Читать интересную книгу Слуги меча - Энн Леки

— Эта — еще не самая лучшая, — заметила я. — Извини. Наилучшую я еще не видела. — Калр Пять, которая, стоя в углу, делала вид, что протирает безукоризненные столовые приборы, радостно вспыхнула от гордости. — Было сказано, что мне нужна красивая посуда, поэтому я заставила лорда Радча прислать мне что-то подходящее.

Она приподняла бровь, зная, что Анаандер Мианнаи для меня отнюдь не нейтральная тема.

— Я удивлен, что лорд Радча не отправилась с нами. Хотя… — Она бросила мимолетный взгляд на Пять.

Я ничего не сказала, но, просто поняв мое желание, корабль предложил Калр Пять покинуть каюту. Когда мы остались одни, Сеиварден продолжила:

— У нее есть коды доступа. Она может заставить корабль делать все, что захочет. Она может заставить тебя делать все, что захочет. Не так ли?

Опасная территория. Но Сеиварден никак не могла знать этого. На мгновение я увидела лейтенанта Тайзэрвэт, по-прежнему в состоянии нервного стресса, испытывающую недомогание и, помимо того, изнуренную — она не спала с тех пор, как я разбудила ее часов двадцать назад, — лежащую на полу бани. Решетка отодвинута в сторону, и лейтенант заглядывает вниз, чтобы проверить то место, которое не может видеть корабль. Озабоченные и в равной мере утомленные Бо — позади нее, в ожидании ее вердикта.

— Это не так просто, — заметила я, возвращая внимание к Сеиварден. Заставила себя откусить рыбы, выпить глоток чаю. — Определенно остается один код доступа с прежних времен. — С той поры, когда я была кораблем. Частью подразделения Эск «Справедливости Торена». — Хотя его может задействовать только голос тирана. И — да, она могла использовать его, прежде чем я покинула дворец. Она сказала мне об этом, как ты, наверное, помнишь, и добавила, что не хочет этого делать.

— Может, она использовала его и велела тебе не помнить, что это произошло.

Я уже размышляла над такой возможностью и отвергла ее. Движением руки я показала: нет.

— Есть точка, в которой код доступа не срабатывает. — Сеиварден жестом выразила свое согласие. Когда я впервые встретилась с ней, салагой-лейтенантом семнадцати лет от роду, она и не представляла себе, что корабельные ИИ обладают какими-то чувствами — во всяком случае, не теми, что имеют какое-то значение. И, как многие радчааи, она полагала, что мысль и чувство легко отделить друг от друга. Что искусственные интеллекты, которые управляют крупными базами и военными кораблями, в высшей степени бесстрастны. Механистичны. Старые предания, исторические драмы о событиях, происходивших до того, как Анаандер Мианнаи принялась создавать свою империю, о кораблях, переполненных горем и отчаянием из-за смерти их капитанов, — это осталось в прошлом. Лорд Радча улучшила конструкцию ИИ, избавилась от этого изъяна.

Однако недавно Сеиварден узнала, что это не так.

— На Атхоеке, — догадалась она, — где находится сестра лейтенанта Оун, ты окажешься слишком близко к этой критической точке.

Это было гораздо сложнее. Тем не менее.

— По сути, так.

— Брэк, — сказала она, возможно давая понять, что хочет говорить со мной как с Брэк, а не как с капитаном флота, — я кое-чего не понимаю. Лорд Радча сказала тогда, что не смогла сделать так, чтобы ИИ повиновались ей при любых обстоятельствах, потому что их разум очень сложен.

— Да. — Она так сказала. В то время, когда внимания требовали другие, более насущные задачи, а потому это невозможно было обсудить по-настоящему.

— Но корабли любят людей. Я имею в виду — конкретных людей. — Произнеся это, она отчего-то разволновалась, словно то, что она озвучила, породило в ней некое мрачное предчувствие. Чтобы скрыть это, она пригубила свой чай. Осторожно поставила на стол темно-розовую чашку. — Это и есть критическая точка, не так ли? Я имею в виду — может ею быть. Почему бы просто не заставить все корабли любить ее?

— Потому что это может стать критической точкой. — Она посмотрела на меня, нахмурившись, не понимая. — Ты любишь наугад?

Она в замешательстве заморгала.

— Что?

— Ты любишь наобум? Вроде как вытаскиваешь фишки из коробки? Любишь ту, что приходит в руку? Или в некоторых людях есть нечто такое, что делает их подходящими для того, чтобы ты их полюбила?

— Я… думаю, что понимаю. — Она опустила свою вилку вместе с куском рыбы, к которому не притронулась. — Полагаю, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но какое отношение это имеет к…

— Если в определенном человеке есть нечто такое, благодаря чему ты можешь его полюбить, что произойдет, если это изменится? И это на самом деле больше не тот человек?

— Я считаю, — сказала она, медленно, задумчиво, — я полагаю, что настоящую любовь ничто не разрушит. — Настоящая любовь для радчааи — это не только романтическое чувство между влюбленными. Не только между родителем и ребенком. Настоящая любовь возможна между патроном и клиентом. Предполагалась в идеале. — Я имею в виду, — продолжила Сеиварден, необъяснимо смущенная, — представь себе, что твои родители больше тебя не любят. — Снова нахмурилась. Ее опять осенило. — А вот ты когда-нибудь перестала бы любить лейтенанта Оун?

— Если бы, — ответила я, неторопливо откусив и проглотив кусок рыбы, — она стала совсем другой. — Сеиварден по-прежнему не понимала. — Кто такая Анаандер Мианнаи?

И тут-то до нее дошло, я поняла это по охватившему ее волнению.

— Даже она в этом не уверена, так ведь? Она может быть двумя людьми. Или больше.

— И за три тысячи лет она изменилась. Меняется любой, кто не мертв. А сколько же человек может меняться и все же оставаться тем же? И как она могла предсказать, насколько изменится за тысячи лет и что выйдет в результате? Гораздо легче использовать что-нибудь другое. Долг, скажем. Преданность идее.

— Справедливость, — сказала Сеиварден, осознавая иронию в том, что это было моим именем. — Правильность. Польза.

Это последнее, польза, было ненадежным.

— Любое из них или все они подойдут, — согласилась я. — А потом отслеживаешь любимцев кораблей, чтобы не спровоцировать конфликта. Или можешь использовать эти привязанности в своих интересах.

— Понимаю, — сказала она. И, умолкнув, занялась остатками ужина.

Когда с едой было покончено и Калр Пять вернулась, убрала блюда, налила нам еще чаю и снова вышла, Сеиварден опять заговорила.

— Сэр, — произнесла она. Значит, речь пойдет о корабельных делах.

Я понимала, о чем это будет. Солдаты подразделений Амаат и Этрепа уже видели солдат Бо на ногах в положенное для сна время, все десять отчаянно драили пол, разбирали арматуру, поднимали решетки, сосредоточенно разглядывали каждый миллиметр, каждую щелку в своей части корабельного оборудования. Сменяя Сеиварден на вахте, лейтенант Экалу отважилась на несколько слов. «Не хотела бы задеть… Подумала, ты могла бы сказать сэру…» Сеиварден была сбита с толку, отчасти — из-за произношения лейтенанта Экалу, отчасти — из-за того, что она сказала «сэр» вместо «капитан флота», по привычке, оставшейся с той поры, когда Экалу была Амаат Один и экипаж выражался так, чтобы не привлекать внимания капитана. Но главным образом, как оказалось, ее смутило предположение, что она могла почувствовать себя задетой. Экалу также была слишком смущена, чтобы объясниться.

— А ты не думаешь, — сказала мне Сеиварден, понимая несомненно, что я вполне могла слышать этот разговор на командной палубе, — что несколько перегнула палку с Тайзэрвэт? — Я ничего не ответила, и она увидела явно, что я в грозном настроении, что эта тема по некой причине не вполне безопасна. Она сделала вдох и ринулась вперед: — Ты в последнее время злишься.

Я приподняла бровь.

— В последнее время? — Моя чашка с чаем стояла передо мной нетронутой.

Она приподняла свою чашку на сантиметр, подтверждая сказанное.

— В течение нескольких дней ты была не так сердита. Не знаю, может, из-за того что тебя ранили. Потому что теперь ты опять злишься. И я полагаю, что знаю из-за чего, и думаю, что не могу тебя за это винить, но…

— Думаешь, я вымещаю это на лейтенанте Тайзэрвэт. — Которую именно сейчас я не хотела видеть. Не хотела на нее смотреть. Двое из ее солдат Бо дотошно проверяли изнутри челнок, за который несли ответственность, — один из оставшихся двух, третий я уничтожила на прошлой неделе. Они то и дело высказывались — кратко и непрямым образом — о том, как несправедливо я обошлась с ними и как сурова я с их лейтенантом.

— Ты знаешь все места, где способен схалтурить солдат, но откуда это знать Тайзэрвэт?

— Тем не менее она несет ответственность за свое подразделение.

— Ты и мне могла объявить взыскание, — сказала Сеиварден и отпила еще чаю. — Я должен был это знать, а я не знал. Мои вспомогательные компоненты всегда заботились о такого рода вещах без всяких просьб с моей стороны. Потому что они знали, что должны это делать. Буфера Аатр, Экалу должна была знать лучше всех нас, где экипаж халтурит. Пойми, я не то чтобы ее осуждаю. Но каждый из нас заслуживает головомойки за это. Зачем устраивать ее Тайзэрвэт, а не нам? — Я не хотела этого объяснять и потому ничего не ответила, а только подняла чашку и отпила глоток. — Признаю, что она оказывается жалким экземпляром. Вся такая неуклюжая, не соображает, что делать со своими руками и ногами, ковыряется в еде. И неловкая. Она уронила три чайные чашки из кают-компании, две из них разбила. И она такая… так легко поддается переменам настроения. Я ожидаю, что она вот-вот объявит, что никто из нас ее не понимает. И о чем только думала мой лорд? — Она имела в виду Анаандер Мианнаи, лорда Радча. — Кроме Тайзэрвэт никого не найти было?