Между тем лицо Яны изменилось. Она смотрела не на меня, а куда-то поверх. Я повернулся. Сзади стоял Добрыня. Сие было довольно хреново, так как у этого тормоза напрочь отсутствовали и чувство юмора, и большинство понятий. Правда в остальном он был неплохой парень, и с этими недостатками все мирились. Как я и ожидал, Добрыня стал занудливо разъяснять, как все было на самом деле. Ну а на самом деле, увидев эту толпу, я бросил в нее первый попавшийся столб и применил прием Спартака.[3] Добрыня тогда догнал меня третьим (два первых остались лежать на дороге), и пока мы с ним дрались, подоспела вся толпа. Хорошо, что в нее успел затесаться Кот. Он быстро назвал мое былинное имя, и все успокоились.
— Ух уж и навалял бы я тебе, если бы не Кот. Помнишь ту нашу встречу еще на Земле?
— Кто пустил сюда этого олуха? — вопросил я в ответ, вставая и вознося руки к небу. — Здесь же ясно написано, клуб для р-р-р…яев. Ты к таковым явно не относишься. Так какого хр…, то есть, зачем ты сюда приперся. Самому не веселиться, и другим не давать?
Добрыня стоял как истукан, и по лицу его ясно читалась одна мысль: «Врезать, или не врезать?». Не дожидаясь разрешения этой дилеммы, легким движением рук я отстранил его от себя, в то время как уже давно стоящий за его спиной Соловей подсел под его ноги. Это надо было видеть! Двухметровый детина с размаху шлепнулся на пол. Что тут началось! Добрыня, забыв про меня, погнался за Соловьем, сбив с ног еще двух далеко не хилых друзей, и вскоре в кафе разразилась настоящая сцена из мистического вестерна. Все дубасили друг друга, слабо отличая своих от чужих. Добрая половина завсегдатаев сменила свой облик — кто на волка, кто на тигра. Я быстро взял Яну и двинулся к запасному выходу, дорога к которому была еще открыта.
— Что же ты не стал превращаться в дракона и оставил своих друзей? спросила Яна, когда мы были уже на воздухе.
— А кто бы вытащил тебя из кафе? И, кроме того, там все свои. Даже этот тормоз Добрыня. А свои здесь сегодня дерутся, завтра — вместе пьянствуют. Как ты должна была успеть заметить, максимальный вред, который можно нанести живому в Лукоморье — это вышвырнуть его в родное тело.
— А мертвому?
— За пределы Лукоморья. Но об этом лучше спросить Соловья.
— Слушай, а может он и есть — Хеймдалл?
— Почему ты так решила?
— Тот тоже ко мне клеился, и с тем же результатом.
— В таком случае из Хеймдаллов наверно должна состоять половина твоих знакомых мужского пола.
— Почему же половина?
— Может и больше. А если серьезно, то этот вопрос не мешало бы обсудить с Котом.
— Так пойдем к Коту.
— Скорее всего, его надо искать там, куда тебя не пустят.
— Почему же?
— Это закрытый мужской клуб.
— Для педиков?
— Вот и ты туда же. Что за время! Вот от кого, а от тебя я не ожидал.
— Ладно, я пошутила, — она действительно сильно смущалась, говоря пошлости.
Так мы болтали, когда я увидел свою старую знакомую вилу — речную красавицу из Сербии. Мы с Иванкой были старыми друзьями с одной из инкарнаций, и я всегда относился к ней чуть ли не как к богине. Я предложил ей присоединиться к нам. Она явно скучала и с радостью согласилась. Так мы вместе отправились в одно тихое кафе с домашней кухней. Встреча с Иванкой была очень кстати. Я всецело ей доверял, и лучшей кандидатуры, на которую можно было бы оставить Яну, пока я пойду разыскивать Кота, не было.
За Котом я, естественно, направился прямиком в «Диоген», где нашел его в состоянии свежеизверженного вулкана.
— Я тут тебя давно жду, — не здороваясь, начал он, — Ты знаешь что вы сегодня наделали? А ведь я предупреждал.
— Ну и что мы наделали? Всего лишь сорвали блок и посмотрели инкарнацию.
— Ты понимаешь, дурья твоя башка, что инкарнации эти были заблокированы не только для вас, олухов небесных, которые не слушают старшего дядю.
— А от кого еще?
— От тех, кто уже несколько раз давал вам оторваться, и не приминет дать еще раз.
— Так ведь и мы будем готовы.
— Готовы? К чему вы готовы.
— К труду и обороне.
— Все шутишь, а ведь мне не до шуток. Где вы, например собираетесь искать Хеймдалла?
— Я думал, ты подскажешь.
— Он думал. Индюк тоже думал, да в суп попал. Откуда я тебе его возьму.
— Ладно, оставим. Все равно — ты прекрасно понимаешь — это должно было случиться. Так что, если хочешь — помоги, не хочешь — твое дело. Разберусь сам.
— Да, ты и раньше частенько откусывал больше чем мог разжевать.
Это напоминало куплет из одной песни, и, подражая Френки Сенатре, я запел:
— But true it's all, when there was doubted,I ate it up and spit it out!
— И конечно, находишь это правильным without exemption?
— Конечно. Хотя я не думал, что ты знаток американских песен.
— Плохого же ты обо мне мнения. Но это — твои проблемы. А их у тебя и так выше крыши. Так что заварил кашу — сам теперь расхлебывай. Когда моя помощь станет необходимой, я сам тебя найду.
В дверях показался Вольдемар — серый волк, бывший проводником у Яны, и каким-то внутренним чувством я понял, что мне пора. Мы перебросились с Вольдемаром парой слов, и он проводил меня до дверей. Состояние было пакостным. «Однако, никто не мешает сегодня погулять от души, а там — будь что будет», — подумал я и отправился за Яной.
* * *
Вскоре суматоха бала нам наскучила, и я опять пригласил Яну к себе в Замок. Она наверно думала, что мы опять займемся инкарнациями, и не собирался ее разубеждать. По крайней мере, пока мы не дошли до Замка. А в Замке нас уже ждал Соловей.
— Ну, как твоя русалка? — с порога спросил я.
— А, опять убежала. — он махнул рукой, — И шит с ней. Все равно на-вер-ня-ка (некоторые русские слова ему давались еще с трудом) — это твоя мыслеформа… Но я не о том. У тебя случайно нет ключа двадцать два на двадцать четыре?
— Нет.
— Ну, я так и знал. Тогда я пошел.
— Может посидишь с нами.
— Да нет, — и он растворился в дверях.
— Зачем ему этот ключ? — спросила Яна, когда он ушел.
Вопрос был, конечно, интересный. Ясно было, что Соловей затеял какую-то шутку, точнее пакость. Но какую? Об этом можно было только гадать. А что-что, а гадать у меня настроения явно не было. Поэтому я просто решил, в свою очередь, подшутить над Яной.
— Зачем? Да наверно у него канализация засорилась, — ответил я.
— А разве здесь канализации засоряются?
— Тебе честно сказать?
— Да.
— До тебя — никогда.
Несколько секунд ей потребовалось, чтобы осознать, что я сказал, после чего в меня одна за другой полетели стоящие на столе тарелки. Уворачиваясь, я побежал из зала. Конечно, в спальню.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});