боги из его уст» и совсем уж непонятное «Хнумом сделан, Птахом сотворен!».

Ильич остро пожалел, что не может конспектировать — информация была так нова и изобиловала столь непривычными терминами, что это все следовало бы обдумать на досуге.

А крысинобородый, не вставая с трона, величественно обратил ладонь к залу и аплодисменты с криками смолкли. Из какой-то щели выскочил маленький, похожий на хорошо зажаренного таракана, жрец, с натугой водрузил перед крысинобородым золотую подставку, суетливо раскатал по ней пожелтевший папирусный свиток и, пятясь задом, юркнул обратно за трон.

Хуфу мельком оглядел зал пустыми глазницами, нацепил на нос пенсне в тонкой золотой оправе и заговорил, заглядывая в свиток, по которому для верности водил перебинтованными кистями с пальцами в напалечниках. Ильичу он неприятно напомнил бухгалтера лепрозория.

— Внимайте, жители царства Анубиса! — неслось над залом. — Ибо век сей принес нам благую весть. Зерна, брошенные дланью моей, взошли, избежав пожирающего жара пустыни. Границы царства моего раздвинулись, посрамив воинство Сета…

От голосового напряжения крысинобородый закашлялся. Отпив из золотого сосуда, поднесенного чьей-то верной рукой, он склонился к папирусу и окрепшим голосом уже деловито сообщил:

— За отчетный период для усиления понимания смертными роли и места божественного фараона в мироустройстве и решения геополитических проблем планетарного масштаба жрецами под руководством Всемудрого и Всесильного проделано следующее. Группе британских черных археологов телепатически подсказано место захоронения части золотого запаса Древнего Египта в количестве тысячи мискалей золотом. В момент находки все участники были подвергнуты массированной психологической обработке с помощью гипноустановки «Птах», благодаря чему найденное золото добровольно конвертировано копателями в доллары и оперативно переведено на счета культурного фонда «Сфинкс», зарегистрированного с целью минимизации налогообложения в офшорной зоне острова Мэн.

На этом месте Хуфу сделал паузу для аплодисментов — и они не заставили себя ждать. Докладчик опять зашуршал папирусом:

— В свою очередь, руководство фонда «Сфинкс» инспирировало и спонсировало создание трех блокбастеров — «Мумия», «Мумия возвращается» и «Царь Скорпионов», должным образом отразивших роль, значение и возможности фараона и жрецов, а также оказавших неоценимое значение в формировании имиджа Древнего Египта как интеллектуального, мистического и культурного центра планеты. Хотелось бы особенно отметить, что средства фонда, пошедшие на покупку ведущих голивудских актеров, режиссеров, а также создание декораций и спецэффектов, были не только возвращены, но и преумножены на 2 тысячи мискалей золотом за счет кассовых сборов. Сами фильмы оказали сильнейшее воздействие на умы смертных на территории всех континентов.

Зал снова взорвался аплодисментами. Кто-то даже, как показалось Ильичу, прокричал «Даешь!»

Фараон поднял руку, призывая собравшихся к тишине, и заключил: