— Ах вы гады! — пробормотал я. Кричать просто не оставалось сил, — Брата моего бить… Да я вас…
На подкашивающихся ногах я бросился в самую гущу драки. Все смешалось вокруг, крики превратились в ровный, постепенно нарастающий вой. Перед глазами замельтешили перекошенные от злости лица, чьи-то кулаки, кухонная утварь… Я отмахнулся сковородой, которую так и не выпустил из рук, и издал злобный боевой клич. Пару раз меня сильно задели чем-то по голове. Боли я не чувствовал, но из глаз сыпались искры, а сознание затухало. Но я каждый раз вскакивал на ноги и снова шел в драку. Перед глазами стоял туман, зал трактира кружился вокруг меня, пол все норовил кинуться на меня и сбить с ног. Летели щепки, брызги пива и чего-то алого, наверное крови…
А потом меня настиг мощный удар в затылок. Все вокруг потонуло в яркой болезненной вспышке, грязный пол рванулся мне навстречу. Откуда-то издалека донесся чудовищный грохот. И мир наконец-то померк.
Просыпаться не хотелось. Даже сквозь сон я чувствовал боль от ушибов, ссадин и синяков. Голова вообще напоминала гудящий колокол. «Если проснусь, станет совсем плохо», — понял я и решил спать дальше. Тьма зашевелилась, вновь стала окутывать меня мягким покрывалом забытья.
— А ну вставай, пьяница! — услышал я голос Тоха. Боль вернулась и стальными молотками ударила в виски. Я замычал и попробовал отмахнуться.
— Давай-давай! — не отставал брат. — Ишь, разлегся! Делать мне больше нечего — нянчиться тут с тобой.
На меня дохнуло запахом крупного хищника, и в тот же миг сильная рука ухватила за плечо, придала моему многострадальному телу сидячее положение. Боль огненной волной прокатилась от пяток до макушки. Я почувствовал каждый синяк и каждую шишку, что украшали меня. Тупо ныли виски, тошнота мягким комком подкатывала к горлу.
— Тох, отстань, а! — простонал я.
— Обойдешься! — хмыкнул двоюродный брат. — Отрывай задницу от перины, день на дворе. Да и женушка моя обед приготовила. Потом ничего разогревать не будет.
— Я лучше без обеда, — заныл я, хотя уже понял, что отвертеться не выйдет. — Дайте поспать.
— Еще чего! Вставай! Или водой окачу…
Угроза подействовала. Я продрал глаза и огляделся.
— Хороший мальчик, — оскалился в улыбке Тох.
Я огляделся: сижу на мягкой кровати, укрытый чистыми, пахнущими травами простынями. Комната большая и светлая. Золотистые пылинки пляшут в ярких лучах солнца, льющихся из огромного окна с прозрачным стеклом. По углам стоят грубо выструганные комоды и тумбочки, на столе у стены — ваза с яркими полевыми цветами. Очень чисто и уютно — чувствуется женская рука.
— Где я?
— Очень умный вопрос, — съязвил Тох. — Дома у меня, где ж еще…
Он возвышался надо мной, словно гора. Одет в простую льняную рубашку и широкие кожаные штаны, щеки отливают синевой — побрился недавно. Весь свежий и живой, карие глаза светятся сытостью и довольством. Еще и улыбается, зараза.
Я застонал. Как же все-таки больно! Тошнит. Еще и во рту будто стая кошек в туалет сходила. Ненавижу похмелье!
— На, выпей! — Тох сунул мне в руки большую кружку с каким-то вонючим отваром.
Я тупо посмотрел в нее. Отхлебнул с опаской, закашлялся.
— Что за гадость! — скривился я, — Отравить меня решил?!
— Пей! — рявкнул брат. — Это лечебный чай. Рецепт из умных друидских книжек. Полегчает, обещаю.
— А на себе испытывал? — поинтересовался я, но все же послушался и стал потихоньку прихлебывать горячее варево.
— А мне это ни к чему, — хохотнул Тох. — У меня похмелья не бывает и раны как на собаке заживают. Сам знаешь.
— Моя смерть будет на твоей совести! — пригрозил я.
— Похороним с почестями, — фыркнул Тох.
— Утешил… — буркнул я, давясь и обжигаясь чаем.
Хотя ворчал зря. Отвар и в самом деле помог. Я чувствовал: с каждым глотком в голове становится все чище, боль и тошнота отступают, в тело вливаются свежесть и бодрость. Допив, я недоверчиво улыбнулся и поставил кружку на тумбочку.
— Ну как?
— Рецептик дашь? — с надеждой спросил я.
— О чем разговор, — хохотнул брат — Только он тебе вряд ли поможет. Тут столько всяких редких травок намешано, тебе за два года не собрать.
— Жалко, — вздохнул я. — Полезная вещь — твой чаек.
— Я же говорил. Если полегчало, вылезай из постели. Дара уже есть приготовила.
В желудке что-то болезненно квакнуло и громко забурчало. Рот наполнился слюной, а челюсти сделали хватательное движение, словно уже вцепились в сочный кусок мяса. Я завозился, откинул простыню и тут заметил, что совершенно голый.
— Одежда на тумбочке, — подсказал Тох и вышел из комнаты.
Я встал, оделся: рубашка и штаны выстираны, аккуратно зашиты, приятно пахнут травами и свежестью. Поискал взглядом башмаки, нашел под кроватью.
Двор встретил меня ярким солнечным светом, зеленью травы, кудахтаньем кур и чириканьем воробьев. Я потянулся — аж кости хрустнули, сладко зевнул и пошел к стоящему неподалеку корыту. Вода оказалась теплая, чуть зеленоватая, с запахом тины. Я поплескал на лицо, смочил волосы и встряхнулся, как пес.
Никогда раньше не был у Тоха дома. Знал, что его ферма неподалеку от Гента, в паре часов ходу, но зайти не довелось. Времени не было. Я с интересом осмотрелся.
Дом старенький, со следами недавней починки, но большой и просторный, очень светлый. За домом зеленеет ухоженный фруктовый сад, вдалеке видны пшеничные поля. Рядом конюшня, амбар, маленькая кузница. Чуть дальше — длинное строение, видимо свинарник. Все аккуратное, чистое. Я присвистнул — и как брат справляется со всем этим? Слуг и работников вроде не видно, значит, сам батрачит. Но как у него получается? Ведь если в одиночку, то тут круглые сутки надо пахать.
Из-за дома появился Тох и помахал мне рукой.
— Пошли в сад! — позвал он. — Дара там стол накрыла.
Мы обогнули дом и вошли под сень яблонь и груш. Над небольшим колченогим столом хлопотала пухленькая светловолосая женщина. Дара, жена брата.
— Хорошо спишь, Эскер! — приветливо сказала она и махнула рукой. — Так все на свете можно пропустить.
— Ага! — согласился я, сглотнув слюну. — Ты права. Ведь мог такое чудо проспать.
Стол заставлен тарелками, мисками и мисочками, на которых исходят паром кушанья. Аромат гречневой каши с мясом щекочет ноздри, сводит с ума. Посреди стола громоздится огромный каравай. Утки и гуси, запеченные целиком, соблазняют золотистой корочкой.
Капельки жира сверкают в солнечных лучах, словно янтарные слезы, сочатся сквозь кожицу. На длинных блюдах лежат присыпанные зеленью ломти вареной свинины и говядины. А еще — грибочки, сметанка, свежий сыр… Мням-м-м…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});