– Но эти двое обменивались между собой отнюдь не любезностями…
– Вражда тоже должна найти себе выход… И потом, я же не сказал, что парижане стали святыми!
В конце Большого моста высилась мрачная и неприветливая крепость, древняя и суровая, именовалась она Шатле и служила одновременно и жилищем прево, и тюрьмой. Пожалуй, Шатле была единственным темным зданием в этом светлом и праздничном городе, где все вокруг или строилось, или казалось только что построенным. А вот и еще одна крепость. Охраняя левый берег Сены, высоченный донжон с тремя рядами крепостных стен с боевыми башнями выглядел очень грозно, зубцы его, казалось, ощерились против самого неба.
– Лувр! – сообщил командор. – Филипп Август – да, да, снова он – хотел с помощью этой крепости защитить Париж от англичан, которые владеют землями в Нормандии, а она не так уж далеко от Парижа. Теперь вы видите, что короли у нас – не какие-нибудь мелкие сеньоры!
Миновав мост и мельницы, работавшие с оглушительным шумом, путешественники оказались в самой оживленной части города. Здесь теснились вперемежку особняки, домишки, мастерские и лавки, не говоря уж о большом рынке, который прозвали Чревом Парижа. Повернув направо, шестеро всадников выехали на Гревскую площадь, где совершались публичные казни и куда выходил фасад красивого здания, известного под названием Бюргерский зал – в нем располагалась гильдия самых богатых купцов, присвоивших себе право перевозить товары по Сене, Уазе, Марне и Йонне. За ним виднелась церковь Святого Жерве и больница Святого Анастасия, где монахи-августинцы лечили неимущих. Неподалеку от больницы располагалось и подворье тамплиеров – высокий дом на берегу Сены[5]. Рено оглядел его с неподдельным изумлением.
– Неужели здесь располагаются рыцари-храмовники? Оно куда меньше, чем ваш монастырь, мессир.
– Поэтому в ближайшее время у нас будет другая, гораздо более просторная обитель. Четыре года назад орден купил неподалеку отсюда приличный кусок земли, где чего только не было: и болота, и пески, и непролазный лес, но за это время его обработали и подготовили для строительства. Вскоре мы там возведем красивый замок с крепкими стенами, башнями и могучим донжоном, где сокровища ордена будут в большей безопасности, чем сейчас. Парижане – народ горячий, тут может всякое случиться. Замок будет достойным местом для главного монастыря тамплиеров во Франции. А пока нам довольно и этого.
Ненасытно любопытный Рено очень хотел бы узнать, что имел в виду брат Адам, говоря о сокровищах ордена, – его богатства или святыни, привезенные из Святой земли? Но он вовремя удержался, почувствовав, что ему все равно не ответят. К тому же брат Адам привлек его внимание к новехонькому, вернее, даже еще недостроенному особняку, что красовался рядом с больницей Святого Анастасия:
– Обратите внимание – парижское жилище барона де Куси. Вы там будете завтра, если все сложится удачно.
– Иными словами, если он примет меня на службу? А… если не примет?
– Я буду крайне удивлен.
Молодой человек немного успокоился. Королевская столица заворожила его, и он очень хотел бы здесь остаться. Очаровали его не роскошь, не богатство, а жизнь, которая кипела вокруг. Закружиться в этом водовороте было бы… было бы… так захватывающе! Да, именно захватывающе, он нашел правильное слово!
Удивительно ли, что в эту ночь Рено не сомкнул глаз, лежа в келье обители тамплиеров, где сто лет тому назад Томас Беккет обрел убежище, спасаясь от гнева английского короля Генриха II? Рено размышлял. В случае, если барон де Куси откажется принять его на службу, он не видел для себя иного выхода, кроме вступления в ряды ордена тамплиеров, – но этого ему не слишком-то хотелось после того, как он встретился с Парижем. А что, если странный император, о котором рассказывал брат Адам, уже приехал в столицу? И, может быть, можно поступить на службу к нему? Но если Бодуэн и в самом деле так беден, то вряд ли у него возникнет желание отягощать себя каким-то там дальним родственником. А оказаться нищим в свите нищих? Нет, такое будущее тоже сулило мало хорошего…
Чего только не передумал Рено за долгую ночь. И немного угомонился только тогда, когда вспомнил, что пока еще с ним рядом брат Адам, а он не из тех, кто способен бросить его на произвол судьбы. Судя по обращению, брат Адам пользовался большим уважением в ордене. Интересно, его просто уважают или он обладает большой властью? В парижской обители брата Адама встретили так, словно сам великий магистр прибыл из Иерусалима во Францию, и Рено сообразил, что для подобного почета только лишь почтенного возраста маловато.
На следующее утро после мессы Рено с колотящимся сердцем вошел следом за братом Адамом в парадные ворота особняка барона де Куси. К особняку вела яблоневая аллея, и Рено, шагая по ней и любуясь прекрасным зданием, забыл о своем волнении. Выстроенный из прекрасного белого камня, украшенный розетками над окнами, особняк мог быть дворцом какого-нибудь принца. Под стать внешнему виду было и внутреннее убранство особняка – настенные ковры, резная мебель из темного дуба, горки с великолепной серебряной посудой и хрустальными кубками, оправленными в золото. Плоские шелковые и бархатные подушки покрывали табуреты, выстроившиеся по обе стороны от камина, украшенного гербом де Куси, а в камине пламенели ароматные смолистые дрова из сосны и бука. Красивые черное-красные плитки пола были посыпаны сухой травой. На небольшом возвышении стояла кафедра из черного дерева под балдахином, а рядом с ней стол, покрытый пурпуровым бархатом, за столом сидел и что-то писал богато одетый мужчина. Зрелище удивительное! Родовитые сеньоры брезговали обычно пользоваться пером и чернилами, поручая это дело писцам. Но на этот раз писарь при виде гостей отложил перо в сторону и направился им навстречу, раскрыв объятия:
– Брат Адам! Какая радость принимать вас у себя, радость, которая выпадает мне так редко! Мы так давно с вами не виделись!
– В мои годы не путешествуют, барон Рауль. А время течет так быстро! – отвечал командор, усаживаясь в кресло, к которому подвел его хозяин. Рено скромно остался стоять за спинкой кресла. И воспользовался своим положением, чтобы как следует рассмотреть того, кому скоро ему предстоит служить.
Барон был невысок, худощав, хорошо сложен; его красивое лицо отметили несколько выразительных морщинок, говоривших о натуре страстной и впечатлительной. На вид ему было лет тридцать. В то время как брат Адам рекомендовал своего юного спутника, темные глаза барона внимательно рассматривали Рено и стали еще внимательнее после того, как барон услышал его «родословную».