Но одно здание выделялось даже в этом величественном районе. Не самое высокое, не самое большое, не самое новое и не самое красивое. Оно привлекало внимание необычным, странным решением. Огромное основание, поднимающееся над землей на двадцать четыре уровня, держало на себе колоссальную пирамиду, вершина которой достигала высоты иных небоскребов. Гладкую, черную пирамиду: к ней не подходили эстакады, а вертолетные площадки, в случае необходимости, выдвигались из здания, принимали машины и сразу же втягивали их внутрь. «Пирамидом» — штаб-квартира московского филиала всесильной СБА. Это здание манило взгляды и пугало, вызывало любопытство и страх, уважение и ужас. «Пирамидом» не возвышался над Сити, но знал все, что в нем происходит, не правил, а служил. Его машинисты защищали внутреннюю сеть Москвы, а безы наводили порядок на улицах: в гранях темной пирамиды отражалась вся жизнь Анклава. И пусть действия СБА жестко регламентировались Положением, ее полномочия все равно были столь широки, что мало кто из граждан желал оказаться в «Пирамидоме». Тем более, в положении долгожданного гостя.
Шэнхун не знал, кого из собеседников следует бояться больше. Оба вызывали у него неподдельный страх, хотя и не были похожи друг на друга.
Невысокий худой мужчина расположился на стуле, поставив его спинкой вперед и опустив подбородок на кулаки. На вид ему было не меньше шестидесяти, но во времена наномедицины и кудесников из Мутабор можно легко ошибиться с возрастом лет на тридцать, а то и сорок. Черный костюм, темная спортивная рубашка, не предполагающая наличия галстука, черные, начищенные до блеска туфли и черные кожаные перчатки — даже этого описания вполне достаточно, чтобы понять, кто сидел напротив пленника. Максимилиан Кауфман, директор московского филиала СБА. Мертвый. По общему мнению, самый безжалостный и жестокий обитатель Анклава.
Кауфман молчал, внимательно наблюдая за происходящим и предоставив действовать помощнику, обходительному молодому человеку не старше тридцати лет. О нем Шэнхун не знал ничего, но уже успел выучить странное русское имя: Мишенька.
— Вам удобно? — вежливо спросил молодой. Вопрос прозвучал с вкрадчивой доброжелательностью, но серые глаза, прячущиеся за квадратными стеклами стильных очков, остались равнодушными. Глаза не врали: Мишеньке было глубоко безразлично, насколько приятно полностью обнаженному Шэнхуну сидеть в холодном металлическом кресле.
— Вам удобно?
Не дождавшись ответа и на этот раз, молодой человек вздохнул и намекнул пленному, что предпочитает диалог, а не монолог: Шэнхун почувствовал, что металлическое сиденье стало стремительно нагреваться.
— Мне удобно! — проорал китаец.
— Очень хорошо.
Температура сиденья вернулась в норму. Мертвый достал из кармана пиджака запищавший коммуникатор.
— Да? Пришлите отчет, я почитаю. Нет, сейчас я занят.
«Слухи не врали, — машинально отметил Шэнхун: директор СБА действительно не вживил себе „балалайку“, продолжая пользоваться устаревшим коммуникатором. — Очень странно…»
Отвлекшись на Макса, китаец не заметил, что Мишенька принялся монотонно зачитывать какой-то текст:
— … майор военной разведки. Вы работаете в отделе полковника Тао шесть лет и принимали участие во всех его операциях. Два года назад, во время вечеринки по поводу присвоения вам звания майора, Тао назвал вас лучшим сотрудником. Вашей жене двадцать четыре года, сыну пять лет…
Кауфман вернул тонюсенькую пластинку коммуникатора в карман и жестом бесконечно уставшего человека провел рукой от лба, взлохматив редкие, мышиного цвета волосы.
— Мишенька, закругляйся. Наш гость оценил степень твоей информированности.
— От меня откровенности не ждите, — предупредил Шэнхун. — Я не имею права выдавать служебную информацию.
— Собираешься сопротивляться? — безразлично спросил Мертвый.
— Вы знаете правила. — Китаец нашел в себе силы улыбнуться. — Похищения ценных сотрудников случаются, и наша контрразведка предусмотрела этот вариант.
— Мы удалили ампулу с цианидом, которой была оснащена ваша «балалайка», — сообщил Мишенька. — Да и саму «балалайку» удалили. Ведь по легенде вы мертвы.
— Ампула далеко не единственный способ сохранения информации, — вздохнул Шэнхун. — Прежде чем прийти на работу к Тао, я провел шесть недель в военном госпитале…
— Где вашу голову модернизировали лучшие врачи Поднебесной, — мягко продолжил Мишенька. — Не беспокойтесь, господин майор, мы прекрасно осведомлены о способах, с помощью которых нейрохирурги и гипнотерапевты надеются защитить секреты Народной республики. Вас, разумеется, уверяли, что гарантия стопроцентная?
— Разумеется. — Шэнхун облизал пересохшие губы. Китайцу не понравилась уверенность этого русского.
— Пропаганда, — легко махнул рукой Мишенька. — Против химического или гипнотического воздействия защита действительно великолепна. Я мог бы накачать вас наркотиками, попробовать копнуть сознание, но добился бы лишь остановки сердца. Вы ведь знаете, что заложенная в вас нейропрограмма самостоятельно оценивает, насколько качественно из вас вытягивают секреты, и в определенный момент отдает приказ умереть?
— Знаю, — спокойно ответил китаец. Он искренне не понимал, почему эта проклятая программа до сих пор не сработала.
— Но заметьте, нейропрограмма не реагирует на боль. Это логично. Вас могут ранить, вы можете получить травму во время катастрофы или стихийного бедствия. Вы можете рассечь палец, отрезая себе кусок хлеба… Согласитесь, глупо программировать самоубийство на боль: никому не интересно терять опытного офицера только потому, что он неумело обращается с ножом или попал под мобиль, переломав пару ребер.
— Меня учили блокировать болевые ощущения, — хрипло произнес Шэнхун.
— Конечно, учили, — рассмеялся Мертвый. Судя по всему, директора московского филиала СБА увлек разговор. — Но знаете, майор, при определенном подходе слетают даже повторяющиеся гипноблоки взаимной поддержки. Мишенька, сколько лет ты учился?
— Восемь, доктор Кауфман, — с легким поклоном ответил молодой человек.
И отошел чуть в сторону, чтобы не заслонять пленника от Макса.
— Восемь лет после получения базового образования в Университете, — с искренним уважением произнес Мертвый. — Ты разведчик, майор, и должен понимать, что хороший дознаватель — это не профессия, это уникум. Хороший дознаватель вытянет информацию даже из камня. Найдет нужный подход. Мишенька, чему ты учился?
— Классическая медицина, гипнотическая терапия, биохимия, психология, история…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});