Пошли обратно к отелю, то есть фактически к Домскому собору, чья громада мрачной шершавой плотью уходила в солнечные небеса. Собор, кажется, был виден отовсюду. Его масштабы пугали, но, с другой стороны, как и всякое аномальное явление, привлекали глаз. Глаз Алисы также привлекали часы. Она заставляла себя не смотреть на них, хотя не сомневалась, что сейчас уже десятый час.
И сомневаться не стоило — фигура Филиппа притягивала к себе внимание туристов на площади. Он вырядился белым пушистым ангелом, а его дружки восточными волхвами. Их пантомима выглядела вполне уместной — внутри собора в огромном ковчеге хранились мощи трех царей, в рождественскую ночь поклонившихся младенцу Иисусу.
Филипп и его команда вызывали у людей улыбки, как и другие уличные артисты, которые замирали в разных позах вокруг собора. Никаких подозрений — даже проходивший священник весело и поощрительно кивнул в сторону креативной молодежи. Туристы бросали монетки и аплодировали. Волхвы сели на мешки с оборудованием, законспирированные под театральную бутафорию, а Филипп подошел к Алисе.
— Привет! Ты точна как часы.
— Заведи собаку и ты поймешь, что с ней необходима пунктуальность.
— Нет уж, собаке нужно уделять время. Тогда мне его не хватит на любимое дело.
— Эгоизм!
— Здравый смысл. Здравый смысл управляет всем. Вот, например, авиация союзников во Вторую мировую войну стерла Кельн с лица земли, а Домский собор пощадила. Почему?
— Ну и почему?
— Не потому, конечно, что Бог спас, как думают святоши. Просто собор оказался отличным географическим ориентиром для летчиков. От такой махины легче всего отмерять расстояние до нужных для бомбардировки объектов.
— Это тебе сами летчики сказали?
— У меня есть и другая версия, — Филипп сделал вид, что не замечает сарказм Алисы. — Они пощадили собор, чтобы такой гений, как я, мог пройтись между двумя шпилями по тросу.
— Высокая самооценка….
— А три волхва будут вдохновлять меня на чудо, — нисколько не смутился Филипп. — Кстати, их мощи — настоящих волхвов, а не моих дружков — лежат тут в красивом ларце.
— Потом посмотрю.
— Почему не сейчас?
— Я же с Соломоном.
— Ну и что, он же не на поводке, а в специальной сумке. Это не Италия — тут можно.
— Откуда ты знаешь?
— Тут при входе нет ни одного запретительного знака. Чтоб мобильный тренькал — нельзя, а с собакой — пожалуйста. Пойдем узнаем!
Алиса в замешательстве вошла в собор. Если бы Филипп хотел ее подставить и посмеяться, то вряд ли бы он шел за нею по пятам вместе со своей свитой.
Играл орган. Причем не торжественно, а прямо-таки с каким-то отчаянием. Туристы на цыпочках перемещались в полутьме и своей неуместностью разрушали магическую атмосферу. Алиса поискала глазами священнослужителя, чтобы уточнить у него, можно ли тут находиться с Соломоном подмышкой. В правой части собора она, наконец, разглядела некое духовное лицо. Но когда это лицо очутилось рядом, то оказалось не духовным, а просто таки дьявольски злобным. Соломон высунул свою мордочку из сумки и одарил служителя собора полным кротости и смирения взором. И тот не вынес умиротворяющего взгляда песика. Наверное, если бы дело происходило пятьсот лет назад, то Алису немедленно сожгли на костре. А так ее окружили личности инквизиторской наружности и оглушительным шепотом погнали из святого места, размахивая для устрашения руками и строя гримасы.
Алиса по пути к свету, который вырывался из дверного проема, пыталась уверить, что у нее не было никаких дурных намерений, и что она как раз и зашла, чтобы уточнить… Но ее никто не слушал. И даже слегка подталкивали в спину. Алиса сгорала от стыда и кипела от возмущения из-за того, что с ней так бесцеремонно обходятся. И этот трус Филипп за нее не заступился. Курносого француза вообще нигде не было. И тут Алиса поняла его коварный план. Он ее убедил в том, что с собаками можно заходить в собор, прекрасно понимая — возникнет скандал. И под шумок они проскользнут на колокольню.
Алиса хотела уйти в отель, чтобы там уединиться и пережить обиду, а потом навсегда покинуть этот вероломный город. Но любопытство одержало победу. Она отошла на край площади к каменной шишечке, что в точности копировала соборные шпили. Помощники Филиппа в костюмах волхвов уже закрепляли трос у основания крестов. Третий восточный царь занимался отвесами. А сам Филипп в проеме колокольни готовил шест, с помощью которого канатоходцы сохраняют равновесие.
Потихоньку стала собираться толпа, обратившая внимание на шевеление в готической выси. Филипп вылез на шпиль и явил миру дар скалолазания. На вершине он схватил одной рукой канат, а другой молниеносно расправил крылья за спиной. Его товарищ спустился по выступам и в качестве промежуточного звена принял снизу шест. И сразу после этого волхв, координировавший ход операции с колокольной площадки, попал в окружение монахов. Они стащили его и принялись угрожающе кричать Филиппу, но он их игнорировал. Игнорировал, ибо парил над миром.
Стихли истеричные женские крики, вызванные шоком от первых шагов брутального ангела, примчалась полиция, прозорливо возникли на месте сенсации фотографы и даже телевидение. Филипп прошелся туда-сюда, немного посидел на тросе и даже прилег. Осмелевшая толпа встретила этот элемент программы овацией. Над собором возник вертолет — по-видимому, оттуда происходило телевизионное включение live.
В какой-то момент Алисе стало жутковато — подул ветер, и крылья, хоть и были совсем маленькими, стали Филиппу серьезной помехой. Кажется, он даже хотел их отстегнуть, но понял, что это опасно. Все вокруг стали громко кричать, чтобы он спускался. Так могли себя вести только люди, не знакомые с Филиппом. Спуститься в минуту опасности значило струсить.
Он гордо постоял на тросе, пока не стих шквал, потом немного погулял и пришел к мысли, что чудо уже в полной мере свершилось. Ничего нового придумать нельзя. Следовательно — ангелу пора возвращаться на землю.
Как только полиция вывела Филиппа из собора, к нему бросились репортеры. Одно крыло у него почти отвалилось — наверное, полицейские помяли, когда скручивали нарушителя.
— Ну что, все сфотографировали? — с вызовом обратился он к журналистам, потом выхватил глазами Алису из толпы и указал на нее. — Я посвящаю ей этот танец над Кельном!
Если бы он был русским, то можно было бы сказать, что бросил шубу с барского плеча. Алисе стало грустно и противно. Все замолчали и уставились на нее… Какая-то вселенская пауза. И тогда она ответила ему.
— Ты ошибся. Я знаю причину, по которой летчики не тронули собор. Настоящую причину! У них просто не поднялась рука — он такой прекрасный!