Мой офис находится в историческом центре города, и после ланча я иногда прогуливаюсь по старым улочкам. Нью-Берн был основан в 1710 году выходцами из Швейцарии и Италии, это второй из старейших городов Северной Каролины. Когда я только переехал сюда, большинство старинных зданий стояли заброшенными и обветшавшими. За последние тридцать лет ситуация изменилась. Один за другим новые хозяева начали возвращать домам былую славу, и теперь прогулка по городу заставляет меня уверовать в чудеса реставрации. Знатоки архитектуры заметят стекла ручной работы, антикварные латунные украшения на дверях, резные панели, полы из ели. На узкие улочки выходят изящные крылечки, напоминая о тех временах, когда по вечерам люди усаживались на них подышать свежим воздухом. Дубы и кизил отбрасывают густую тень, каждую весну расцветают тысячи азалий. Короче говоря, это одно из самых прекрасных мест, которые мне только доводилось видеть.
Джейн выросла в предместье Нью-Берна, в старой усадьбе, построенной около двухсот лет назад. Ной отреставрировал дом вскоре после войны с присущим ему тщанием, и здание, подобно многим историческим постройкам города, выглядело грандиозно.
Иногда я бываю в старом доме – захожу после работы или по пути в магазин, а порой отправляюсь туда специально. Джейн не знает про эти посещения. Конечно, она бы все равно не стала возражать, но есть особое удовольствие в том, чтобы наносить визиты в одиночку. В таких случаях я чувствую себя членом тайного общества – ведь у всех, включая Джейн, есть свои секреты. Время от времени я гадаю, каковы они.
О моих посещениях знает лишь одна живая душа. Харви Уэллингтон, пожилой афроамериканец, который живет в маленьком дощатом домике по соседству. Его семья обитала там еще в конце прошлого века. Он – священник в местной баптистской церкви. Харви всегда дружил с Джейн и ее родителями, но с тех пор как Элли и Ной перебрались в Крик-Сайд, наше общение свелось к ежегодному обмену поздравительными открытками на Рождество. Приходя сюда, я частенько замечаю, как он стоит на ветхом крылечке, но одному Богу известно, о чем Харви думает, видя меня.
Я редко захожу в дом. Он заколочен с тех пор, как Элли и Ной уехали, вся мебель накрыта чехлами и выглядит удручающе. Я предпочитаю погулять вокруг – бреду по гравийной дорожке вдоль забора, затем огибаю дом и выхожу к реке. Река в этом месте сужается; когда вода спокойна, ее гладь напоминает зеркало, отражающее небеса. Иногда я стою на пристани, любуюсь отражением неба и слушаю, как ветер тихонько шелестит в листве.
Я оказался неподалеку от шпалер, которые Ной выстроил после свадьбы. Элли всегда любила цветы, и Ной высадил вокруг фонтана целый розовый сад в форме сердец, которые хорошо было видно из окна спальни. Еще он установил несколько фонарей, которые подсвечивали цветы в темноте, – эффект получился потрясающий. Пройдя под резными шпалерами, можно было попасть в сад, а поскольку Элли была художницей, сад нередко появлялся на ее полотнах – картинах, которые отчего-то всегда несли на себе отпечаток грусти, невзирая на красоту. Теперь розарий одичал и зарос, шпалеры потрескались, но я по-прежнему был глубоко растроган, попав сюда. Ной вложил массу сил в то, чтобы сделать сад, как и дом, уникальным. Я нередко дотрагивался до резьбы или просто смотрел на розы, надеясь проникнуться талантом, который был мне недоступен.
Это место мне дорого, потому я прихожу сюда. Именно здесь я впервые понял, что люблю Джейн. Моя жизнь обрела смысл благодаря ей, но, вынужден признать, я до сих пор удивляюсь, как такое могло случиться.
Разумеется, я не собирался влюбляться в Джейн, когда провожал ее до машины в тот дождливый день 1971 года. Мы были едва знакомы, но, стоя под зонтиком и наблюдая за тем, как она уезжает, я вдруг почувствовал, что хочу увидеть девушку снова. Много позже, сидя вечером за книгами, я слышал, как ее слова эхом отдаются в голове: «Ничего страшного, Уилсон. Мне нравятся застенчивые».
Не в силах сосредоточиться, я отложил книгу и встал из-за стола. Я убеждал себя, что у меня нет ни времени, ни желания завязывать роман. Пошагав по комнате и вспомнив о своем безумном расписании (а также о стремлении быть финансово независимым), я решил больше не ходить в это кафе и выбросить из головы мысли о Джейн. Это было непростое решение, но верное, как показалось мне тогда.
На следующей неделе я занимался в библиотеке, но сказать, что я не виделся с Джейн, было бы неправдой. Каждый вечер я воскрешал в памяти нашу короткую встречу. Ее волосы, ниспадающие на плечи, певучий акцент, терпеливый взгляд. Чем усерднее я заставлял себя не думать о ней, тем навязчивее становились образы. Я понял, что не выдержу еще одну неделю, и утром в субботу решительно достал ключи от машины.
В кафе я ехал без намерения пригласить Джейн на свидание. Скорее, собирался доказать самому себе, что это – минутное увлечение. Она самая обыкновенная девушка, твердил я, стоит мне увидеть ее еще раз, как я сам это пойму. Я уже почти поверил в это, когда остановился перед входом.
Как обычно, кафе было переполнено, и я долго лавировал в толпе, прежде чем добрался до своего излюбленного места. Столик недавно протерли, и мне пришлось промокнуть его салфеткой, а потом открыть книгу.
Я погрузился в чтение и, услышав шаги, склонил голову. Я делал вид, что ничего не замечаю, пока официантка не остановилась у столика. Когда я поднял глаза, то обнаружил, что это не Джейн. Передо мной стояла женщина лет сорока с блокнотом в кармане передника и карандашом за ухом.
– Кофе? – спросила официантка. В ее действиях была уверенность, характерная для человека, проработавшего здесь много лет. Интересно, отчего раньше я ее не видел.
– Да, пожалуйста.
– Минуту, – бодро прочирикала она, оставляя на столике меню.
Как только она отвернулась, я огляделся и заметил Джейн, которая несла тарелки в дальний конец кафе. Я наблюдал за девушкой несколько секунд, гадая, знает ли она, что я здесь, но Джейн всецело была поглощена работой и даже не смотрела в мою сторону. В тот момент мне показалось, что она какая-то особенная, и я облегченно вздохнул, поверив, что избавился от странного наваждения, которое так долго не давало мне покоя.
Принесли кофе. Увлекшись книгой, я успел прочесть с полстраницы, когда услышал знакомый голос:
– Привет, Уилсон.
Джейн улыбнулась, когда я взглянул на нее.
– А в прошлую субботу тебя не было, – запросто сказала она. – Я уж подумала, что ты испугался.
Я вздохнул, не в силах ответить. Она была еще красивее, чем помнилось мне. Не знаю, сколько времени я глазел на нее, не произнося ни слова, видимо, достаточно долго, потому что на лице Джейн отразилась тревога.