Читать интересную книгу Кыся 3: Кыся в Америке - Владимир Кунин

В небольшом пруду, давно не чищенном и заросшем зеленой ряской, плавают преисполненные спесивой важностью Лебеди. Один взгляд на них – и ты понимаешь, что перед тобой скопище длинношеих идиотов, которые только по недоразумению могут считаться "Царственной птицей". Так назвал их Шура. Странно, что Шура – существо ироничное и наблюдательное – не увидел, с какой тупой и холуйской поспешностью эта так называемая "Царственная птица" подгребает к берегу, когда какой-нибудь тип протянет ей крохотный кусочек засохшей хлебной корочки!.. "Царственная птица" с абсолютно лакейской сущностью, да еще с постоянно изогнутой вопросительным знаком длиннющей шеей – ничего более нелепого, по-моему, природа не создавала!

Единственное, что меня в какой-то степени примирило с Летним садом, – это памятник одному толстому Старику в окружении кучи Животных! Причем в большинстве своем таких Животных, которых я никогда в своей жизни не видел.

Шура жутко обрадовался, что хоть что-то меня заинтересовало в Летнем саду, и стал водить меня вокруг памятника и рассказывать про этого Старика всякие истории. Как он писал про Животных, а Люди все принимали на свой счет. Какой он был неряха, обжора, и какой он был все равно грандиозный Старик, хотя и служил всего лишь библиотекарем!..

Шура даже почитал мне стихи этого Старика – про Кота и Повара, где Повар выглядит абсолютным дебилом, а Кот – откровенным наглецом. А потом Шура рассказал мне, что одновременно с этим российским Стариком во Франции жил точно такой же чудак. Тоже писал про Животных, имея в виду Людей. И вот, дескать, по сей день никто не может точно сказать, кто у кого чего слямзил! Наш русский Старик у Француза – или Француз "кинул" нашего Старика!

Тем не менее и тому и другому поставили по памятнику: нашему – в Летнем саду, а Французу – гдето во Франции. Потому что они оба считаются "классиками".

* * *

Тьфу, черт меня подери! Прошу прощения. Разболтался не по делу…

Казалось, нашел вроде бы удачное сравнение про Летний сад, и валяй дальше – про подходы к водам Ньюфаундленда…

Ан нет! Вспомнил Летний сад – вспомнил Шуру. В голову полезли аллеи, скульптуры, кретины Лебеди, памятник толстому Старику с Животными, дети, Собачки, Нева…

И потянуло на НОСТАЛЬГИЮ. Причем ведь отчетливо понимаю, что это НОСТАЛЬГИЯ уже не по Летнему саду, не по его аллеям, наполненным визгом карманных Собачек и криками бабушек и дедушек: "Деточка, оставь Кысю в покое!.." Даже не по тому памятнику толстому Старику с Животными.

Еще тогда, когда мне все это грезилось наяву или возникало в тревожных снах в Германии: в Мюнхене ли, в Оттобруне, в Грюнвальде, – и я всеми силами, данными мне Господом, рвался обратно, к Шуре Плоткину, к нам домой, в наш Ленинград-Петербург (да назовите вы этот город как угодно – он все равно останется Моим Городом!..), куда я стремился всей своей Котовой душой, – вот тогда это была настоящая НОСТАЛЬГИЯ.

Сейчас же, когда в Этом Городе нет моего Шуры, нету Нашего Дома, а в памяти остались только пустырь и щемящие воспоминания о былом, это и НОСТАЛЬГИЕЙ не назовешь. Просто самая обычная и очень болезненная ТОСКА ПО ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ, которая уже, наверное, никогда не повторится.

А вот в какую ЖИЗНЬ я теперь плыву – понятия не имею.

Наверное, в ЖИЗНЬ моего Шуры Плоткина. Потому что иной ЖИЗНИ я себе совершенно не представляю…

* * *

Итак, начнем все с начала.

А именно с обстановки на нашем "Академике Абраме…", в которой мы подходили к Канадскому порту Сент-Джонс, и вообще, с условий плавания в районе острова с чисто Собачьим названием – Ньюфаундленд.

Шура говорил, что есть такая порода огромных Собак. Я, правда, ни одной Собаки больше Дога не видел, но Шура сказал, что Дог рядом с Ньюфаундлендом – просто Шавка.

Я представил себе Собаку величиной с "Запорожец" и подумал: не встречал я Ньюфаундлендов – и не надо! Еще неизвестно, смог бы я с ним справиться, если бы дело, предположим, дошло до драки? А смыливаться от него куда-нибудь в подвал или отсиживаться на дереве, чтобы он стоял внизу и, задрав морду, тупо гавкал бы на меня, – унизительно, отвратительно и недостойно такого Кота, как я. Так что, Бог миловал от разных там Ньюфаундлендов, и ладушки. Как сказал бы Водила.

И вот теперь, по словам Мастера, часов через двенадцать, четырнадцать – остров с таким удивительным Собачьим названием.

А еще Мастер сказал мне (остальные, наверное, про это уже знали), что плавание в районе острова Ньюфаундленд считается опасным и у моряков пользуется дурной славой из-за частых туманов и айсбергов – таких плавающих ледяных гор. И эти айсберги могут быть в сто раз больше любого самого большого парохода. Причем на поверхности воды плавает всего одна десятая часть айсберга. Остальная громадина скрыта под водой.

Пока Мастер называл мне всякие цифры и числа, я ни хрена не мог сообразить, чего на поверхности, чего под водой, что такое "в сто раз больше" или "в десять раз меньше"… А как только Мастер все это нарисовал мне на бумаге, – я в одно мгновение врубился. Врубился и чего-то ужасно разнервничался!..

К тому же Мастер рассказал мне, что много-много лет тому назад здесь затонул "Титаник", гигантский пассажирский пароход. Самый большой в мире – по тем временам. Напоролся на подводную часть айсберга… Столько Людей погибло!.. А спустя пятнадцать лет здесь же в тумане столкнулись и тоже погибли два пассажирских судна – "Андреа Дориа" и "Стокгольм". Людей потонуло – чудовищное количество…

Но разнервничался я не из-за этого. Хотя сами по себе события, поведанные мне Мастером, – более чем печальные.

Трясет меня всего, будто перед бедой какой, а объяснить сам себе ни черта не могу. Вот так, возникла вдруг внутри меня напряженка, и все! Ни жрать не могу, ни общаться ни с кем, кроме Мастера, и вообще – места себе не нахожу.

Даже Люсе не дал себя погладить. Увернулся и побежал на корму, где у меня был мой песочный гальюн принайтовлен.

Как у меня с морской терминологией?! Блеск, да?.. "Гальюн" – это уборная, а "принайтовлен" – закреплен. Я специально, еще в первый день знакомства, попросил Мастера, чтобы туалет мне на свежем воздухе соорудили. Дескать, привык все эти ДЕЛА совершать на природе – извините, если что не так…

А природа поливает нашего "Академика Абрама…" ледяным дождем со снегом!.. Вернулся с кормы на капитанский мостик мокрый, промерзший, все никак места себе не могу найти. Мастер сразу просек, что со мной творится что-то неладное. Ну, Кот есть Кот! Против очевидности не попрешь. Это я про Мастера…

Стоит, на меня не смотрит, следит за показаниями радара, а сам, незаметно для других, спрашивает меня на чистейшем Шелдрейсовском:

– Ты чего дергаешься, Мартын? Не ешь, мечешься туда-сюда, нервничаешь… Тебя укачало, что ли?

Надо сказать, что последние сутки нас даже очень валяло. Еще и туман к тому же.

Это только сейчас дождик со снегом пошел, видимость хоть немного, но улучшилась.

– Нет, – отвечаю я ему. – Со мной все в порядке, Мастер. Вы на меня не отвлекайтесь, пожалуйста. Можно мне посидеть на Главном Компьютере?

С тех пор как мы с Мастером еще в Абердине выяснили, что излучение Главного Компьютера только усиливает потенцию у Котов, а отнюдь не подавляет ее, я последнее время на всякий случай как можно чаще старался посиживать на нем. Неизвестно, какие Кошки тебя ждут в Америке…

А так как я уже научился на все спрашивать разрешения у Мастера, то без его согласия позволял себе только лишь на корму бегать, в собственный гальюн. Но каждый раз докладывал, где был.

– Садись, садись, Мартын! Погрей задницу, просуши хвост, – вслух сказал мне Мастер.

На мостике уже привыкли к тому, что Мастер частенько со мною разговаривает вслух и я почти всегда как-то странно верно реагирую на его слова.

Сами понимаете, "странно верно" – для непосвященных. Для Мастера мои реакции совершенно нормальны и ожидаемы. У нас с ним – диалог на равных. Только я – младше, а он – старше.

Я тут же вспрыгнул на Главный Компьютер, сразу же ощутил тепло под хвостом и промерзшими лапами и постарался устроится на нем как можно уютнее и спокойней. Как всегда.

Ни хрена из этой затеи не получилось! Нервный колошмат неизвестного происхождения бил меня изнутри, кончик хвоста непроизвольно выстукивал бешеную дробь, и сама собой топорщилась шерсть на загривке. От ощущения надвигающейся неотвратимой беды уши мои сами прижались к затылку, и я мгновенно слетел с Главного Компьютера в невероятном психическом вздрыче, граничащем с потерей сознания…

– Что происходит, Мартын?!.. – в полный голос нервно крикнул Мастер, наверное, тоже почуяв чтото неладное.

И тогда я в ответ, изо всех своих Шелдрейсовских сил, заорал благим матом:

– Стоп!!! Стоп!.. Лево руля!!!