Из-за того, что он полагался на электрические импульсы, меняя форму, любой электрический разряд мог вызвать нежелательную трансформацию. Вот почему его род избегал периода времени после Бенджамина Франклина[2], так называемого сатаны его рода.
Но закон требовал защищать свою пару. Любой ценой. Века войны привели к тому, что аркадианская ветвь Дракосов почти вымерла. И, учитывая то, что Себастьян выслеживал и убивал злобных Дракосов — животных, их род сделает своей целью найти и убить Чэннон, лишь узнав о ее существовании. Она погибнет по его вине.
Если она умрет, он никогда не сможет вновь образовать пару.
— Пара, проклятье, — пробурчал он, подняв глаза к ясной, полной луне. — Черт бы вас побрал, мойры. О чем вы только думали?
Связывать человека с аркадианцем было жестоко. Это случалось очень редко, так редко, что Себастьян даже никогда не задумывался о такой вероятности.
Так почему это должно было случиться именно сейчас?
Оставь ее. Он должен был бы. Но, в таком случае, он упустит единственную возможность создать семью. В отличие от человеческих мужчин, ему давался только один шанс. Если у него не получится заявить свои права на Чэннон, он проведет остаток своей исключительно долгой жизни в одиночестве. В полном одиночестве. Он никогда не сможет вновь увлечься женщиной. Он будет обречен на целибат. Черт бы все это побрал.
Выбора не было. По истечении трех недель метка на ее человеческой руке сойдет, и Чэннон забудет о ее существовании. Его отметина останется навсегда, и он будет скорбеть о девушке всю оставшуюся жизнь. Даже, если он вернется потом, будет слишком поздно. С исчезновением метки — испарялись и его шансы. Это была ситуация, о которой говорят — «сейчас или никогда».
Не упоминая уже о том «незначительном» факте, что в течение этих трех недель Чэннон будет магнитом для катагарианских Дракосов, желающих его смерти.
Веками он и животные — Катагария играли в смертельные «кошки мышки». Те часто прибегали к использованию ментальной разведки, так же как и он. Их метафизический локатор легко уловит его метку на теле Чэннон и выведет их к девушке. И если один из них найдет его пару одну, без защитника… Он постарался отогнать эту мысль.
Нет, он должен был защитить ее. Это единственное, что он действительно должен был сделать.
Закрыв глаза, Себастьян превратился в дракона и полетел к отелю Чэннон, где вновь сменил форму и зашел в ее комнату уже человеком. Он собирался нарушить все известные законы.
Мужчина горько рассмеялся. Для него это было не в новинку. И какое ему вообще до этого дело? Его люди изгнали его давным давно. Он был для них мертв. Почему он должен подчиняться их законам? Они его не волновали. Ему было плевать на все. На всех.
И все же, когда Себастьян увидел Чэннон, спящую в лунном свете, с ним случилось нечто невероятное. Чувство обладания ею прошло сквозь него. Она была его парой. Его единственным спасением, по каким бы извращенным причинам не связали их мойры. Оставлять здесь Чэннон без защиты было неправильно. Она не имела ни малейшего представления о врагах, готовых на все, чтобы достать его, врагах, которые без колебаний причинят ей боль, просто потому, что она принадлежит ему.
Себастьян прилег рядом и заключил ее в объятия. Она пробормотала что-то во сне и прижалась к нему. Сердце мужчины заколотилось от ощущения ее дыхания на шее. Он опустил взгляд на ее правую ладонь, прижатую щекой, несущую на себе такую же метку, как и его левая рука. Он вечность ожидал ее появления. После всех этих веков опустошающего одиночества, мог ли он осмелиться, хотя бы помечтать о доме? О семье? С другой стороны, смел ли он этого не сделать?
Чэннон, — нежно прошептал он, — пытаясь разбудить ее. — Я должен кое-что у тебя спросить.
— Хмм? — промурчала она во сне.
— Я не могу перенести тебя из твоего времени без твоего согласия. Мне нужно, чтобы ты отправилась со мной. Ты согласна?
Она моргнула, открывая глаза и, хмурясь спросонья, поглядела на него.
— Куда ты собираешься меня взять?
— Я хочу, чтобы ты отправилась ко мне домой.
Она улыбнулась, словно ангел и вздохнула.
— Конечно.
Себастьян сжал руки вокруг нее, когда девушка опять заснула. Она сказала да. Его затопила радость. Может быть он, наконец, искупил свои грехи. Может на этот раз, у него будет возможность получить временную отсрочку от мучений прошлого.
Прижимая Чэннон к себе, Себастьян пристально вглядывался в окно, ожидая первых рассветных лучей, чтобы перенестись из ее действительности, в мир, лежащий за границами самых диких ее фантазий.
Чэннон почувствовала странное подергивание в животе, переходящее в ужасную тошноту. Что за чертовщина?
Она открыла глаза и увидела Себастьяна, смотрящего на нее. На нем была интригующая маска из черных и красных перьев, еще сильнее выделяющая золото его глаз. Покрывая лишь его лоб и левую часть лица с татуировкой, она напомнила ей о Призраке Оперы. Она никогда не считала маски сексуальными, но на нем, м-м-м, детка. Он был одет в еще более возбуждающие доспехи черной кожи поверх кольчужной рубашки — кожаные доспехи, покрытые серебряными кольцами и заклепками, через которые сверху донизу проходила шнуровка. Концы ее были не стянуты, оставляя соблазнительную щель, сквозь которую проглядывала его загорелая кожа. Ням-ням.
Улыбаясь, она собралась что-то сказать, пока не поняла, что сидит на спине коня. Очень, очень большого коня. Что еще интереснее, она была одета в темно-зеленое платье с широкими рукавами, струящееся вокруг нее как наряд сказочной принцессы.
— Отлично, — выдохнула она, проводя рукой по замысловатой золотой вышивке на рукаве. — Это сон. Я согласна на сон, где я буду спящей принцессой или что-нибудь еще в этом роде.
— Это не сон, — сказал он тихо.
Чэннон нервно рассмеялась, приподнимаясь на его колене и оглядываясь вокруг. Солнце было высоко, как если бы день был в самом разгаре, и они ехали по старой проселочной дороге, которая вела прямо к густому выглядевшему доисторическим лесу.
Что-то было не так. Она чувствовала это сердцем и видела по его напряженному телу и осторожному взгляду. Он что-то скрывал.
— Где мы?
— «Где», — медленно сказал он, избегая встречаться с ней глазами, — и близко не так интересно, как «когда».
— Прости?
Она увидела эмоции, промелькнувшие в его глазах, и самой странной из них была мимолетная паника, как будто ответ на ее вопрос заставлял его нервничать.
— Ты помнишь, прошлой ночью я попросил разрешения взять тебя домой, и ты сказала «конечно»?