Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Источники не дают возможности определить, существовал ли на самом деле заговор[24]. Но расправа с несколькими видными представителями знати показала: конфликт на самой вершине власти грозит вновь обернуться открытым противостоянием.
Надо было что-то менять.
Глава 2.
РЕФОРМАТОР
Иван Васильевич вошел в брачный возраст. Источники того времени рисуют его молодым человеком, рано повзрослевшим и еще в юношеские годы вымахавшим с коломенскую версту. Позднее, видимо, он несколько растолстеет. Более поздний источник сообщает о государе в зрелом возрасте следующее: «царь Иван образом нелепым (не отличался красотой), очи имел серы, нос протягновенен и покляп (изогнут), возрастом (ростом) велик был, сухо тело имел, плещи высоки имел, грудь широкую, мышцы толсты». Что же касается внешнего благообразия, то оно, вероятно, было подпорчено дурной привычкой скоро и бурно впадать в ярость, каковую государь приобрел на закате жизни. Когда он был молод, его считали красивым.
В январе 1547 года Иван Васильевич венчался на царство. Царским титулом именовал себя в дипломатических документах его дед, Иван III. Но официальное принятие его было и серьезной реформой, поскольку поднимало московского государя выше всех его западных соседей[25], и серьезным шагом в укреплении позиций лично Ивана IV. Более того, «книжные люди» того времени понимали: на их глазах происходит перенос византийского политического наследия на Русь. В Москве появляется новый «удерживающий», чье место на протяжении века, после падения Константинополя, пустовало. Политика соединялась с христианской мистикой — «удерживающий» или «катехон» предотвращает окончательное падение мира в бездну, к полному развращению и отходу от заповедей. Если нет его, значит, либо должен появиться новый, либо Страшный суд близится, а вместе с ним и конец старого мира. Таким образом, на плечи молодого человека свалился тяжкий, поистине неподъемный груз.
За этим преобразованием видится и мудрость св. Макария, короновавшего молодого монарха, и острый ум князей Глинских. Церемония венчания прошла с большой пышностью в кремлевском Успенском соборе. Через несколько дней государь выехал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь{23}.
В том же году Иван Васильевич женился на Анастасии Захарьиной-Юрьевой, происходившей из древнего боярского рода, который даст впоследствии Московскому государству династию Романовых. Многочисленные источники, в том числе и тексты, исходящие от самого государя, свидетельствуют о глубоком и нежном чувстве, которое испытывал этот человек к своей жене. Обретя любимого человека, государь также нашел сильных союзников в лице богатой и влиятельной семьи Захарьиных-Юрьевых. Нельзя сказать, чтобы свадьба и венчание на царство моментально исправили характер Ивана IV[26]. Но они способствовали этому. Государь до тех пор был юношей у власти — без твердого определения, кто он есть по отношению к своей же аристократии, по каким образцам должна строиться его жизнь, что в ней будет играть роль непреложных законов, а чему уготована судьба маргиналий на полях биографии. Принятие царского титула и женитьба мощно встроили его в социальный механизм Русской цивилизации. Ивану Васильевичу фактически предложили роль на всю жизнь — роль христианского государя, в перспективе — светского главы православного мира, да и главы собственной семьи, человека, стоящего недосягаемо высоко по сравнению со всеми знатными родами страны. Это положение возвышает необыкновенно, и в то же время оно налагает значительные ограничения на монарха, — на его образ жизни и даже на его образ мыслей. На протяжении нескольких лет молодой государь приносил Церкви покаяние за прежнее беспутство[27] и «врастал» в свою роль. В середине 1550-х, по отзывам нескольких независимых источников иностранного происхождения, Иван Васильевич выглядел как человек, идеально ей соответствующий. Один итальянский дипломат оставил весьма привлекательный его портрет: «…Князь и великий император по имени Иван Васильевич имеет от роду 27 лет, красив собою, очень умен и великодушен. За исключительные качества своей души, за любовь к своим подданным и великие дела, совершенные им со славою в короткое время, достоин он встать наряду со всеми другими государями нашего времени, если только не превосходит их… Император руководствуется своими несложными законами, по которым он с величайшей справедливостью царствует и управляет всем государством… Император запросто разговаривает и обращается со всеми; он обедает со всеми вельможами всенародно, но с истинным благородством: с царским величием он соединяет приветливость и человечность».
Укрепиться в этой роли заставил его страшный московский бунт 1547 года. 12 апреля, 20 и 21 апреля в Москве вспыхивали большие пожары. Последний из них приобрел катастрофический масштаб. Рвались пороховые погреба, пылали церкви, падали колокола, были объяты пламенем Пушечный двор, Оружейная палата, Постельная палата, Казенный двор, царская конюшня и добрая половина города… Митрополита Макария попытались спустить из крепостного тайника на веревках к Москве-реке. Но вожжи оборвались, и митрополит, ударившись оземь, чуть не отдал Богу душу. В огне погибло 1700 москвичей. Царь, к счастью, пребывал под городом в селе Воробьеве и не пострадал. Это бедствие, не случавшееся в Москве ни разу на памяти современников, воспринято было как Божья кара за грехи и, в частности, «беззакония». По всей видимости, партия Шуйских попыталась использовать последний шанс на восстановление своего политического лидерства и спровоцировала посадских людей на страшный, бессмысленный, разрушительный мятеж. Этот бунт острием своим был направлен на группировку, поддерживавшую царя, в частности Глинских, которых вовремя пущенные слухи обвиняли в колдовстве и беззакониях.
Летопись рассказывает о мятеже лапидарно, без особых цветов красноречия: «Черные люди града Москвы от великие скорби пожарные восколебашася, яко юроди, и пришедше в град и на площади убиша камением царева великого князя болярина князя Юрья Василиевича Глинскаго и детей боярских многих побиша, и живот княжей розграбиша, рекуще безумием своим, яко «вашим зажиганием дворы наши и животы погореша. Царь… повелел тех людей имати и казнити; они же мнози разбегошася по иным градом»{24}. Иван Васильевич пережил смертный ужас: к нему в Воробьево явилась бунтовская чернь и потребовала выдать главную колдунью княгиню Анну Глинскую, да и ее сына князя Михаила Васильевича Глинского, оставшегося главой рода. Недалеко было и до того, что руки мятежников потянутся и к государеву горлу… Впоследствии царь станет с ужасом вспоминать события 1547 года: «…вниде страх в душу мою и трепет в кости моя, и смирися дух мой, и умилися, и познах свои согрешения»{25} Иван Васильевич получил представление о том, как страшна может быть народная стихия, как дорого может обойтись любой неверный ход монарха.
Страна в ту пору управлялась сложно и пестро. Каждая область имела собственные административные и правовые обычаи. «Церковная область», рассыпанная по всей державе, управлялась по особым законам и правилам. Служилая знать получала в «кормление» доходы от административной деятельности на местах, занимая должности по очереди, на сравнительно короткий срок. Чаще всего на год. Следовательно, эти доходы распределялись неравномерно, — в зависимости от силы и слабости аристократических партий, способных реже/чаще продвинуть на кормление своих людей. А люди, получавшие должности как разновидность жалованья, отличались большими или меньшими способностями к работе, которую им вменялось в обязанности выполнять… Государственное устройство России было отмечено многочисленными следами политической раздробленности, т.е. суверенного положения разных земель, позднее вошедших в состав Московского царства. Военно-служилый класс отлично помнил те времена и ностальгировал по самовластию и независимости удельной старины. Центральное управление не успевало за все нарастающим валом задач, возникающих на колоссальной территории. Ведь размеры страны увеличились в несколько раз по сравнению с началом правления Ивана III!
Не существовало даже единого для всей России пантеона святых…
Административной структуре, правовой сфере и церковному устройству требовались реформы. В 30-х — первой половине 40-х годов преобразованиям уделялось мало внимания. Борьба за власть пожирала творческие силы политической элиты. В активе того периода — лишь денежная реформа Елены Глинской. Ко второй половине 1540-х проблем накопилось выше крыши…
После венчания государя наступает период, благоприятный для реформаторства. У кормила власти стоят все те же аристократические кланы, но среди них нет первенствующей партии. Иными словами, наступило примирение могущественнейших людей России, они договорились между собой о более или менее равномерном распределении власти. Число «думных людей» возросло. Государь уже не являлся мальчишкой, которым нетрудно помыкать, теперь он мог выполнять роль арбитра и влиять на политический курс в желательном для себя направлении; однако совокупной силе нашей аристократии Иван Васильевич мало что может противопоставить[28]. Поэтому внутреннюю политику формулирует в конечном итоге не он. Формальное примирение между ним и его недоброжелателями происходит в 1549 году: царь публично снимает с них вину за прежние злоупотребления. На митрополичьей кафедре стоит человек государственного ума, великого милосердия и обширных знаний — св. Макарий.
- Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века - Ян Хельфант - История / Культурология
- Иван Васильевич – грозный царь всея Руси - Валерий Евгеньевич Шамбаров - История
- Иван Шуйский - Дмитрий Володихин - История
- Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман - История / Публицистика
- Моя Европа - Робин Локкарт - История