Читать интересную книгу Сирота - Николай Дубов

Лешки заколотилось, он выпустил крышку, и постель съехала на свое место. Нахохлившись, зажав руки между коленками, Лешка сидел несколько минут неподвижно, потом снова поднял верхнюю доску. Ящик койки был пустой, только с одной стороны лежали бруски, обшитые парусиной, — спасательный пояс.

Лешка погасил свет в каюте, влез в ящик койки и опустил над собой крышку. Здесь было душно, остро пахло масляной краской и что-то громко стучало. Он лег головой на твердые бруски и прислушался. Стучало у него в висках.

Он ждал, что сейчас же, сию минуту, кто-нибудь войдет в каюту, увидит, что Лешки нет, сразу догадается, откроет крышку и скажет: "А ну, вылезай!" — и потом его с позором выгонят на берег. Но никто не входил и крышку не поднимал. Тогда он загадал, что не успеет досчитать до ста, как его хватятся. Он досчитал до ста — никто не пришел. Он начал считать еще раз. И опять никто не пришел. Лешка решил считать до пятисот и не досчитал — он уснул.

Проснулся Лешка от удара в голову. Вокруг была душная, жаркая тьма. Она начала крениться, сначала немного, потом все больше. Лешка заскользил в ней и стукнулся ногами о доски. И тут же ноги его стали подниматься, а голова опускаться вниз, он заскользил обратно и с размаху снова ударился головой. Лешка судорожно ткнул руками в стороны, вверх — со всех сторон были гладкие, скользкие доски, только под ним, врезаясь в спину, лежали твердые бруски. Лешка ощупал их и сразу вспомнил, что это за ящик и как он в нем очутился. Он поднял крышку, выбрался наружу.

Пол каюты резко наклонился. Лешка отлетел в сторону, ударился боком о раковину умывальника и ухватился за нее. Умывальник, пол каюты мелко дрожали, над головой у Лешки что-то дребезжало. Знакомого маячного голоса не было слышно. Наверху время от времени тревожно ревел гудок. За запотевшим стеклом иллюминатора металось что-то серое, лохматое, налетало на стекло, и тяжкий удар отдавался по всему судну.

Каюта кренилась, пол то становился дыбом, то уходил из-под ног. Лешка все понял: они в открытом море, вокруг буря, теплоход тонет, безнадежным гудком призывая на помощь…

Подвывая от страха и жалости к себе, Лешка метнулся к двери, припустился по пустому коридору, с размаху распахнул дверь, выскочил на палубу и… угодил головой в чей-то живот. Человек охнул, схватил.

Лешку за плечи. Лешка вцепился в мокрый, скользкий плащ и поднял голову. Из-под капюшона на него строго щурились карие глаза, под остриженными усами торчала прямая черная трубка.

— Меня, дяденька, возьмите!.. Меня… — захлебываясь, заговорил Лешка.

Человек вынул трубку изо рта:

— Куда тебя взять?

— Мы же тонем!..

Глаза у человека с трубкой прищурились еще больше.

— Тонем? — переспросил он. — Не заметил, — и оглянулся вокруг.

Лешка тоже оглянулся. Палуба поднималась, над ними нависала громада мостика, за бортом вспухали, росли вспененные бугры, неслись вдогонку один за другим. Теплоход выпрямился, палуба пошла вниз, потом опять выровнялась. К носу неторопливо прошел матрос с обрывком каната в руках. Несмотря на дождь, матрос что-то насвистывал.

Человек в плаще сосал трубку и как будто не очень сердился за то, что Лешка ударил его в живот.

— Дяденька, вы капитана знаете?

— М-да… знаком.

— Вы ему про меня не говорите! А, дяденька? Не говорите, ладно? Я обратно спрячусь, и никто не будет знать…

— А как ты сюда попал?

— Меня главный помощник привел. И другой, веселый такой. Поесть дали… А я спрятался…

— Угу. Ну пойдем, — сказал человек и повернул к мостику.

Лешка попятился:

— Я не пойду — там капитан.

— Сейчас там капитана нет. И потом, — усмехнулся Лешкин собеседник, — насколько я знаю, капитан на людей не бросается и никого пока не укусил… Пошли, не бойся!

И вот теперь Лешка стоял перед Алексеем Ерофеевичем и не знал, куда деваться от стыда. В довершение всех бед Лешку вдруг кто-то толкнул в спину. Он оглянулся. За его спиной стоял огромный черный пес. Лешка шарахнулся в сторону. Судно накренилось, собака, пытаясь удержаться, торопливо заработала лапами, но когти ее скользили по мокрому настилу, она откатилась в другую сторону и ударилась о перила.

— Не бойся, мальчик, — сказал человек с трубкой. — Черныш, сюда!

Поймав момент, когда палуба была в равновесии, собака подбежала и стала у него между ногами. Палуба опять накренилась, но теперь у Черныша была опора, и он, виляя обрубком хвоста, оглядывал всех, словно приглашая полюбоваться, как он хорошо устроился.

— Хитер! — сказал Алексей Ерофеевич.

— Привык, — ответил хозяин Черныша и потрогал его за уши. — В Бискайском заливе научился. Сначала бока себе набил, потом вот эту позицию изобрел. Все штормы со мной стоял… А ушей мне твоих жалко, — повернулся он к Лешке. — Ох, и нарвут же их, когда ты из этого путешествия домой вернешься!

— У меня нет дома, — потупился Лешка.

Алексей Ерофеевич рассказал, как они ночью подобрали Лешку, накормили, а он вот устроил этот номер.

— Ну, что ж теперь делать? — сказал человек с трубкой. — За борт не выкинешь… Если б капитан узнал, он бы непременно высадил его на необитаемый остров. (Лешка с опаской поглядел на него и опять потупился.) Ну, мы, так и быть, капитану не скажем… Как вы, Алексей Ерофеевич?

— Есть не говорить капитану! — усмехнулся старший помощник.

— Вот и добро. Скажите, чтобы накормили этого… туриста.

Лешка опять оказался в кают-компании. За столом, торопливо приканчивая завтрак, сидел Анатолий Дмитриевич. Увидев Лешку, он вытаращил глаза и захохотал:

— Спрятался? Ну, хват! Я, брат, тоже, когда мне было столько лет, пробовал из дому удрать, из Ейска. Дальше Бердянска не дошел — вернули. Ох и драли меня тогда! До сих пор, кажется, на том самом месте кожа зудит… Ну, бывай, мне на вахту.

— А кто… — спросил Лешка, — а кто этот дяденька с трубкой? У него еще собака черная-пречерная.

— Это? Это Николай Федорович, капитан наш.

Лешка поперхнулся. Мало того, что обманул всех — зайцем остался на теплоходе, он еще самого капитана головой в живот… Лешка заскучал. Ему даже перехотелось есть, он поднялся и вышел на палубу.

Дождь перестал, тифон уже не ревел. От горизонта навстречу "Гастелло" бежали валы. Ветер вспенивал их верхушки, срывал, они вскипали снова; добежав до «Гастелло», обдавали бак шумной пеной, теплоход вздрагивал и кланялся. Горизонт то поднимался до мостика, то уходил под ватерлинию. Прижавшись к фальшборту, Лешка следил за бегом валов и вереницей клубящихся облаков.

— Ну что, герой, страшно? — окликнул его Анатолий Дмитриевич; второй помощник, улыбаясь, смотрел на Лешку с мостика.

— Не-е… — улыбнулся в отв^т Лешка.

Черныш, обегая палубу, остановился перед Лешкой и толкнул его носом. Лешка опасливо попятился, но морда собаки и деятельно работавший обрубок хвоста выглядели очень дружелюбно. Лешка поцокал языком. Черныш насторожил уши, но в это время судно накренилось, — он, скребя когтями, поехал по ускользающей из-под ног палубе и тихонько заскулил. Палуба выровнялась, он подбежал и опять толкнул Лешку носом.

Лешка догадался — приподнял ногу. Черныш скользнул под нее и, удовлетворенно поглядывая на Лешку, еще сильнее завертел обрубком.

Однако опустить теперь ногу на палубу Лешка не мог — Черныш был слишком велик. Он так и остался стоять на одной ноге, прижав другой.

Черныша. Теплоход накренился — Лешка не удержался, выпустил из рук планшир и вместе с собакой покатился по железной палубе. Наверху захохотали. На мостике стояли капитан, Алексей Ерофеевич и второй помощник. Они видели все и теперь, глядя на растянувшихся на палубе.

Лешку и Черныша, весело смеялись.

Лешка тоже засмеялся. Если смеются, бояться нечего… Он вскочил, свистнул Чернышу и побежал вдоль палубы. Вывалив на сторону розовый язык, Черныш галопом поскакал за ним.

— Всё! — сказал капитан. — Высокие договаривающиеся стороны подписали договор о дружбе…

Два дня Лешка блаженствовал. Если бы он умел определить это словами, он сказал бы, что это и есть счастье. Но Лешка не думал о счастье. Прошлое скрылось за дождевой завесой Батуми, будущее было неизвестно, но оно еще не наступило, а в настоящем ему было так хорошо, как бывало только дома, в Ростове, когда он целыми днями шатался с ребятами по городу или по берегам Дона. Пожалуй, здесь даже интереснее. Там они тщетно пытались попасть хотя бы на самый маленький буксир, чтобы хоть одним глазом посмотреть, а здесь он бродил по всему огромному теплоходу, все разглядывал, и его не прогоняли, а, наоборот, всё рассказывали и показывали.

И всюду с ним был Черныш, великолепный, чернейший из черных псов, каких Лешка когда-либо видел. У него не было ни малейшего светлого пятнышка, даже подушки на лапах были не розовые и не серые, а тоже черные. Короткая гладкая шерсть его блестела так, будто она начищена гуталином. В качку Чернышу трудно было стоять на скользкой палубе; бегать же качка не мешала, и он с веселым лаем носился за Лешкой. Его не останавливали даже трапы. Лешка, чтобы не свалиться, хватался за поручни, а Черныш, торопливо перебирая лапами, одним махом взлетал наверх. Вот только вниз он не любил спускаться и, если было не слишком высоко, предпочитал прыгать. Каждый раз, когда нужно было спускаться, он останавливался у трапа и пронзительно скулил.