Читать интересную книгу За Русь святую! - Николай Андреев

Прошу Вас подумать над моими словами. Уверяю, что они имеют под собой весьма определенную основу…"

Барон помнил Кирилла как весьма недалекого человека. Скорее, Великий князь был гонщиком, прокладывающим новую автомобильную трассу по горам. Он вилял, юлил, бросался от одного проекта к другому, от кружка - к кружку. И, кажется, верил, что ему предстоит великая миссия.

Однако и Густав, как Колчак, хотел сперва отбросить в сторону глупое послание. Барон так бы и сделал, если бы не упоминание о некоторых вещах, о которых Кирилл Владимирович просто не мог знать.

Скажем, какую бутылку и какого шампанского выставили офицеры под Рождество для своего командира. Как Великий князь узнал? Это была какая-то мистика. Но в мистику Густав не верил. Во всяком случае, до сего момента. А еще Романов писал о том, что грядущие события могут нанести вред Петрограду. Для Маннергейма этот город значил слишком много.

Аптекарский переулок. Именно там он жил после приезда в Петербург, у своей крестной матери, баронессы Скалон. До сих пор Густав помнил, как удивил портного Карла Норденштрема. Не скаредностью или чем-либо еще. Нет, - педантичностью.

Или, скажем, словно это было пять или шесть минут назад, перед глазами представал облик первой пары гвардейских коней. Светло-гнедой масти, ровного дыхания, прекрасного сложения. На иных в ту пору барон и не захотел бы ездить.

Шпалерная улица. Мороз, легкий снежок на мостовой. Раннее утро. Только недавно Империя вошла в новый, 1891 год. Густав в николаевской шинели с бобровым воротником, полковой фуражке (красный околышек на ней тогда особенно выделялся), приезжает в штаб Кавалергардского полка. Да, столица империи навсегда оставила след в душе Маннергейма. И если ей грозила опасность, то он был готов поверить в мистику. К тому же и вправду отпуск не помешает…

Также Кирилл просил поговорить с Сахаровым, командующим Румынским фронтом, и сообщить сомнения и волнения Романова насчет ближайшего будущего империи. А также намекнуть на то, что вскоре обстановка в стране совершенно переменится…

С самого утра шестого февраля генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин был на нервах. Вчера ему пришлось думать над ответом любимой, Ксении. В письме она спрашивала, если у них появится ребенок, не станет ли Антон Иванович меньше любить ее? Конечно же, ответ был ясен. Но Деникин волновался, как бы в его сердце нашлось место для детей. Вдруг он сможет любить, горячо, пылко, неистово, лишь Ксению?

Да еще и от Великого князя Кирилла Владимировича пришло письмо. Это было более чем странно. Романов не имел никакого отношения к сыну крепостного крестьянина и польки?

Однако письмо было наполнено такими мелкими деталями и с первого взгляда вроде и незначительными деталями, что складывалось впечатление, будто бы хороший приятель слал весточку.

Но вот после приветствий и тех самых "дружеских штришков" шли не самые радостные вести. Петроград, скорее всего, будет охвачен восстанием. Потом оно вполне может перелиться в революцию. И это "принесет не конституционную монархию, не достойное великого народа государственное устройство, не прекращение засилья немцев", а разруху и кровь. Это принесет гражданскую войну. И те, кто не попытается остановить катастрофу или смягчить ее последствия, вольно или невольно, станут изменниками и предателями своего народа и своей страны.

Деникин не мог спокойно читать эти строки. Романов задел потаенные струны души генерал-лейтенанта. На лысине выступил пот, густые усы чуть-чуть двигались вместе с узкими губами. Ясные, чистые, честные глаза готовы были вот-вот наполниться слезами. Руки бессильно сжимались.

Антон Иванович решил ответить Кириллу Владимировичу. Заодно смог бы отправить письмо горячо любимой Ксении…

Еще множество писем разошлось по фронтам и флотам вместе с нижними чинами Гвардейского корпуса и просто надежными людьми, на которых Романов мог бы положиться. Все они были посланы под самыми благовидными предлогами: Сизов по старой привычке решил перестраховаться. Каждому посланцу были даны подробнейшие инструкции, что следует делать даже при намеке на угрозу сохранности тайны переписки.

Сказывалось прошлое. Однако если бы кто-то из особо исполнительных офицеров полиции или разведки.

А утром третьего февраля Кирилл отправился в Ставку, повидаться с Никки. Вдруг он все-таки сможет убедить императора в опасности? Выложить все карты, сказать, что в Кирилле теперь две личности -значит скорее не спасти империю, а угодить в дом общественного презрения. Или в какую-нибудь заграничную лечебницу.

Оставалось только уповать на силу убеждения. И на то, что Николай II окажется не таким сильным фаталистом, каким его считали.

Однако сознание Кирилла Романова говорило, что царь вряд ли прислушается. А если даже обратит внимание - то спросит мнение царицы и придворных.

Только в крайнем случае, в жуткой и опасной обстановке царь иногда проявлял совершенно несвойственную ему решительность и твердость. Жаль, что опасной обстановка должна быть именно в глазах Николая, а не всей страны или окружения.

Кирилл не надеялся на победу. Но попытаться стоило…

Поезд уносил Великого князя в Ставку. Там ждал его первый настоящий "бой" за империю, который суждено было проиграть…

В просторном кабинете двое очень не похожих друг на друга людей склонились над картой. Она уже была потертой от частого использования, пестрела от всевозможных рисованных флажков, стрелок, маршрутов передвижения войск и тому подобных вещей.

Однако двое офицеров все свое внимание обратили отнюдь не на контуры местности, по которым сейчас шли победоносные отряды. На карте лежал раскрытый конверт. Рядом, скомканное, было и его содержимое: письмо, исписанное весьма знакомым одному из офицеров почерком.

- Николай Николаевич, что Вы думаете по поводу сего образца эпистолярного жанра? - внезапно нарушил молчание один из офицеров.

Вид его был довольно-таки колоритен. Мундир с приколотым Георгием, плотно облегавший далеко не худое тело. Полные щеки, спрятавшийся в густой бороде подбородок, прищуренные глаза. Солдаты в шутку называли его "ханом": так вполне могли выглядеть потомки Чингисхана. А Николай Николаевич Юденич и не хотел этого отрицать: подобные сравнения ему льстили. Хотя бы потому, что многие Чингизиды не были лишены полководческого дара. А уж некоторые из этого множества…

Вторым человеком в кабинете, по какой-то превратности судьбы, тоже Николай Николаевич. Вот только его фамилию многие и не упоминали: и так ясно. Романов. Николаша Романов, дядя царя.

Полная противоположность Юденичу по внешности. Короткая бородка, сухощавое телосложение, седые волосы, подтянутость. Такое впечатление, будто еще минута - и он выйдет на парад, командовать эскадроном гусар, невероятно жутко грассируя.

Два Николая сошлись характерами, достигнув согласия в командовании Кавказским фронтом. Может быть, именно поэтому на этом театре военных действия были достигнуты потрясающие успехи. Казалось: совсем чуть-чуть, и Порта падет к ногам Орла.

Однако, похоже, скоро успехам мог настать конец. Только два часа назад пришло письмо из столицы, от Великого князя Кирилла. Он писал, что вскоре начнутся беспорядки, сама династия поколеблется, и нужно немедленно что-то делать.

- И, неслыханное дело, этот морячок, - флот и его офицеры не были кумирами Николая Николаевича Романова. Отнюдь. - Пишет какие-то глупости! Надо ему поменьше вина потреблять.

- Я считаю, - попытался утихомирить князя Юденич. - Что надо прислушаться к голосу Кирилла Владимировича. Вы же знаете, в столице неспокойно, уже несколько раз трон мог пошатнуться. Вдруг это тот случай, когда страна стоит на пороге новой революции? В Петрограде хватает своих Робеспьеров и Дантонов. Даже Вам…

- Вздор! Кирилл, скорее всего, считает все это остроумной шуткой. Мой племянник думает, будто сам может справиться и с внутренними врагами, и с внешними. Так пусть справляется. И не лезет в мою армию. Уничтожьте эти чернильные глупости!

Великий князь отвернулся от скомканного листка. А вот его тезка не решился так обходиться с бумагой. Вдруг Кирилл Владимирович вовсе и не шутит, но имеет полные основания бить тревогу? Но вот его предложение, вернее, намек в случае непредвиденной ситуации прислушиваться (то есть, конечно же, подчиняться) - полнейший вздор. Никто из Николаев в этом кабинете не стал бы даже прислушиваться к этому бреду. Какой-то морской офицер, всего лишь командующий речными флотилиями и Гвардейским экипажем, будет отдавать приказы целому фронту? Бессмыслица.

Юденич сжал потрепанное письмо в кулаке. И продолжил с Великим князем обсуждение планов наступления на Месопотамию. Жаль, что Сизов не имел возможности дочитать до конца список лиц, которые подозревались в участии или сочувствии к масонским ложам Вырубовой. Тогда бы он, наверное, сопоставил два факта. Первый: то, что Николая Николаевича в свое время назначили Главковерхом по настоятельным "просьбам" французского правительства, которые более походили на требования или даже приказы. И второй факт: то, что французское правительство того времени будут потом называть "масонским филиалом"…