Читать интересную книгу Чувство Магдалины - Вера Колочкова

– Хм, любовь… А у Маргариты у самой-то что, не любовь разве? Вон как резво тебя охомутала!

– Да какая там любовь… – вяло махнул рукой Павлуша. – Образовался в одночасье свежий вдовец, вот и хапнула, пока другой бабе не достался.

– Так сам виноват, Павлуша. Сам виноват, если хапнуть себя разрешил.

Павлуша ничего не ответил, вздохнул, глянул смиренно своими прозрачными, будто вылинявшими до голубой тоски глазами, потом поднял кружку, задумчиво отхлебнул пива. Дед Иван тоже молчал, уже жалея, что выступил вперед со своим обвинением.

– Характер у меня мягкий, дядь Вань… – тихо прервал неловкую паузу Павлуша и снова вздохнул: – Сам знаешь, поди… Не первый день на одной улице живем… Да и как женщине откажешь, если она с ножом к горлу? Это уж совсем не по-мужски получается…

– Ну, если с ножом, тогда конечно! – многозначительно хмыкнул дед Иван. – Уж тут самому быть бы живу, если с ножом!

– Смешно я говорю, да?

– Да не смешно, Павлуша, не смешно… А только я все равно не знаю, что тебе посоветовать. Что тут еще скажешь? Если женился – живи. Что еще-то…

– Да понимаю я, что мне характера не хватит все назад повернуть. Вот знаю, что Маргарита меня не любит, а характера все равно не хватит. Не всем, видать, при рождении крепкие характеры выдают, кому-то и плохонький достается. И как это меня угораздило, чем господа прогневил…

– А ты сам-то? Совсем ее не любишь, Павлуша?

– Да как сказать… Вот Любашу-покойницу я любил, точно знаю. Она у меня душевная была, Машутка вся в нее. Ты ведь знаешь, какая у меня Машутка? Она ж такая… Последнюю рубаху с себя снимет, чтобы помочь… И сама себя на плаху положит… Видать, предназначение у нее такое, чтобы жалеть всякого, кому шибко тоскливо да плохо. Она чужую душевную тоску сердцем чует, понимаешь? Любаша все время вздыхала да боялась за нее – как, мол, с таким сердцем жить-то будет? На чужую тоску ведь не наздравствуешься, много ее, тоски-то… Понимаешь, дядь Вань?

– Понимаю, Павлуша.

– Вот и я понимаю… И боюсь за Машутку. Этот твой, младший который… Как она, шибко к нему сердцем-то припеклась?

– Не знаю, Павлуша, – склонив голову, отмахнулся дед Иван. – Не береди душу, мне и без того тошно. Я и сам боюсь, Павлуша.

– А долго еще внуки у тебя гостевать собираются, не знаешь?

– Да через три дня вроде уедут, – охотно сообщил дед Иван. – У них и билеты на самолет куплены…

– Ага. Три дня, значит. Понятно. И уедут?

– И уедут. Да все образуется, что ты…

– Да в том-то и дело, что уедут, дядь Вань! – воскликнул Павлуша. – А Машутка здесь останется. Даже представить не могу, что с ней будет?

– Да ничего не будет. Поплачет немного и забудет, и дальше жить начнет.

– Ну, это ты Машутку не знаешь. Она не такая, – с уверенностью произнес Павлуша. – Говорю же, боюсь я за нее!

– Ладно, Павлуша, я тебя услышал. Обязательно поговорю сегодня с Леонкой. Пристыжу его, поганца.

– Да что там – поговорю… Какой теперь толк от разговоров? Как ни поверни теперь, все одно ничем хорошим не кончится… – печальным голосом проговорил Павлуша.

– Тогда чего ты от меня хочешь, Павлуша?

– Да ничего я не хочу, дядь Вань. Сижу да свой испуг по душе перекатываю. Ты прости меня, если что не так сказал.

– Да ничего… А с Леонкой я сегодня обязательно поговорю, обещаю тебе.

– Ну, как хочешь, дядя Ваня. Пойду я. Скажу Маргарите, что Машутку не застал, что в Феодосию уехала. Спасибо за пиво, вкусное было. До свидания, дядя Ваня.

– До свидания, Павлуша… Машутке-то передать чего?

– Ну, скажи, отец приходил… Что беспокоился, мол… А можешь и не говорить, чего толку-то от разговоров? Как ни поверни, все одно хорошим не кончится…

* * *

Дед Иван проснулся от тихого Машиного голоска, мурлыкающего во дворе популярную песенку. Эту песенку часто наяривал в телевизоре симпатичный молоденький паренек, и мелодия приелась довольно основательно, только в слова дед Иван никогда не вслушивался. Зато Маша перепевала их тихо, но с чувством, и дед Иван вдруг услышал, о чем она поет…

О боже, мама, мама, я схожу с ума,Ее улыбка, мама, кругом голова.О боже, мама, мама, пьяный без вина,Ее улыбка, мама…

Нежно пела Машутка. Наверное, о чем-то своем пела. Через этого парнишку к мамке своей обращалась, которая, поди, слышит ее на небесах… Эх, горе, горе. И ведь не знаешь, что со всем этим хозяйством делать, как девчонке помочь… Внуки сегодня улетают, а дальше что будет? Вот тогда для Машутки и начнется это самое «схожу с ума» да «кругом голова».

Он приподнялся, сел на кровати, нащупал на спинке свою рубаху. Вышел во двор, сощурился на солнце, которое с утра уже закипало яростью. Днем опять пекло будет…

– Доброе утро, дядя Ваня! – весело поздоровалась Маша, выглянув из-под навеса. – Хорошо, что проснулись, скоро завтракать будем!

– А ребята где? Что-то никого не видно.

– А они искупаться пошли напоследок… Сегодня ведь уезжают.

– Да я в курсе… А ты чего такая веселая? Песни поешь…

– А чего мне грустить? Я ж с ними поеду.

– Как это? Ты чего такое говоришь, Машутка?

– Да ладно, дядь Вань… Мы с Лео уже решили – я тоже еду.

– Да ты… – опешил дед Иван. – Ты хоть соображаешь, что делаешь? Неделю погуляла – и уже навострилась ехать, а! Одумайся, Машутка!

– Нет, дядя Ваня. Мы уже все решили.

– Да кто это мы?!

– Я и Лео.

– Ночью, что ль, успели такое порешать?

– Ну, дядь Вань… – опустила глаза Маша. – Да хотя бы и ночью, что с того… Какая разница, ночью или днем…

– А я знаю, какая разница! Я вот покажу тебе разницу, ишь, смелая какая нашлась! А отец что скажет? А Маргарита?

– Да ну… Им без меня лучше. Маргарита хоть меньше раздражаться будет по пустякам. Я одним своим присутствием ее ужасно нервирую.

– Ну и нервируй себе на здоровье, и пусть… На бабий характер все равно не угодишь, что так, что этак. Нет, оставайся, Машутка, не придумывай себе ничего! Да и все равно отец тебя не пустит! Или ты тайком хочешь сбежать?

– Да как тайком, если паспорт мой дома… Я утром ходила домой, хотела его взять, пока они спали, да не успела, папа проснулся.

– Ты ему сказала, что хочешь уехать?

– Сказала…

– А он что?

– Он сказал, что паспорт не отдаст, – вздохнула Маша. – Что без паспорта я все равно никуда не улечу.

– Ну и правильно… И молодец… – закивал дед Иван, услышав эти слова. – Хоть здесь свой мужской характер показал.

– А я все равно улечу, дядь Вань, – упрямо заявила девушка. – Вот Лео сейчас придет и сам сходит за моим паспортом. Он сказал, что поговорит с папой и возьмет ответственность за меня.

– Ишь ты. Ответственность… Ага, пусти козла в огород, так он там все сожрет, и тоже с большой ответственностью.

– Зачем вы так про Лео, дядь Вань? Не надо, он совсем не такой…

– А ты откуда знаешь, какой он? Всего неделю рядом с ним побыла, и уже знаешь?

– Да я его чувствую. А если чувствую, значит, уже знаю.

– Ишь ты… – повторил дед Иван.

– Да ладно, дядя Ваня, не сердитесь на меня. Все равно я по-своему сделаю, и какой смысл тогда сердиться?

– Ну, знаешь…

– А где у вас черный перец, дядь Вань? – вдруг поинтересовалась Маша, обводя глазами пространство. – Я искала, искала, найти не могла. Лео любит глазунью посыпать черным перцем.

– Да вон, в жестяной банке из-под чая.

– Ой, а я и не догадалась… – всплеснула руками Маша.

– Не заговаривай мне зубы, Машутка! Я сказал, никуда не поедешь, значит, не поедешь!

– Ну, дядь Вань, не шумите… Я совершеннолетняя, сама могу решения принимать.

– Да соплюха ты совершеннолетняя, вот что! Вбила себе в голову любовь да чувства! А Леонка, он же такой… Да ты ж совсем его не знаешь, Машутка! Не пришлось бы потом слезы горькие лить! Да и что ты там будешь делать? Ни родственников, ни знакомых… Совсем одна!

– Я не одна, я с Лео. Я его люблю, дядь Вань. И он меня любит. А главное, я нужна ему! – с уверенностью проговорила девушка. – Очень нужна…

Дед Иван хотел было возразить, да не успел. Калитка с шумом распахнулась, и трое братьев гурьбой ввалились во двор – довольные и веселые, свежие после купания. Увидев под навесом накрытый к завтраку стол, расселись вокруг него, плотоядно поглядывая на большую сковороду с яичницей-глазуньей. Маша уже несла из кухни кофейник и тарелки с нарезанными колбасой и сыром. Вскоре запах кофе заполонил собою весь двор, и дед Иван будто со стороны смотрел на этот праздник жизни, пристроившись на краю скамьи и сложив ладони на стол.

– Дед, а ты чего не завтракаешь? – деловито спросил Антон, откусывая от бутерброда с маслом и сыром. – Машенька вполне приличный кофе умеет варить… И где только научилась, а? Ешь яичницу, дед, пока горячая!

– Не хочу. Кусок в горло не лезет, – ворчливо проговорил дед, разглядывая свои ладони.

– А чего так? – спросил Платон, заинтересованно глядя на деда.