2. Гарнизонные полки и батальоны (с 1829 г. линейные батальоны), несшие гарнизонную службу в различных укреплениях. Боевая пассивность подразделений ставила их на нижнюю ступень престижной иерархии. Подавляющее большинство офицеров здесь составляли лица, имеющие невысокие боеспособные качества, ссыльные и проштрафившиеся элементы, а также новички, проходящие первоначальную боевую подготовку.
3. Иррегулярные войска, состоящие на Кавказе из казаков и горской милиции. Формально они не входили в состав Кавказского корпуса, но активно взаимодействовали с его частями (в 1854 г. на Кавказе служило 212 ½ сотни горской милиции82). Офицеры данных подразделений имели двоякое положение. Специфичный рядовой состав, с «размытыми» понятиями о воинской дисциплине, делал должности их командиров менее престижными, но в тоже время более ответственными. Большую часть офицеров здесь составляли представители титульного народа подразделения (например, осетинская милиция – осетины) или казачества.
Многие офицеры несли службу лишь косвенно связанную с боевыми действиями: служили в частях обеспечения (саперные, инвалидные и т.п.) или занимали должности военных врачей, судебных приставов, адъютантов и т. п.
Помимо предложенной классификации существовало разделение на рода войск: пехота, кавалерия, артиллерия и инженерные части. В принципе все, за исключением последнего, имели примерно равный по престижности статус.
Огромные пространство империи, несмотря на стремления унифицировать общеармейскую систему, предопределили существование в российской армии особых территориальных военных формирований, чья специфика накладывала значительный отпечаток на многие характеристики офицерского состава. Так в результате расширения фронта военных действий на Кавказе в течение XVIII – XIX вв. здесь был создан ряд оперативных воинских формирований. В 1777 г. из войск, постепенно концентрировавшихся в регионе в пределах так называемой «Кавказской линии», были созданы «Кубанский» и «Астраханский» (в 1782 г. переименован в «Новолинейный», а затем «Кавказский») корпуса. В 1796 г. для «Персидского похода» В. А. Зубова временно был сформирован «Каспийский корпус». В 1815 г. из всех войск расположенных на Кавказской линии и в Закавказском крае был создан «Отдельный Грузинский корпус»83. В августе 1820 г. он был переформирован в «Отдельный Кавказский корпус». Последнее переформирование во время Кавказской войны состоялось в 1857г., когда «Отдельный Кавказский корпус» был преобразован в «Кавказскую армию», сохранив данное наименование до 1881 г. Как уже говорилось для упрощения терминологии, перечисленные оперативно-территориальные воинские формирования, участвовавшие в Кавказской войне, будут именоваться «Кавказский корпус».
В процессе эскалации войны росла и численность российских войск в регионе. Во второй половине XVIII в. она не превышала двух десятков тысяч человек, в конце 1810-х – 1820-х гг. XIX в. достигала 35—45 тысяч, в 1845 г. – 230 тысяч84. После ликвидации крупных очагов противодействия в начале 1860-х гг. наблюдалось постепенное уменьшение воинского контингента на Кавказе.
Основными боевыми единицами российских войск на Кавказе считались полки и батальоны (иногда роты) дислоцировавшиеся в отдельных пунктах (штаб-квартирах), расположенных обычно в прифронтовых районах. Достаточно долгая дислокация в определенных природно-климатических и географических зонах определяли некоторую специализацию данных подразделений. Так, Апшеронский и Навагинский пехотные полки (несколько десятилетий дислоцирующееся в Дагестане и Кабарде) считались специалистами по ведению войны в высокогорье, а Куринский и Кабардинские егерские полки (расквартированные в лесистых районах Кабарды и Чечни) проявляли наибольшее умение ведения военных действий в предгорной лесистой местности85. При этом следует заметить, что состав гарнизонов и отдельных отрядов экспедиций Кавказского корпуса практически всегда имел сводный характер.
Так, Пшехский отряд в октябре 1861 г. состоял из пехоты: апшеронский, ширванский, самурский, 19-й, кавказский гренадерский, сводно-линейный №1-го и две роты сводно-линейного №4-го – стрелковые батальоны, 1-й и 5-й батальоны кубанского, 3-й, 4-й и 5-й батальоны ставропольского, 5-й резервный батальон куринского пехотных полков, линейный №6-го батальон и казачий пеший №13-го батальон; артиллерии: артиллерийские взводы: два – батарейной №3-го батареи, три – облегченной №3-го батареи (которые еще имели легкие орудия), один – облегченной №4-го батареи, один – горной батареи 19-й артиллерийской бригады и один – конно-казачьей №13-го батареи; кавалерии: дивизион переяславского и дивизион тверского драгунских полков и три сотни казаков86.
Особенности характера боевых действий предопределил особую важность подразделений кавалерии и в особенности легкой пехоты (егеря). Последним, благодаря наибольшей приспособленности к ведению боевых действий в условиях пересеченной местности, поручались наиболее ответственные и сложные задачи (назначались для занятия лесов, переправ, составляли основы легких колонн, арьергарда, стрелковых цепей и «секретов»), а потому пользовались наибольшим почетом среди других подразделений87.
Кавказский корпус заметно отличался от других воинских формирований, расквартированных в других регионах России. Они заключались как в материальном (уникальных видах обмундирования, снаряжения, вооружения и т.д.), так и в духовном плане. Так благодаря удаленности от центра здесь в XIX в. сохранились «бессмертные суворовские традиции» русской армии XVIII в. В Кавказском корпусе отсутствовала палочная муштра «тлетворного рационализма доморощенной пруссатчины»88.
Заметные отличия были в боевой подготовке. Многие современники отмечали, что кавказские подразделения, где строевой устав практически не соблюдался, по скорости передвижения в горных условиях намного превосходили остальные российские подразделения. Недаром многие новоприбывшие из Центральной России офицеры называли кавказские войска боевыми, а общероссийские – парадными89.
Военные специалисты эпохи Николая I уже обращали внимание на пагубное влияние парадной муштры на боеспособность войск. По их мнению, строевой шаг, установленный в 1 ½ аршина, когда «Бог дал 1 аршин», растягивал связки, усиливал утомляемость солдат и офицеров, а значит, снижал их физические возможности90.
Особо следует отметить высокую территориальную мобильность кавказских войск. Постоянно меняющаяся обстановка перманентной войны с недостатком сил приводила к смене рода деятельности и перемешиванию подразделений. Полевым войскам приходилось «отсиживаться» в укреплениях или штаб-квартирах, гарнизонам укреплений, наоборот, совершать экспедиции, а иррегулярным подразделениям нести постоянную службу. Нередко кавалерия превращалась в пехоту91, а стрелковые батальоны вопреки строжайшим предписаниям инспекторов участвовали в рукопашных боях (офицеры, опасаясь взысканий, в официальных документах умалчивали о данных действиях, тем самым лишая себя заслуженных наград)92.
Еще большей мобильностью обладали офицеры. За время своей деятельности они могли до десятка раз менять места дислокации, подразделения, занимаемые должности и даже рода войск.
Офицеры Кавказского корпуса обладали гораздо большими полномочиями, чем командиры в других подразделениях российской армии. Обособленность районов дислокации отдельных подразделений, да и всего корпуса давала большую автономность и политическую значимость их начальникам. Полковые, батальонные и даже ротные командиры были вправе принимать важные политические решения – объявлять о начале военных действий, заключать перемирие, принимать в подданство народы.
Кроме того, командиры боевых подразделений нередко выполняли обязанности судей, приставов (полномочных представителей российских властей, следивших за подконтрольными горскими народами), топографов, архитекторов и других видов гражданских профессий. Первоначально командующий Кавказским корпусом (позднее именовался «Кавказский наместник») осуществлял общее руководство вооруженными силами России на Кавказе. Ему подчинялись командующие войсками на отдельных участках, руководившие военными действиями на Северном Кавказе. Однако фактическая власть таких командующих как П. Д. Цицианов и А. П. Ермолов была поистине «царской». В 1845 г. после радикальных преобразований в управлении краем было сформирована новая территориальная единица – Кавказское наместничество, в результате которой на официальном уровне в руках командующего корпусом сосредоточилась еще и гражданская власть в регионе. Тем не менее, на всем протяжении войны в масштабах России Кавказский корпус и Кавказское наместничество с уверенностью можно назвать «государством в государстве».