фиалки, этого Джотто… как самое лучшее, что выпало мне в этой жизни…
— Спасибо, спасибо, милый… Тогда, в лачуге Сан-Франциско, я думала, что вижу тебя в последний раз… Если бы ты знал, как разрывалось от боли мое сердце… — прошептала Алиса, поднимая мокрое лицо.
Лукка прильнул губами к её дрожащему рту, проваливаясь в прошлое. Алиса с усилием оторвалась от него, переводя дыхание, и, подойдя к колонне, поддерживающей парчовый балдахин, нежно коснулась резного дерева.
— Я бы солгал, заявив, что это ложе дорого мне лишь как музейная ценность, а не факт моей биографии. Я бы многое отдал, поверь, чтобы в компании с тобой нарушить его царственное одиночество, — Лукка встал рядом, покрыв ладонью её спешащую ускользнуть руку.
— Увы, нас ждут, милый, — значительно сказала Алиса, подразумевая не оставленных гостей, а Лауру и далекого Остина…
…Мужчина протянул Виктории бокал шампанского:
— Привет. Рад снова видеть тебя. Были неприятности? Черная карма? Скорее, — золотая. — Он насмешливо посмотрел на растрепанную шевелюру Виктории. Ее рука непроизвольно поспешила поправить шпильки. — Оставь, не суетись, ты выглядишь шикарно. Даже слишком… — Он задумался, раскачиваясь на каблуках с каким-то небрежным изяществом и вдруг сказал, любопытно прищурившись:
— Я обратил внимание, как эффектно выступил твой жених. Мертвая петля над морем — красиво! И не так уж важно суметь выйти на финальный поклон. Лорд пренебрег этой условностью… Извини, я совсем по-другому воспринимаю смерть. У меня с ней особые отношения.
— Да, вы с ней на «ты», — нейтрально заметила Виктория, не зная, в каком тоне продолжать этот странный разговор.
— И с тобой тоже, — напомнил Ингмар о каких-то прежних встречах с Антонией.
— Так значит, если жених — лорд, к этому нельзя относиться серьезно? — с вызовом спросила Виктория, обидевшаяся за ту, что возможно сейчас рожает ребенка Астора. — Это обязательно расчет и никак не настоящая любовь?
Ингмар легко рассмеялся, будто услышал хорошую шутку:
— Поверь, я многое повидал и многих ценных вещей коснулся вот этими пальцами. А любви не встречал. Скажи мне, какая она?
Если бы не отзвук настоящей боли в последней фразе Мага, Виктория предпочла бы уйти. Но в желтых кошачьих глазах молодого человека сквозила животная тоска, пробивающаяся сквозь браваду и демонстративный цинизм.
— Может, выйдем в сад? Здесь душно, слишком много электричества в воздухе. Я чувствую приближение грозы. Завтра, между семью и восемью утра. В соседней деревне сгорит коровник…
Они вышли в парк, выглядевший совершенно сказочно с подсвеченными снизу деревьями и фонтанами. Пренебрегая скамейкой, Ингмар присел на каменную балюстраду, предложив Виктории место рядом. Но она отказалась, отойдя к фонтанчику и опустившись на камень.
— Ты как Русалочка из Копенгагена. И шлейф словно хвост… Так и подмывает сотворить что-то высокохудожественное. — Ингмар был высок, худ и чрезвычайно гибок. Наметанный взгляд Виктории сразу распознал «циркового». Но было и ещё что-то. Нет, не «лубянковское», скорее — «гамлетовское» скорбное, глухое, искрящееся блестками неожиданного веселья. Одинокие сполохи в ночи, фейерверк на кладбище. Выразительное лицо словно официально загримированное для роли кудесника — мрачная, подчиняющая красота. С вызовом, с намеком на скрытые страсти и тайные знания. Он угадал её мысли:
— Мне недавно предложили сняться в «Королеве Марго» в роли алхимика Рено — знаменитого отравителя, соратника милейшей мадам Медичи.
— Удачный выбор.
— А тебя не приглашали сыграть Марго? — Ингмар засмеялся совсем по-мальчишески и, подскочив, мгновенным скользящим движением извлек из прически Виктории шпильки. — Нет, ты все же Русалочка.
— А вы были гадким мальчишкой, подшучивающим над духовником. Вы были грозой школы и святой отец после каждой вашей выходки заставлял вас исповедоваться! — заявила в ответ Виктория.
— Ого! — он присвистнул. — Да ты книжки читаешь. Кто бы мог подумать — при таком-то носике! Только не «вы», а «ты». Я уже предупреждал. Мы сразу были на «ты», не вижу причин менять дистанцию.
Ингмар в один прыжок оказался возле неё и без всяких предисловий подхватил на руки. Но тут же опустил, одернув смокинг.
— Пятьдесят три килограмма. Рост 174, — пробормотал, что-то прикидывая в уме. — Минус 700 грамм на выпитое и съеденное… Ты не очень-то много проглотила — я следил… Хочешь подыграть мне? Это абсолютно безопасно, но и совершенно бесплатно. Я не уточняю, кто кому должен платить. — Ингмар смотрел с вызовом. Виктория не успела ничего ответить, он протянул ей ладонь. — Договорились?
— Угу.
Пожатие узкой цепкой кисти оказалось крепким и нежным — вначале одобрительный нажим, а потом медленное скользящее отпускание. Виктории показалось, что она сделала что-то не совсем обычное, чересчур значительное.
— Ровно через 15 минут на этом месте. Я пойду объявлю публике о предстоящем волшебстве. — Он неслышно исчез в тени кипарисов, ни шороха, ни звука, лишь шелестели струи фонтана, выпускающего из опрокинутого кувшина бесконечный, разбивающийся о камни ручей.
— Ты что здесь делаешь? Алиса встревожена, граф намеревается пустить по твоему следу ищеек… Пойдем к гостям, помечтаешь после в своей постели. — Артур подхватил Викторию за талию.
— Артур, я обещала помочь господину Шону показать какой-то фокус, уперлась Вика.
— Ах, так это на тебя собираются глядеть господа, навалившиеся на подоконники! Быстро он тебя обработал… Что это будет — «обнаженная Венера»?
— Он не сказал. Предупредил только, что трюк совсем безопасный.
— А как же! Пока он будет распиливать тебя пополам, его сообщники обчистят сейфы! Хорошенькое начало для болезненной красотки…
— Я не могу сбежать, Артур, я обещала. В цирке есть закон…
— Значит, в цирке? — Артур отпустил упирающуюся Викторию и неожиданно согласился. — Пойду помогу мадам Алисе занять места в первом ряду. Шнайдеру внезапно показалось, что судьба дает им тот самый шанс вынужденного разоблачения, которое поможет вернуть все на свои места. «Будь что будет», — решил он, и как мог, постарался успокоить тревогу Алисы.
Гости, обсуждая предстоящее зрелище, с бокалами в руках вышли на балкон, дамы предпочли разместиться в креслах у окон. Восточный фасад парадного двухсветного зала был обращен к поднимающимся уступами холмам. Со склона ближайшего из них, входящего в архитектурный ансамбль парка, устремлялся с пятнадцатиметровой высоты живописный водопад, разбиваясь о камни почти у стен замка. Открывавшаяся из окон картина напоминала оперную сцену, оснащенную щедрыми на выдумки бутафорами. Здесь были все элементы романтически-помпезного зрелища: темные «кулисы» густых зарослей, нагромождение валунов, между которых устремлялась, падая вниз серебристым каскадом, водяная лавина. У подножия — полукруглая запруда, полная шума, брызг, причудливой игры струй, обрамленная мраморной балюстрадой с белеющими во тьме статуями. А сверху — мерцающий звездной россыпью небесный купол, уходящий в бархатную бесконечность. На его фоне, как только башенные часы пробили 12, разыгралось заявленное Шоном действо.
Откуда-то из-за кустов,