навалено сухостоя и пахло болотом. И встал прямо под самым бревном.
Алеся продвигалась по бревну медленно, чуть ли не с закрытыми глазами, я шел – понизу, стараясь совпасть с ее ритмом движения, но все равно чуть не опоздал. Алеся упала, где – то на середине, с тихим: Ой…!
– Я ловлю тебя, слышишь! – заорал я, и время как будто замерло, или совсем остановилось.
Она упала точно в мои руки, удивительно невесомая, но мне все равно пришлось присесть, чтобы ее удержать. Ее лицо оказалось рядом с моим лицом, и мы поцеловались. Впервые. Нам казалось, что в этом мире мы теперь только вдвоем, одни, и вокруг никого, совсем. Нас никто не видит. Но видели все…. Но отчего – то, промолчали. И только лыбились, заразы, в спину. Впрочем, мы теперь тоже часто улыбались – глядя друг на друга, замирали, выпадая из этого пространственного континуума, оказываясь снова наедине, или просто – вместе.
*
А ночью, после отбоя, кое – как дождавшись, чтобы остаться одним, отправились гулять. Пусть все крепче уснут…
Нам так хотелось романтики, большой луны, бокалов с французским вином, набережную у реки и ароматы цветущих роз.
Но в наличие были лишь спирт, луна и река, я предложил сделать шампанское – разбавив спирт лимонадом, но он закончился как назло (три баночки пепси я взял с собой вместо пива, когда подумал, что «еду – то – к детям»). Алеся, предложила привезенную из дома бутылочку минералки, никогда не пил такой гадости как спирт с йодированной минералкой, Алеся тоже, но мы лишь смеялись, в голове все равно приятно зашумело и стало тепло и свободно, взявшись за руки, мы отправились к реке. К реке вели сто ступеней, крутых, деревянных и шатких, на этой старой лестнице были и два десятка фонарей, но их никогда не зажигали.
Мы стояли посредине пути, обнявшись, и смотрели вниз – на реку, в которой отражались большие летние звезды, и любовались разведенными в речной долине метрах в ста от лестницы кострами, ну никакого уединения. Проклятый Горшок…
*
Внизу, в долине реки вторые сутки стоял отряд инструктора – Горшка. Тридцатилетнего оболтуса. Всего такого нескладного, заросшего черной бородой. Не снимающего своей камуфлы болотного цвета даже в жару. И очень милой – рыжей и веснушчатой воспитательницы – Нюрочки, приколистки и насмешницы – 17 лет.
Двое суток назад, они должны были уйти на сплав, в их корпус въехали новый отряд – ребята из Чернушенского детского дома, их питание в столовой было выдано сухпайком на неделю вперед, и поэтому им приходилось готовить себе завтраки, обеды и ужины на костре самим.
Почему они не ушли? – спрашиваешь ты.
Ты еще спрашиваешь?
Конечно Горшок, кто знал, что ему нельзя давать деньги, совсем нельзя. Получив обязательные для идущих на сплав с детьми – НЗ. Деньги – на непредвиденные обстоятельства (если кто – то из детей вдруг случайно поранится, или заболеет, чтобы можно было сойти с маршрута и заплатить местным за машину или медикаменты, купленные в поселковой аптеке), вожатый – инструктор – Горшок, купил ящик контрафактной водки. И никуда не поплыл. Во-первых, потому что, он «не говно», «на катах ходят, а не плавают». Во – вторых, потому что «устал….» Вернее бухал.
Нюрочка сходила с ума, пока ее не взяли на поруки детишки ее же отряда, парни 12-15 лет, вдруг повзрослели, они вместе со своими одногодками – девочками, дружно разбили палаточный лагерь, организовали дежурство, сами готовили пищу. К ним сначала бегали – сверху из большого лагеря, а потом – забили. Ребята справляются, а водки у Горшка осталось максимум на сутки. Не то чтобы он сам выпил такую уйму бутылок водки, просто нашлось слишком много помощников: как местных, так и из соседней деревни, ну и кое – кто из лагеря Ирени, тоже бегал поддать.
*
Мы с Алесей хотели обойти лагерь Горшка стороной, чтобы побыть еще наедине, но нас заметили скучающие мальчишки – дозорные и пригласили пить чай.
Отказывать этим бедолагам, было неудобно, и мы согласились, расплатившись за гостеприимство тем, что было – я снова рассказывал свои страшные сказки…. Ребята ежились и двигались поближе к костру, пока один храбрец, я так и не узнал его имени, не предложил – прогуляться на деревенское кладбище в километре от этого места.
Из всего отряда Горшка идти до кладбища вызвалось кроме того храбреца, еще двое. Но, появившаяся – не вовремя Нюра, закричала, что никуда их не отпустит, только через ее труп, тем более на кладбище – ночью. Только если вот если с нами: то есть с Кириллом и Алесей.
Я сказал Нюре: спасибо! Однако отвертеться, не удалось, пришлось нам с Алесей, топать на это самое кладбище с отважной тройкой – не спящих бездельников – посреди ночи….
Если честно, не было страшно, ни нам, не ребятам. Отчего – то казалось, что ничего не может случиться в эту ночь. Возможно, виной был спирт или любовь. Мальчишками, конечно, двигала глупость и отвага.
И действительно, почти ничего не случилось…. Так звездно, и благоуханна была эта ночь, шелест листвы, широкая тропа – бегущая в лес, большая желтая луна давала достаточно света, чтобы видеть дорогу и лица друг – друга. Все дышало свежестью трав и накопленным за жаркий день теплом.
Деревенское кладбище оказалось почти у самой реки – на холме, оно было новое, небольшое и ничуточки не страшное.
Да, мы наблюдали свечение зеленого света над одной из могил, я рассказал, что это – скорее всего трупные газы. Кажется где – то прочел. Все наши согласились, и, впитывая мои объяснения, кивали как сомнамбулы. Но ребятам все равно стало не по себе, они сказали, что тут скучно и они отправятся обратно в лагерь. Мы хотели идти с ними вместе, но ребята заупрямились, видимо не хотели, чтобы их считали трусами. А мы с Алесей не стали настаивать, решив, что пойдем сзади, на расстоянии слышимости и просто будем целоваться.
Так и было, пока на очередном витке лесной тропы, мы снова не вышли к реке. Алеся стояла к реке лицом, а я спиной, глядя в лучистость ее глаз, когда они вдруг стали такими большими.
– Там что–то плывет….
– Кто? – повернулся я к реке.
– Не видно, но что – то очень большое.
– Может собака или человек, а может медведь, я забрался на ближайший пригорок. То, что плыло через реку на наш берег, больше всего было похоже ни на что: какая – то огромная серая тень – как – будто заросшая диной скатавшейся шерстью, размером точно, больше обычного человека. Я взял Алесю за вспотевшую ладошку,