Читать интересную книгу Еретик - Бернард Корнуэлл

— Не бери с собой этого шотландца, — сказал граф.

— Почему, милорд? Он мой друг.

— Он чертов шотландец, а я им не доверяю. Все они, чтоб им пусто было, ворье и обманщики. Хуже чертовых французов. Чей он пленник?

— Лорда Аутуэйта.

— И Аутуэйт отпустил его болтаться с тобой по всему свету? Странно! Знаешь что, отправляй-ка ты своего шотландского приятеля обратно к Аутуэйту, и пусть он там плесневеет, пока его семья не соберет выкуп. Я не желаю, чтобы какой-то чертов шотландец утащил Грааль из-под носа у Англии. Понятно?

— Да, милорд.

— Молодец! — сказал граф и похлопал Томаса по спине. — А теперь иди и здравствуй!

Вернее было бы сказать: «Иди и умри!» Отправляйся, дурачок, сам не знаю куда и зачем! Томас не верил в существование Грааля. Ему очень хотелось, чтобы Грааль существовал, хотелось верить тому, что говорил отец, да только отец временами впадал в безумие, а иной раз мог и подшутить. Однако Томас имел собственную цель, он хотел стать командиром лучников не хуже Уилла Скита. Лучником, вот кем! А дурацкое поручение давало ему возможность приблизить свою мечту, собрав под своим началом отряд. Итак, он отправляется на поиски Грааля, а там посмотрим!

Он направился в английский лагерь, нашел место, где стояли лучники, и ударил в барабан сбор. Для всех настанет мир, а Томас соберет людей, чтобы отправиться на войну.

Часть первая

ЧЕРТОВА КУКЛА

Граф Бера был набожный и ученый шестидесятипятилетний старик. Он любил повторять, что вот уже сорок лет безвыходно живет в своих владениях. Главной твердыней графства был могучий замок Бера, стоявший на известняковом холме над одноименным городком, обтекаемым почти со всех сторон излучиной реки, которая и делала земли Бера столь плодородными. Здесь в изобилии произрастали оливки, виноград, груши, сливы, ячмень и женщины. Граф любил все это. Он был женат уже в пятый раз, каждая новая жена была моложе предыдущей, но ни одна так и не одарила его ребенком. Более того, он не произвел даже незаконнорожденного потомства от служанок, хотя, Господь свидетель, отнюдь не по недостатку рвения и старания.

Отсутствие детей граф воспринимал как Господню кару, а потому на старости лет окружил себя священниками. В городке имелся собор и восемнадцать церквей, с полным причтом из епископа, каноников и целой оравы священников, не говоря уж о доминиканской обители у восточных ворот. Граф одарил город двумя новыми церквями и выстроил на западном холме, за рекой и виноградниками, женский монастырь. У себя в замке он держал капеллана и за большие деньги приобрел пучочек соломы, устилавшей ясли новорожденного младенца Иисуса. Граф заказал для соломы хрустальный ларец в золотой оправе, украшенный самоцветами, поместил дарохранительницу на алтарь замковой часовни и молился перед ней каждый день, но не помог даже этот святой талисман. Его пятой жене было семнадцать лет, она была пухленькая и свежая, но такая же бесплодная, как и прежние.

Поначалу граф заподозрил, что его надули с приобретением этой священной соломы, однако графский капеллан клятвенно заверил его, что реликвия прислана из самого папского дворца в Авиньоне, и предъявил скрепленное собственноручной подписью Его Святейшества свидетельство, что солома сия воистину служила постелью младенцу Иисусу. Тогда граф показал свою жену четырем именитым докторам, все четыре светила пришли к заключению, что урина ее прозрачна, телесное устройство и потребности — здоровые. После этого граф решил прибегнуть к собственным познаниям. У Гиппократа он вычитал, что на способность к зачатию благоприятно влияют соответствующие картины, и велел украсить спальню жены изображениями Богоматери с младенцем. Супруги ели красные бобы, постоянно держали свои покои в тепле, но ничто не помогало. При этом граф точно знал, что его вины тут нет. Он сам посадил в двух горшочках ячмень, поливал один мочой новой жены, а другой — своей собственной, и семена в обоих горшочках взошли. По словам лекарей, это означало, что ни граф, ни графиня не бесплодны.

Из этого, как догадался граф, следовало, что на нем лежит проклятие. Поэтому он еще ревностнее обратился к религии, сознавая, что времени у него в запасе уже немного. Ведь, как писал Аристотель, возраст в семьдесят лет кладет предел мужской способности, и графу, дабы совершить вожделенное чудо, осталось всего пять лет. Он усердно молился, и вот, еще сам не зная о том, дождался наконец, что в одно осеннее утро молитвы его были услышаны.

Из Парижа прибыли четверо церковнослужителей. Три священника и один монах приехали в Бера с письмом от Луи Бессьера, кардинала и архиепископа Ливорнского, папского легата при дворе Франции. Его смиренное и почтительное послание содержало скрытую угрозу. Папский наместник просил допустить брата Жерома, молодого и весьма ученого монаха, к архивам Бера.

«Нам хорошо известно, — писал кардинал-архиепископ на изысканной латыни, — что тебе присуща великая любовь ко всяким манускриптам, и языческим и христианским, и потому прошу тебя, ради любви Христовой и во имя грядущего Его царства, позволить нашему брату Жерому изучить твои документы».

Казалось бы, в этом не было ничего плохого. Граф Бера действительно обладал самой богатой библиотекой и самым большим собранием манускриптов во всей Гаскони, если не во всем христианском мире, однако в письме не уточнялось, почему кардинал-архиепископ настолько заинтересовался хранящимися в замке бумагами. А упоминание о языческих текстах и вовсе означало угрозу. Кардинал-архиепископ намекал, что в случае отказа спустит на Бера «псов господних» — доминиканцев и инквизиторов, а те мигом докажут, что языческие сочинения способствуют распространению ереси. Начнутся судебные процессы, запылают костры, и хотя самого графа никто, разумеется, не тронет, но ради спасения души ему придется покупать индульгенции. На деньги церковь была ненасытна, а всем было известно, что граф Бера очень богат. Поэтому графу вовсе не хотелось ссориться с кардиналом-архиепископом, однако ему было чрезвычайно любопытно узнать, с какой стати его высокопреосвященство вдруг заинтересовался архивами графства.

Вот почему граф призвал отца Рубера, священника городской доминиканской обители, в большой зал замка, давно уже не слышавший шума разгульных пиров, ибо все стены в нем были уставлены полками, на которых тихо ветшали старинные манускрипты и переплетенные в промасленную кожу рукописные книги.

Руберу минуло всего тридцать два года. Будучи сыном городского дубильщика, этот молодой человек занял свое нынешнее высокое положение в церкви лишь благодаря покровительству графа.