Читать интересную книгу Искусство атаки - Александр Белов (Селидор)

Братья переглянулись.

— Да ты что, Иваш, какую-то брехню на сердце взял?

— Все! — рявкнул старший и ударил пятерней по столу. Юноша, между тем, обойдя весь город, отыскал дом бортника. Нитян сидел на лавке и, оцепенев, смотрел в никуда.

— Здорово, хозяин!

Он вздрогнул, обнаружив рядом постороннее присутствие, и принялся разглядывать своего незванного гостя.

— Слышал я, что тебе завтра поля просить на судище.

— Ну и что с того?

— А то, что сутяжник твой сильную «руку» взял. Слыхал про Жихарей?

— Как не слыхивать!

— Ну и что ты думаешь?

— Да кто ты такой? Что тебе за дело?

— Побьют ведь.

— Ну, побьют, так и то не про тебя!

— А если про меня. Если я твою шапку брошу?

—Ты?!

Видно было Нитян разбирал, то ли ему рассмеяться в лицо молодого дурачка, то ли разозлиться на издевку и вышвырнуть того прочь со двора.

Юноша, однако, и не думал посмешничать.

— Да, ты испытай меня наперед.

— Эх, малец, какое уж тут испытание. Ступай себе.

— Что-то меня сегодня все гонят взашей.

Видя, что разговор окончен, юноша, между тем, уходить не спешил. Он подошел к тяжелой дубовой кадке, потоптался возле и вдруг обхватил ее руками. Глаза его налились кровью. Кадка захрустела и лопнула, рассыпавшись в руках молодого задиры.

Утром, на судище волновался народ. Людей тревожили слухи. Кто-то раздразнил горожан тем, что Жихари вообще отказались кидать шапку Нитяну. Когда Иваш в окружении братьев появился на поле, многие успокоились. Долго шла тяжба. Вечевой испытывал одного и другого, не веря при этом ни тому, ни этому. Дело стало. Наконец, по правде обычая затянувший тяжбу должен был просить поля. Он вывел вместо себя Иваша, и теперь в дело вступали кулаки. Народ премного удивился, когда и ответчик вывел своего бойца. Кто-то попытался засмеяться, но смех не пошел. Слишком разительно это отличалось от допустимого правдоподобия. Зашумели Жихари:

— Это не боец вовсе. Его нужно испытать! Здесь нет равного боя…

— Конечно, нет, — загудела опомнившаяся толпа. — Испытать! Иваш даже крякнул от удовольствия. Уж кто-кто, а он-то знал, кому всегда отслуживали эти испытания. И тут он робеть не стал. Иваш вытащил из-за пазухи подкову, показал ее всем и легко сложил пополам. Потом отогнул в стороны и вовсе сломал. Народ одобрительно закивал. Теперь уже Нитянину молодцу некуда было деваться.

— Ладно, — заговорил юноша, — спытай меня как желаешь.

— Ударом его спытай! — закричали в толпе. — Возьмет, али как? И уж это не могло не позабавить народ. Как тут только ни прошлись языки по молодому забияке: и хилен, и неказист, и ноженками тощеват.

Юноша, однако, вышел вперед.

— Давай, бей; удержу!

— Ой-ли?!

— Гляди только не промахнись.

— Это я-то промахнусь?! — Глаза Иваша налились сталью. Он подшагнул вперед, чуть подав плечо и… удар прошел впритирку к груди. Толпа ахнула. Иваш напрягся и вмиг отвел такой рывкач, что перегнал бы летящую стрелу. Боец не совладал с собственным порывом и его затянуло вперед, за рукой. Противник стоял прямо под ударом, но кулак Иваша его даже не коснулся.

— Ну, что же ты, люди смотрят? — шутейно заметил молодец. Иваш уже понимал, что здесь подмешано какое-то тайнодейство. Само по себе такое быть не могло. Он осмотрелся по сторонам и двинулся в третий раз, но тут прямо против него оказался оскал волчьей пасти. Иваш оторопел. Он так и стоял, задрав руку и сжимая кулак. Но стоял недолго. Юноша ударил его резко и зацеписто. Маленький кулачок словно пронзил грудь Иваша, перехватив ему дышло. И тут боец вдруг понял, что при всей ясности ума он не может совладать со своим телом, которое, совсем потеряв крепь, стало всей тяжестью сползать вниз. Все! Иваш рухнул на траву ничком, подобрав под себя руки. Народ молчал. Никто не поверил. Даже вечевой судья. Он просто забыл, зачем все собрались здесь и что теперь следует делать.

Ходчий поднял голову. Все это ему приснилось. Теперь он явствовал в себе самом и был немало удивлен случившейся с ним переменой. Почему-то ныла рука. Нет, не рука, кулак. Тот самый кулак, которым он.., конечно же, не он, а герой его сна сразил своего противника. Однако кулачок прихватило все-таки у него самого.

Весеннее солнце рассыпало вокруг свою шедрую позолоту. Рядом не было никого, только приблудший ветерок, разоряя осыпь остывшего костра. Волки шли на ветер. Впереди, как и положено в стае, держались молодые, сильные самцы. Они высоко несли головы и прижимали свои уши только тогда, когда поворачивали морды к вожаку. Старые забияки плелись сзади. Шкуру каждого из них не раз рвали клыки врагов, о чем говорили незаросшие шерстью рубцы. Старые дружинники держались неосанисто, и шли они не пританцовывая, как это делала горячая молодь. Но стоило кому-нибудь из молодых, забывшись приблизиться к ним, как от гордяцкой самоуверенности неосторожного сородича не оставалось и следа. Молодость всегда сама за себя, а волчья старость — одна за всех.

Где-то впереди недобрым следом тронуло воздух. Молодые остановились, ища носами повод для тревоги, но вожак одернул их голосом, еще раз показав, чей нюх острее и вернее опознание происходящего. Стая снова пошла вперед. Вожак иногда завидовал молодым. Да. Ибо они могли не скрывать своих задиристых игрищ. Они могли позволить себе казаться сильными. Казаться. Никто из молоди толком еще не знал, что такое настоящая сила. В чем она. Были вожди, которые брали только клыками и натиском, но они держались недолго, поскольку стая всегда знала, что во всех драках они дерутся не только против чужой силы, но и против своей слабости, своего страха и отчаяния. Потому эти бои были особо злыми, но ничего не решающими. Стая признавала превосходство. Признавала, но не верила ему. И находились те, кто тоже мог очертенеть яростью и драться с князем и победить, не захлебнувшись его кровью. Что менялось? Ничего, разве что еще одна драная шкура отходила земле. А он? Он знал, чем дышит сила.

Это было тогда, когда стая распалась и семьи ушли кто куда. Он брел по тропе, как и подобало хозяину. Другие пробирались чащей, избегая ненужных встреч и открытых столкновений. Но он шел по тропе. Сырой лес также, как и сейчас, пах весной. Лапы прилипали к раскисшему глинозему. Там, впереди, начиналсь чужая земля, но и там он пойдет по тропе… Вдруг ему показалось, что его сзади кто-то окликнул. Он обернулся. Лес стоял непроницаемо темный. На мгновение он уловил его колыхание. Оно испускало свежий и опьяняющий запах свободы. Там, сзади что-то тронуло сумрак. Он шел мордой к ветру и потому был сейчас беспомощен, распознавая врага сзади. А тот возник как призрак… Да, это был человек. Не самый матерый, должно быть еще молодой. Он шел по тропе, высоко подняв голову и не пряча взгляда. Он шел драться? Волк не мог отдать ему тропу. Волк не стал бы убивать этого самоуверенного молодого самца человека, но Природа не знает других законов и постигать их никогда не рано. Расстояние в десяток саженей волк взял одним прыжком. Ударом тяжелой груди он сбил человека с ног.

— Если ты пошевелишься, я разорву тебе горло, — сказал волк человеку.

Человек размяк, но не сдался. В нем еще сидело противодействие.

Он процедил сквозь зубы:

— Считай, что тебе повезло сегодня!

— Повезло? Мне везет ровно настолько, насколько я подготовлен к любой встрече.

Волка бесило, что этот щенок не сдается.

— Подумай лучше о жизни, которую ты проиграл.

— Ты хочешь меня убить? Давай! Только ты все-равно не победил меня. Все-равно. Мой дух не сломлен, а значит, ты не победил.

Откуда в этом человеческом недоростке была такая несгибаемость? Может быть, просто по молоди, когда несет безоглядно и неразбери куда. Он еще не знает, что стоит жизнь, чего стоит каждый день встречать врага глаза в глаза. Он думает, что он герой. Если его сейчас убить, то он примет свою смерть как геройство. А что, если его пощадить? Каково будет ему тогда?

— Нет! — сказал человек, — разве ты не слышишь голоса крови? Убей слабого!

— Почему?

— Потому, что в Природе так делает каждый. Сильный убивает слабого, и тогда слабость становится вне закона, ее избегают, ее презирают… Едва только ты пожалеешь слабого, придет пора жалости. Слабые назовут это благородством для того, только чтобы у них был шанс выжить, обманув тебя. Кто будет слабее, тот будет и прав.

Волк отступил от поверженного. Он понял, что победил. Победил потому, что пошел вопреки закону и, может быть, здравому смыслу. Теперь этот молодой забияка станет искать выход. Его дух готов был принять поражение, но не смириться и совершенно оказался неспособным принять волю победителя. У него своя воля. Эко его разобрало! Как и думал волк, поверженный не сможет смириться с постыдством своего поражения. Так оно и вышло. Он резко ударил зверя ногой под ребра и готов был ухе вцепиться ему в загривок, но лесной забияка обнажил зубы. Человек опомнился только тогда, когда волк сделал выпад. Клыки застряли в складках одежды. Волк искал место, куда укусить, чтобы противника сковала боль. Человек рвал на волке шерсть, и она кружилась в воздухе. Человек задыхался, он выбился из сил. Это был прекрасный бой. Никто бы не смог сказать, что они дрались нечестно, что они вообще не дрались, атолько показывали себя. Нет, это был настоящий бой и вдруг… зверь оказался под человеком. Его гладкокожие руки разрывали волку пасть, и у зверя уже не было сил сдерживать челюсти.