— Нечто вроде электромеханического компьютера?
— Электромеханического квантового компьютера. Вы ИИ-луддит? Не любите умную технику?
— Мне не нравится то, что она делает с миром.
— Надеюсь вы, в отличие от… некоторых, не являетесь упёртым копенгагенцем и пенроузианином, а способны хотя бы допустить версию де Бройля — Бома. Что нет никакой раздельности, а есть субквантовый детерминизм.
— Я готов допустить что угодно, — ответил я туманно, но честно.
Для меня и то, и другое звучит набором слов, а потому равноценно в своей непонятности.
— Фактически само место, в котором мы находимся, является прекрасным доказательством того, что квантово-целые системы существуют и квантовый потенциал работает. В общем, наш декогерентор является первым квантовым эффектором, позволяющим разрушать суперпозиции постфактум! Разве не заебись?
— Смотря для чего он это будет делать, — сказал я, — и за чей счёт. Можно?
Я протянул руку и остановил работника, собирающегося закрыть и запереть очередную коробку. Тот жалобно посмотрел на Заебисьмана. Научный директор недовольно пожал плечами, но кивнул. Контролёр отошёл в сторону, и я заглянул внутрь. В металлическом ящике размещён некий механизм, медицинская пробирка с багровой жидкостью и антропоморфная куколка размером с ладонь, отлитая из белого воска. Внутри неё что-то есть, но воск недостаточно прозрачный, чтобы понять, что именно.
— «Любая достаточно продвинутая технология неотличима от магии», — процитировал Заебисьман слегка извиняющимся тоном. — Третий закон Кларка.
— И что, ваше квантовое вуду работает?
— Заработает. Осталось всего несколько дней.
Глава 22. Дамочка Шампусик
— До осеннего праздника всего несколько дней, — сказала блонда, — тебе надо решить с платьем.
— К чёрту платье, — ответила Швабра.
— Роберт, скажите ей!
— Что сказать? — отвлёкся я от подготовки к вечернему открытию.
— Что выпускной бывает раз в жизни. И такое платье попадается раз в жизни. Я попросила его придержать до завтра, и, если его продадут кому-то ещё, я ей не прощу!
— Простишь, не ври, — махнула рукой Швабра.
Она остервенело трёт пол. Подружка сидит на стойке, болтая ногами, Говночел нервно сглатывает, глядя на её коленки.
— Иди, пиво притащи из подсобки, — отправляю я его, пока на девушке юбка не задымилась.
— Ну, как прошло? — спросил я Швабру, когда панк ушёл.
— Без проблем, — ответила она. — У одной дурочки очень удачно случился обморок, и пока доктор её приводил в чувство, я переклеила этикетки.
— Вот, это моя, — девушка достала из кармана рубашки заполненный кровью вакутайнер. — Надо выкинуть куда-нибудь.
— Отдай мне! — попросила блондинка.
— Вот ещё, зачем?
— Я же ведьма! Вылеплю восковую куклу, вложу на место сердца твою кровь, и ты будешь в моей власти!
— И что ты со мной сделаешь?
— Заставлю пойти и купить то платье! Нет, ну правда, как ты не понимаешь?
— Это не моё совершеннолетие, — сказала Швабра тихо. — Это не мой праздник.
— Но платье должно быть твоим! Пойми, это не ради кого-то, а ради тебя. Когда все увидят тебя в этом платье и скажут: «Господи, как мы ошибались!» — не они изменятся, а ты!
— Это просто тряпка. Ничего она не меняет.
— «Просто тряпка» — это то, в чём ты ходишь сейчас! Поверь мне, хорошее платье меняет всё!
— Ты ведь от меня не отстанешь, да?
— Ни за что! — твёрдо заявила блондинка. — Роберт, скажите ей!
— Сколько стоит платье? — спросил я.
Девушка назвала сумму.
— Это совсем не дорого.
— Ну, ещё бы, — фыркнула Швабра, — его же привезли по ошибке, перепутав размер. Уже год не могут продать, потому что второй такой доски без груди и задницы в городе нет. Небось раз пять уже уценили. Если подождать ещё годик, хозяйка магазина отчается, наденет платье на огородное пугало, я его сопру, и ты будешь счастлива.
— Нет, — покачала головой блонда, — оно тебе нужно сейчас. Ты пойдёшь в нём на праздник, и я даже слышать ничего не хочу!
— Вот я бы, — сказал вернувшийся с кегой пива Говночел, — что угодно для тебя сделал, только попроси. Но жаба вредная, рили.
— Наряди его в платье, — сказала Швабра, — раз уж тебе так неймётся. А от меня отстань.
— Ему не пойдёт. И я не отстану. Роберт, ну скажите ей!
— У меня есть компромиссное предложение, — сказал я, — поскольку вы всё равно не можете ничего делать, пока не решите вопрос… Ты уже третий раз этот угол моешь, кстати. В общем, сходите и купите платье. Но договоритесь, что вернёте деньги, если не подойдёт. Раз это такой неликвид, продавщица вряд ли будет против. Принесёшь сюда, примеришь, и я скажу, брать или нет.
— Почему это ты скажешь? — возмутилась Швабра.
— Хочешь, чтобы решил он?
— Я решу, рили! — закивал панк. — Я творческий чел!
— О боже, только не это! Ладно, уговорили, чёрт с вами. Пойдём, пусть все убедятся, что мои мослы ничем не украсишь. Ещё одна порция публичного позора, подумаешь. Мне не впервой.
Убрала ведро со шваброй в подсобку, и они с блондинкой ушли.
— Скажи, чел, — спросил панк, — что с жабой не так?
— В каком смысле?
— Ко мне подходили сегодня…
— Кто?
— Без понятия. Какие-то челики. Трое. Сказали, что наша жаба — это… как его… Уродье?
— Отродье?
— Ну, типа, да. Не, так-то она рили стрёмная, факт, но они чот вообще пургу какую-то гнали.
— Типа чего?
— Ну, что она не человек, а в углу насрано, и не рождалась, а… Вот тут я не понял. Не то её черти принесли, не то Ктулху икрой наметал.
— А хотели-то чего?
— Хотели, чтобы я её… В общем, скрутил и им приволок. И меня, мол, тогда без всякого суда отпустят, и буду я невиноватый. Потому что родители тех говнюков заберут заявы. Сами они типа тронуть жабу пока не могут, потому что не по понятиям, а я не местный, мне можно. И ничего мне за это не будет, потому что она не человек, а это самое уродье.
— Отродье.
— Да, оно, чел. Как ты думаешь, чел, назвиздели или рили так?
— Если насчёт отродья, они ошибаются. А если насчёт суда, то всякое может быть. Но я бы не рассчитывал.
— Да я бы полюбас не стал жабу хватать, чел. Во-первых, западло, во-вторых, укусит ещё. Ядовитая ж тварь. А она точно не это самое? А то я чота сцу.
— Точно.
— Верю, чел. Тебе верю, — вздохнул панк.
— Если ещё придут, зови меня.
— Как скажешь, чел. Не завидую им тогда, чел…
***
— …Коллапс суперпозиций наступает, когда мир классических объектов вмешивается в квантовый мир, разрушая его странную магию. Вселенная — это бесконечный набор вероятностей, поле возможностей, которые существуют все разом и одновременно. Являясь наблюдателем, человек становится декогерентором, разрушающим квантовое волшебство, упрощая его до плоской евклидовой реальности линейного времени и трёхмерного пространства… — вещает телевизор.
— Рюмочку кальвадоса? — спросил я.
— Не откажусь, — ответил Никто. — В силу дисфазности моего состояния я могу пить днём, и никто не упрекнёт меня в этом, потому что не вспомнит.
— Всё имеет свои плюсы и минусы, — заметил я философски, наливая.
— Минусов больше, поверьте. Невозможность вмешаться — чудовищное проклятие, иногда я думаю, что лучше бы они меня убили. Жаль, вы не можете оценить квантовой иронии ситуации: я наблюдаю, но не являюсь Наблюдателем.
— Как такое возможно?
— Согласно теории Эверетта, приборы, производящие измерения, тоже находятся в суперпозиции, но мы этого не видим, потому что каждое измерение создаёт новую Вселенную. Это место имеет топологию «бабочка», но я понял это слишком поздно, поэтому уже семнадцать лет нахожусь в суперпозиции к самому себе. Все, что я делаю, похоже на попытку вытащить себя за волосы из болота. Чем больше прилагаешь усилий, тем быстрее облысеешь, но и только.