— Управление — это Эдмонтон — дало нам знать, что вы не появитесь раньше, чем через четыре дня. Мы уж никак не ждали вас всего через четыре часа, — Рейнольдс с любопытством посмотрел в глаза Демотту поверх стакана с новой порцией виски. — Боюсь, нам мало, что о вас известно.
— Справедливо. Мы знаем о вас еще меньше.
— Не нефтяники, значит?
— Конечно, нефтяники, но бурильщики. Мы не знакомы с шахтной добычей.
— Служба безопасности — ваша постоянная работа?
— Совершенно верно.
— Тогда бесполезно спрашивать, что вы делали на Норт-Слоуп?
— Опять в точку.
— Сколько вы там пробыли?
— Два часа.
— Два часа! Вы хотите сказать, что залатали прорехи в системе безопасности за два часа?
— Да ничего мы не латали. Мы уехали.
— Позволено будет спросить, почему?
— Начальник производства был, скажем так, несговорчив.
— Вечно я со своим любопытством.
— А что такое?
— Я здесь являюсь начальником производства. Но намек понял.
— Да никаких намеков. Вы задали вопрос, я на него ответил, — сказал Демотт дружески.
— И вы решили просто уйти….
— У нас полно заказов по всему миру, мы не тратим время на тех, кто не хочет сам себе помочь. Не будем переворачивать все с ног на голову, джентльмены: ваша кампания ожидает, что это мы с Маккензи будем задавать вопросы, а вы отвечать на них. Когда была получена угроза?
— Сегодня в десять утра, — сказал Шур.
— У вас она с собой?
— Не совсем так. Она пришла по телефону.
— Откуда?
— Анкоридж. Международный звонок.
— Кто принял сообщение?
— Я. Билл был со мной рядом и тоже слушал. Звонивший дважды повторил свое сообщение. Он слово в слово сказал следующее: «Я вынужден информировать вас, что „Санмобиль“ в ближайшем будущем ожидают небольшие перебои в добыче нефти. Хочу успокоить вас: совершенно незначительные, только, чтобы убедить вас, что мы можем прекратить поток нефти, где и когда пожелаем». Это все.
— Никаких требований?
— Абсолютно никаких, что удивительно.
— Не сомневайтесь. Требования придут вместе с большой угрозой. Вы бы могли распознать этот голос, если бы услышали снова?
— Узнал бы я голоса миллиона других канадцев, которые говорят точно также как этот? Вы полагаете, что угроза является реальной?
— Да. Нам свойственно серьезно относиться к подобным вещам. Какова охрана завода?
— Ну, для нормальных условий, она вполне достаточная.
— Условия обещают быть слегка ненормальными. Сколько бойцов?
— Двадцать четыре, под началом Терри Бринкмана. Он свое дело знает.
— Не имею ни малейших сомнений. Есть сторожевые собаки?
— Ни единой. Обыкновенные полицейские собаки: овчарки, доберманы, боксеры, не могут выжить в этих экстремальных условиях. Лайки, конечно, могут, но сторожа они никудышные, больше интересуются друг другом, чем нарушителями.
— Электрозащита ограждения?
Шур закатил глаза и стал выглядеть обреченно.
— Вы сходу хотите дать козырную карту защитникам окружающей среды. Почему, если самый захудалый старый волк опалит свою шелудивую шкуру…
— Понятно. Полагаю, бессмысленно спрашивать об электронных пучках, сенсорных устройствах и тому подобном?
— Бессмысленно — верное слово.
— Как велика территория завода? — спросил Маккензи.
— Около восьми тысяч акров, — сказал Рейнольдс несчастным голосом.
— Восемь тысяч акров, — мрачно повторил Маккензи. — Какой периметр они дают?
— Четырнадцать миль.
— Да, таки мы имеем здесь проблему, — сказал Маккензи. — Я полагаю, ваша система охраны делится на две составляющих: охрана основных сооружений и охрана периметра, чтобы предотвращать вторжение посторонних.
— Охранники работают в три смены, в каждой смене по восемь человек.
— Восемь человек, без всяких вспомогательных средств, для охраны самого завода и патрулирования периметра в четырнадцать миль в темноте зимней ночи.
— Завод работает круглосуточно, и территория ярко освещена днем и ночью, — сделал попытку защититься Шур.
— Но не периметр. Туда хоть на автобусе, хоть на джипе можно въехать, да что без толку перечислять. Сказано, мы имеем проблему.
— И не только эту, — сказал Демотт. — Самая яркая иллюминация не поможет ни в малой степени. Не поможет, если в каждой смене сотни рабочих и таких смен три.
— Что вы имеете в виду?
— Подрывные элементы.
— Подрывные элементы! Среди рабочих не канадцев меньше двух процентов.
— Что, канадские преступники отменены королевским указом? Когда вы нанимаете людей, вы проверяете их прошлое?
— Ну, конечно, допросов не проводим и на детекторе лжи не проверяем. Если это делать, никогда никого не нанять. Нас интересует квалификация, рекомендации, опыт работы и нет ли истории криминальной активности.
— Это маловажно. Действительно опытный преступник никогда не имеет криминального досье. — Демотт, выглядел, как человек, который собирался вздохнуть, взорваться, выругаться и все бросить, но передумал.
— Теперь уже поздно. Завтра мистер Маккензи и я хотели бы поговорить с вашим Терри Бринкманом и осмотреть завод.
— Если мы будем здесь с машиной около десяти…
— А что, если это будет часов в семь? Да, семь будет нормально.
Демотт и Маккензи проводили взглядом двух уходивших мужчин, потом посмотрели друг на друга, осушили стаканы и подозвали бармена, затем стали смотреть в окно отеля «Питер Понд», названного в честь первого белого, увидевшего битумоносные пески.
Понд спустился на каноэ вниз по реке Атабаске почти двести лет назад. По-видимому, его самого не очень заинтересовали пески, но десятью годами позднее, более известный исследователь, Александр Маккензи, был заинтригован клейким веществом, сочащимся в выходах породы высоко над рекой. Он писал: «Битум находится в жидком состоянии и, смешанный с резиной или смолой ели, служит для заклеивания индейских каноэ. При нагревании пахнет подобно морскому углю».
Словам «морской уголь» не придавалось значения больше ста лет; никто не понял, что исследователь восемнадцатого века наткнулся на один из крупнейших в мире резервуаров ископаемого топлива. Но не наткнись они, и не было бы здесь сегодня ни отеля «Питер Понд», ни города за его окнами.
Даже еще в середине шестидесятых форт Мак-Муррей был ничем иным, как маленьким примитивным пограничным постом с населением, насчитывающим тысячу триста человек, и улицами покрытыми пылью, грязью или снежной кашей, в зависимости от погоды. Теперь, оставаясь по-прежнему пограничным городом, он стал совсем иным. Храня прошлое, но, заглядывая в будущее, он стал некой миниатюрой города, испытывающего бум, и в терминах увеличения населения, самым стремительно растущим в Канаде. Где четыре года назад было тринадцать сотен жителей, теперь было тринадцать тысяч. Построены школы, отели, банки, больницы, церкви, супермаркеты и, главное, сотни домов. И чудо из чудес: замощены улицы. То, что выглядит чудом, объясняется тем, и только тем, что форт Мак-Муррей находится в самом сердце битумоносных песков Атабаски, крупнейшего месторождения в мире.