с тем предельным вниманием, с каким решают ребус. – Как вы себя чувствуете?
– Как человек, которому отпущено двадцать восемь дней, – сказал Клим с завидным мужеством. – Давай перейдем на «ты»?
– Давай… А у вас… а у тебя найдется немного времени? – спросила она и тотчас смутилась, ибо вопрос был сродни вымогательству денег у нищего. Румянец залил ее щеки и спустился по шее на грудь. – Вы меня, конечно, простите…
Клим рассмеялся, обнял Таню одной рукой.
– Не волнуйся. В конце концов, для человечества это не будет слишком ощутимой утратой.
– Это ужасно, что вы… что ты говоришь, – выпалила она и чуть уши не закрыла ладонями.
– Ну, так что? – сменил тему Клим. – Я в твоем распоряжении.
Таня кивнула и стала торопливо расстегивать замок на кофре. Замок капризничал, девушка нервничала, покусывала губы.
– Да ты не торопись, – попытался успокоить ее Клим. – У меня же двадцать восемь дней, а не двадцать восемь минут.
Наконец, замок открылся. Таня вынула из кофра газету, развернула ее и показала Климу.
– Вот. Это про вас… Если хочешь, почитай.
Ей с трудом дался легкий и необязательный тон, каким говорят о чем-то малозначимом. Клим взял газету и вслух прочитал:
– «Творец и бесчеловечность. О драматической судьбе молодого писателя Клима Нелипова».
Он поднял глаза и с удивлением посмотрел на девушку.
– Это про меня, что ли?
– Про вас, – кивнула Таня. – Я очень старалась. Конечно, вам может не понравиться, и вы меня, пожалуйста, простите, если заметите какие-нибудь огрехи. Но я написала этот очерк на одном дыхании, и от всего сердца, и я сама так переживала, что даже… даже…
Она не смогла договорить, отвернулась и тихо всхлипнула. Клим почувствовал, что у него чешется лоб, и он принялся скрести его ногтями. Потом у него нестерпимо заныл затылок. Он еще раз глянул на заголовок, затем сложил газету в несколько раз и затолкал ее в карман.
– Обязательно прочитаю, – пробормотал он, машинально проверяя другой карман. – На досуге.
Денег у него не было. Ни копейки. А Танюшу следовало бы угостить мороженым. Клим посмотрел по сторонам, лихорадочно раздумывая о том, как бы сделать девушке приятное бесплатно.
– Читатели очень хорошо восприняли этот материал, – сказала Таня, прижимая платок к носу. – Просто фурор какой-то! Сегодня с самого утра в редакции разрывается телефон. Люди спрашивают, как вам можно помочь, где можно найти ваши романы… Весь тираж разошелся за один час. Редактор отправил в типографию заявку на допечатку.
– Хорошие у вас читатели, – пробормотал Клим.
– И я подумала, что, может быть, мне удастся организовать акцию по сбору средств вам на лекарства.
– Что-то очень жарко, – произнес Клим, похлопывая себя по груди. – А у вас тут есть какая-нибудь речка или озеро?
– Речка? – машинально переспросила Таня, удивляясь тому, какие приземленные желания могут возникнуть у этого необыкновенного человека. – Речка есть, но не очень глубокая. Совсем даже мелкая, там даже гуси лапами до дна достают. Но я вас хотела пригласить к нам в редакцию. Это не займет много времени.
– Нет, в редакцию не хочу, – категорически отказался Клим.
– Я вас очень прошу! – взмолилась Таня, прижимая руки к груди. – Редактор мне сказал: делай, что хочешь, но чтобы он был у нас. Весь редакционный коллектив собрался, все ждут вас.
– Давай на «ты» перейдем.
– Хорошо, давайте, только пообещайте мне, что поедете со мной! Всего десять минут езды!
И Таня показала на хорошо отмытый, но старый желтый «жигуль», на ветровом стекле которого стояла картонка со словом «Пресса».
– Уболтала, – согласился Клим, правда, без особого энтузиазма.
Они сели в машину. Таня посоветовала Климу чуть опустить спинку кресла, чтобы ему было удобнее, и чтобы дорога не показалась утомительной. Они проехали мимо автостанции, и Климу показалось, что он был здесь много-много лет назад. От запыленных автобусов веяло чем-то родным. Клим попытался разглядеть за торговыми прилавками продавщицу яблок, но «жигуль» мчался слишком быстро, и уже через минуту выехал на центральную площадь. Рядом с памятником шевелилась небольшая толпа. Клим сначала подумал, что это митинг, но вдруг узнал в толпе свирепое лицо Кабана. Клим понял, что его неминуемо убьют. Он вспомнил, как сам велел аборигенам во главе с Кабаном принести к памятнику заявления о приеме в нефтедобывающую компанию. «Прийти они должны были вчера, – подумал Клим. – Выходит, они ждут меня здесь уже вторые сутки!»
Он попросил Таню остановиться у памятника и вышел из машины. Аборигены узнали его и, не выказывая особой радости, обступили со всех сторон. Не дожидаясь, когда они начнут выяснять у него, почему он опоздал, Клим сразу перешел в наступление. Повернувшись к Кабану, от которого разило бойцовским потом, Клим с возмущением произнес:
– Хоть бы кто-нибудь заступился за меня, когда милиция отбивала мне почки, – произнес он с гордым презрением и тотчас перешел к делу: – Заявления принесли?
Не поспевая за ходом его мысли, аборигены стали дружно оправдываться, что им тоже пришлось не сладко, но Клим требовательно и жестко повторил:
– Заявления!
Толпа заткнулась. Кабан шмыгнул носом и, шевеля мохнатыми бровями, шагнул к Климу.
– Вот они, – буркнул он, протягивая Климу скрученные в одну трубку разнокалиберные бумажки. – Я тут уже предварительный отсев сделал… В общем, остались только конкретные пацаны…
Клим постучал трубкой по ладони, затем посмотрел в нее, как в телескоп, и сказал:
– Хорошо. Ждите моих дальнейших указаний. А я сейчас еду в редакцию на пресс-конференцию.
Он уже повернулся лицом к машине, как Кабан негромко окликнул его:
– Эй, погоди! Тут люди проверили, поспрашивали… Никто ничего про нефть не знает… И вагончиков никаких в степи нет…
– Это провокационные разговоры! – строго заметил Клим и вернулся в машину.
Глава пятая
Редактор районной газеты Иван Михалыч напоминал обнищавшего социал-демократа начала прошлого столетия. Он носил усы и клиновидную бородку, очки с толстыми линзами в пластмассовой, местами перевязанной изолентой оправе, а также потрепанный серый пиджачок, на котором не хватало двух пуговиц. Взгляд его был пронзительным, предельно пронизывающим, как у стоматолога, вооруженного бором. Наверное, этому способствовали линзы очков, которые размазывали глаза едва не по всему лицу.
Когда Клим в сопровождении Тани появился в дверях редакторского кабинета, Иван Михалыч встал из-за стола и, чуть подав сухие плечи вперед, пошел навстречу. Из-под усов выглядывала улыбка, больше похожая на усмешку, по которой можно было судить, что редактор юмор ценит, понимает и сам не прочь иногда пошутить. Остановившись напротив молодого человека, Иван Михалыч некоторое время рассматривал его лицо, как если бы это был подарок, врученный ему на юбилей, потом протянул